Юрий Клименченко - Штурман дальнего плавания

• Название: Штурман дальнего плавания
• Автор: Юрий Клименченко
• Издательство: Лениздат
• Жанр: Морские приключения
• Год: 1983

Роман о становлении характера молодого человека, связавшего свою жизнь с морем, о трудных испытаниях, выпавших на его долю в годы Великой Отечественной войны, когда главный герой вместе со своими товарищами оказался интернированным в одном из фашистских портов, о налаживании мирной жизни.

---

— Замолчи, а не то… — прошипел я, сжимая кулаки.

— А не то что? Убьете или выкинете за борт? — кривлялся Герман.

Женя подошла к нам:

— О чем это вы, мальчики? Не ссорьтесь. Познакомимся. Меня зовут Женя.

Сахотин пожал ей руку.

— Видите, какой сердитый ваш Пер Гюнт. Не разрешил даже пошутить. Надежный защитник.

— Почему вы называете Игоря Пер Гюнтом? Он совсем не похож на него.

— О, это печальная история. Игорь ее сам вам расскажет. Не правда ли? — повернулся ко мне Сахотин.

Я ничего ему не ответил. Настроение испортилось. Женя еще поиграла на рояле, но больше не пела. Скоро она собралась домой. Я пошел ее проводить. Шли молча. Чувствовалось, что между нами возникла какая-то натянутость.

— Свинья этот Сахотин. Правда? — наконец проговорил я, надеясь в душе, что Герман произвел отвратительное впечатление.

— Почему свинья? — с вызовом в голосе отозвалась Женя. — Веселый, остроумный. Здорово он тебя разыграл. А кто это Сольвейг? Твоя знакомая? Ее так зовут?

— Бывшая. Я ее не видел уже несколько месяцев. Раззнакомились навсегда.

— Почему же?

— Это длинная история, Женя. Я ее очень любил… эту девочку.

— А она?

— Она… нет.

— Ты и теперь ее любишь?

— Не знаю. Нет, наверное.

— Ну да! Что-то не верится.

— Правда. Рассказать тебе, как все было?

— Если хочешь…

Мы поднялись на бульвар. Внизу лежал залитый электрическим светом порт. Слышался отдаленный грохот лебедок. Таинственно проплывали в черноте гавани зеленые и красные огоньки портовых буксиров. Пахло ночной фиалкой. Смеялись девушки. Мимо медленно лился поток гуляющих. Мы выбрали дальнюю скамейку. Сели рядом, и я рассказал Жене все. Про Юльку, про свои чувства, про Костю Лютова, про обиды… Мне хотелось говорить. Я волновался. Никому — ни маме, ни Ромке — не сумел бы я рассказать всю историю так, как рассказал ее Жене. Ведь она была девочкой-сверстницей и лучше других могла понять все, что я пережил, думал, чувствовал. Она не перебивала меня. Когда я замолчал, Женя сказала:

— Ты не огорчайся, что потерял эту девочку, Гоша. Она нехорошая. Скажи, ты постоянно помнишь о ней?

— Теперь нет.

— Забудь ее совсем. Твоя Юлька не стоит того, чтобы о ней думать. Пошли, — ласково сказала Женя, беря меня за руку.

Проводив Женю до трамвая, я вернулся на «Товарищ». На палубе, где было отведено место для спортивных упражнений, боксировали. Я подошел и встал в задний ряд болельщиков, наблюдавших за боем.

На импровизированном ринге пританцовывал Сахотин, нанося звонкие удары неуклюжему Ахундову — ученику из бакинской мореходки. Сахотин умел боксировать, но всегда старался выбирать себе противников послабее. В соревнованиях по боксу он никогда не участвовал, зато любил рассказывать о случаях, где его неизменно выручал бокс.

Раздался гонг, и судья закричал:

— Брэк! Победил Сахотин!

Он подошел к Герману, поднял его руку, как это делается на настоящих матчах. Сахотин, самодовольно улыбаясь, начал расшнуровывать перчатки.

— Может быть, кто-нибудь еще хочет провести тренировочный бой на три минуты?

В кругу молчали. Сахотин расправлял плечи. Тогда вдруг неожиданно во мне поднялась злость. Все меня раздражало в худосочной фигуре Сахотина: его улыбка, наглый вид, похлопывание перчатками одна о другую, его глаза, торопливо, с опаской шарящие по стоящим — нет ли противника сильнее, пританцовывание…

В одну минуту он сделался мне ненавистным.

— Что же, нет желающих? — спросил, оглядываясь, Сахотин. И тут мы встретились с ним глазами. Он сразу отвел их, а я почувствовал, что Сахотин боится меня. Он понял, что если я сейчас выйду, то это будет уже не тренировочный, не товарищеский бой…

Я протолкался вперед.

— Давай попробуем, — как можно безразличнее проговорил я, принимаясь раздеваться.

Через минуту мы стояли в стойке друг против друга. Я услышал, как Сахотин процедил:

— Придется причесать тебя немного, мой Пер Гюнт.

Он сжал губы. Гонг! Я ударил его прямым. Герман успел закрыться перчатками. Бой начался. Это был короткий и жестокий бой. Я плохо знал приемы и не умел защищаться. Злость двигала моими кулаками. У меня из носу уже текла кровь, в голове шумело. Но я не чувствовал боли. Я видел только обозленные глаза Сахотина и вкладывал в удары всю свою ярость. За Женю, за Пер Гюнта, за полученные с помощью Сахотина двойки, за испорченные отношения с матерью, — я не знал, за что еще, но я бил его безжалостно, всей душой желая победить.

Он отвечал мне тем же. В тот момент он так же сильно ненавидел меня. Когда наконец я изловчился и ударил Германа в челюсть «крюком справа», прозвучал гонг, но я успел нанести еще один удар — в открытое лицо Сахотина. Он зашатался, опустился на палубу. Ко мне подскочил судья:

— Довольно! Уж больно вы зверски…

Я стаскивал с себя перчатки. Во рту ощущался солоноватый привкус крови. Сахотин сидел на палубе. Окружающие выглядели смущенными. Они тоже почувствовали, что виденный ими бой очень не похож на обычный товарищеский.

Взяв свою одежду, я отправился в кубрик. Мне было плохо. Но, несмотря на такое состояние, я не жалел о том, что схватился с Сахотиным. Пусть знает…

3

Так завязалась моя дружба с Женей.

Сначала каждый свободный день мы проводили втроем. Потом Роман увлекся шахматным турниром на «Товарище» и предоставил Женю исключительно моим заботам. Не могу сказать, чтобы я был очень огорчен этим.

Мы много купались, ездили за город, гуляли. Мне было хорошо с Женей. С ней, как с близким другом, я чувствовал себя непринужденно и просто. Эта хорошая девочка выбрала свой жизненный путь и уверенно шла в будущее. Она жила интересами своей школы, своего класса. Переживала успехи и неудачи товарищей как свои собственные. И я уже живо представлял себе ее соучеников.

Женя восхищалась своим отцом, старым большевиком-подпольщиком, и если она говорила: «Так сказал папа» — это значило, что возражать и спорить с ней бесполезно. Отец для нее был непререкаемым авторитетом.

Круг ее интересов удивлял меня своим разнообразием. Ее интересовали литература и спорт, театр и международная политика, нарядные платья и педагогическая работа, танцы и межпланетные перелеты.

Я сравнивал Женю с Юлькой. Какие разные девочки! Наверное, только теперь стало мне понятно все убожество Юлькиных взглядов, ее жалкое пристрастие к заграничным тряпкам и безумная любовь к развлечениям. Пустота! Как могла мне нравиться Юлька? Ни одной живой, интересной мысли не слышал я от нее.

Что-то цельное, уверенное и независимое было в Жене. И все это сочеталось с удивительной мягкостью и теплотой.

С нею можно было говорить на любую тему. Женя не всегда соглашалась со мной, часто спорила, и это мне тоже очень нравилось. Она имела на все свое собственное мнение.

У меня сразу появилось к ней доверие, и я готов был часами рассказывать ей о своих планах, мечтах, взглядах.

Мне хотелось видеться с нею как можно чаще, но это было невозможно, — увольнение на берег давали редко.

Я долго колебался, но все-таки решился на опасную затею.

Вечером, когда наступала темнота и вахтенный у трапа начинал зажигать фонари, я клал свой бушлат на койку, придав ему форму спящего человека, поднимался на палубу и отыскивал Милейковского.

— Виктор, давай, — говорил я шепотом и отправлялся на бак.

Милейковский уже знал, что ему нужно делать.

У борта «Товарища» стояла двухместная спортивная байдарка. Днем на ней практиканты катались по гавани. Милейковский садился в байдарку, подводил ее к носовой части, откуда я спускался в нее по концу. Несколько ударов веслами, и он высаживал меня на берег.

— Так ровно в двенадцать. Смотри приезжай, — говорил я на прощанье и бежал в город, где у меня уже была назначена встреча с Женей.

Только два человека знали о моих вечерних прогулках — Роман и Милейковский. Роман сразу же восстал против моего плана, а Милейковский с радостью согласился мне помогать, восхищаясь моей смелостью.

— Ты совсем обалдел, Гошка! — говорил Роман. — Ведь надо понимать, чем ты рискуешь. Уход с вахты! Это одно из самых тяжелых нарушений устава. Выгонят тебя с судна. Попомни мое слово. Последствия тебе известны. Не понимаю я тебя.

— Во-первых, не с вахты, а с подвахты. А во-вторых, мне надо на берег. Да, кроме того, никто и не узнает. Только молчи.

— Ты учти, Игорь, что на поддержку в случае какой-нибудь неприятности рассчитывать ты не можешь. Ребята тебя осудят. Мне тоже не нравятся твои «побеги», и защищать тебя я не стану. Помнишь, что говорили о дисциплине на последнем комсомольском собрании? Надо будет мне еще с Женей поговорить…

Я возмутился:

— Если так сделаешь, то это будет подлость с твоей стороны! Кроме того, это последний раз. Больше уходить не буду.