Алана Инош - Дочери Лалады. (Книга 1)

• Название: Дочери Лалады. (Книга 1)
• Автор: Алана Инош
• Жанр: Короткие любовные романы

Это старинный языческий мир, наполненный чудесами, в нём люди живут по законам природы и умеют разговаривать с богами. Реки чисты, леса девственны и дремучи, а между западом и востоком протянулись Белые горы – богатая самоцветами и благословенная богиней Лаладой земля, населённая необыкновенным народом – женщинами-кошками, как их называют жители соседних земель. Рука женщины-кошки умеет и ковать зачарованное оружие, и возводить прекрасные жилища, и исцелять недуги. Быть может, мужчина и хотел бы коснуться этой руки, но в ладонь обитательницы Белых гор на свадебном обряде ложатся только девичьи пальчики – так уж повелось издревле.

---

«Златоцветик мой, счастье моё, – шептала она, расстёгивая пуговицы на одежде жены. – Не печалься, не бери в голову кручины… Я люблю тебя больше жизни, верь мне».

Этой ночью она решила положить конец встречам со Жданой. Сердце в груди рыдало, но глаза княгини оставались сухими, когда она под проливным дождём говорила дрожащей девушке жестокие слова… «Нет, нет! – надрывалось сердце. – Что ты делаешь! Не смей так говорить, обними её, поцелуй и не отпускай никогда… Если ты её оттолкнёшь, ты больше никогда не сможешь гулять по дорожкам прекрасного сада её души и держать в ладонях свет любви, зажжённый Лаладой!»

Лесияра велела ему замолчать и сказала Ждане «прощай». Более страшного слова она не произносила в своей жизни… Но она считала, что поступает правильно. Девушке предстояла свадьба, а княгиня была тверда в решении сохранить верность своей яблоньке.

Она закрылась от Жданы, стараясь загружать себя делами так, чтобы от усталости проваливаться в пустую черноту сна без сновидений, а то иногда и вовсе не спала ночью, бродя по горам кошкой с белым брюхом и спиной цвета спелой ржи. Но однажды до её слуха донёсся знакомый голос, звавший её по имени – как бы издалека, жалобно и горестно. Тут же пошёл дождь, а к Лесияре вернулся человеческий облик. Она узнавала местность – тот самый лес, в котором они со Жданой расстались. Значит, всё-таки уснула… А девушка быстро училась: теперь она не просто проникла в сновидение, а воссоздала последний сон, в котором они виделись. Конечно, она делала всё по наитию: никто её этому, скорее всего, не учил. Возможно, волшебство кольца… Да и жизнь среди дочерей Лалады даром не проходит: с кем поведёшься…

Ждана лежала в мокрой траве у ног княгини, похудевшая и осунувшаяся, со сверкающими глазами и розовыми пятнами лихорадочного румянца на скулах. Дотронувшись до неё, Лесияра едва не обожглась: у девушки был сильнейший жар. Миг – и стена, выстроенная ею вокруг сердца, рухнула. Прижимая Ждану к себе, княгиня истосковавшимися губами блуждала по её горячим векам и лбу, беспорядочно и жадно целуя мокрое от слёз и дождя лицо. С уст были готовы сорваться нежные слова, глупые ласковые прозвища; она чувствовала себя чуть ли не преступницей: стоило отгородиться от Жданы, как та заболела… «Не уберегла её», – казнилась Лесияра. Вместо того, чтобы защищать и заботиться – оттолкнула.

А Ждана, запрокинув мертвенно-голубоватое в блеске молний лицо, просила лишь одного слова. Одного-единственного, которого Лесияра не имела права говорить. Вместо слов она вливала в девушку исцеляющую силу Лалады, прогоняя хворь и этим, по сути, признаваясь в том, о чём так умоляла Ждана. Но та желала услышать. Глупенькая, неужели она сама не знала? Не чувствовала, не догадывалась, не видела? Зачем ей слова, если глаза, губы и объятия Лесияры не говорили – кричали об этом?

Она сказала это слово – на прощание.

В глаза жене было невыносимо больно смотреть, и княгиня на несколько дней отправилась на южные копи – всегда неспокойные из-за набегов степных кочевников, кангелов, с завидным упорством не оставлявших попыток награбить себе сверкающих богатств белогорской земли. Охрана копей раз за разом успешно гоняла горе-грабителей, но те возвращались, не учась на ошибках своих предшественников. В этот раз у них тоже ничего не вышло. Вернувшись домой, Лесияра сразу поспешила к супруге: в груди прохладно щекотало нехорошее предчувствие.

Златоцвета с грустной улыбкой уклонилась от поцелуя.

«Прости… Я заглянула в твой сон. Если любишь её – не отталкивай. Не ты этот свет зажигала, не тебе его и гасить. Это против законов Лалады».

И всё. Ни слёз, ни упрёков, ни крика. Лесияра как стояла, так и осела тающим сугробом – на колени, к ногам жены. Чувствуя, как кровь отливает от лица, она лишь покачала головой.

«Яблонька… Моя единственная. С ней не было ничего, только ты мне нужна. Её больше не будет, – глухо проговорила она. И добавила зачем-то: – Прости меня».

Златоцвета смотрела на неё с бесконечной ласковой печалью.

«Это не тебе решать, будет или нет, – вздохнула она. – Устала я что-то, государыня моя… Хочу лечь пораньше, прости».

«Злата! – Княгиня сжала податливые, прохладные руки, прильнула к ним губами. – Я останусь верной тебе. Мы с тобою – половинки, только я и ты. Третьей здесь не место. Это было лишь наваждение, и оно прошло, милая. Ты – моя яблонька и всегда ею будешь».

В глазах Златоцветы тихо сиял тёплый, вечерний свет.

«Будь лишь верной Лаладе, – сказала она, касаясь пальцами волос княгини. – А теперь позволь мне остаться одной. Утомилась я, хочу лечь».

Таков был её ответ и в следующий раз: «Устала, хочу лечь одна». С печалью в глазах Златоцвета отказывала Лесияре, и та, мучимая чувством вины, не смела настаивать. Ни единого упрёка не слышала она из уст супруги, но и былой близости между ними не стало. Во всём Златоцвета оставалась прежней верной и ласковой подругой, кроме одного – супружеского ложа, хотя княгиня не оскверняла его плотской связью – она даже поцеловала-то Ждану всего один раз наяву. А сны… Считать ли их изменой?

Как бы то ни было, отказываясь разделить с княгиней ложе, Златоцвета не получала больше и омоложения. Не будучи белогорской девой по рождению, она нуждалась в живительной силе Лалады, которой делилась с ней Лесияра, дабы поддерживать её молодость, здоровье и красоту так долго, насколько это возможно. Без такой поддержки природа начала брать своё очень быстро: не прошло и пары месяцев, как в волосах Златоцветы заблестели первые серебряные нити, а возле глаз пролегла мелкая сеточка морщин. После непрерывного пятидесятилетнего лета осень вступала в свои права, навёрстывая упущенное с пугающей скоростью.

«Злата… Зачем ты придумала для меня такую пытку? – с горечью спрашивала Лесияра, сидя на низкой скамеечке у ног жены в её покоях и с тоской пожимая её пальцы. – Да, я виновата перед тобой, но эта казнь слишком жестока. Ты хочешь лишить меня самого дорогого – себя самой? Да, ты знаешь, что для меня больнее всего, и пользуешься этим, чтобы меня наказать…»

Руки Златоцветы грустно и слабо ответили на пожатие, на глазах выступили сверкающие капельки.

«Я не могу, государыня, – прошелестел её ответ. – Я ни в чём тебя не виню, не держу зла и наказать тебя вовсе не стремлюсь. Я просто больше не могу… Мне больно от твоих прикосновений».

Лесияра невольно разжала руки. Ей самой хотелось заплакать, да только слёзы окаменели где-то на полпути к глазам, царапая сердце.

«Лада… Неужели я тебе так опротивела?» – чуть слышным, дрогнувшим голосом проговорила она.

Ресницы Златоцветы устало опустились, ладонь невесомо легла на голову княгини.

«Не опротивела… Нет, не говори так. Просто мне не нужно чужого… того, что не для меня предназначено. Ведь всю эту ласку, все эти прикосновения ты хотела бы отдать ей, а отдаёшь мне. Ты кривишь душой, государыня, и передо мной, и перед самой собой. Не нужно этого делать».

Сцепив зубы, Лесияра еле сдержала бурю, поднявшуюся в душе. Всё внутри клокотало, кипело, ревело, рыдало… Выпусти она этот разрушительный, горький вихрь наружу, от дворца не осталось бы камня на камне.

«Злата, – проговорила она глухо. – Всё, что я хочу отдать, предназначено лишь тебе. Пойми ты это! Я не кривлю душой, я говорю так, как есть. Поверь мне! Хотя… – Княгиня поднялась и прошлась по ковровой дорожке, стараясь унять боль. – Не знаю, вправе ли я просить тебя верить мне. И я сама виновата в этом».

«Не кори себя, – светло и всепрощающе прозвенел голос Златоцветы. – За любовь не просят прощения».

«Да не любовь это была! – раненым зверем взревела Лесияра, с трудом сдерживая в груди взбунтовавшееся дыхание. – Пятьдесят лет я была тебе верна… Видела тебя одну, боготворила лишь тебя! Неужели это ничего не значит? Неужели не понятно, где любовь, а где…»

Княгиня не договорила, увидев, как жена содрогнулась и закрыла глаза от её рыка, прокатившегося по роскошным княжеским покоям, подобно порыву грозового ветра. Подскочив к ней и отбросив ногой скамеечку, она опустилась на колени и снова стиснула руки Златоцветы – просто не могла иначе.

«Яблонька, я оступилась, – хрипло и устало проговорила она. – Если ты считаешь, что за это я должна нести наказание всю оставшуюся жизнь – так тому и быть. Твоё слово – закон для меня. Но умоляю, не отказывайся озарять светом своих глаз мой путь и дальше… Не покидай меня раньше времени».

Улыбка Златоцветы была полна грустной мудрости и любви – смягчающей, как тёплое молоко, почти материнской.