Алана Инош - Дочери Лалады. (Книга 1)

• Название: Дочери Лалады. (Книга 1)
• Автор: Алана Инош
• Жанр: Короткие любовные романы

Это старинный языческий мир, наполненный чудесами, в нём люди живут по законам природы и умеют разговаривать с богами. Реки чисты, леса девственны и дремучи, а между западом и востоком протянулись Белые горы – богатая самоцветами и благословенная богиней Лаладой земля, населённая необыкновенным народом – женщинами-кошками, как их называют жители соседних земель. Рука женщины-кошки умеет и ковать зачарованное оружие, и возводить прекрасные жилища, и исцелять недуги. Быть может, мужчина и хотел бы коснуться этой руки, но в ладонь обитательницы Белых гор на свадебном обряде ложатся только девичьи пальчики – так уж повелось издревле.

---

«Не надо слёз. Все мы происходим от Лалады и к ней же возвращаемся, это вечный круговорот, и горевать тут не о чем. Ведь не плачем же мы, когда сменяются времена года, когда опадают и преют листья, а взамен их на ветках вырастают новые, – сказала она. И добавила, переводя разговор в жизнерадостное русло и заставляя золотой узор на царственном багрянце стен Красной палаты озариться торжественным блеском: – Государыня, а может, ну его, этот обычай?… Дозволь Огнеславе ожениться. Пока я здесь, хотелось бы погулять на её свадьбе».

Кому, как не Лесияре было знать всё о круговороте? Тёплые лучи света Лалады пронизывали всё вокруг, передавая незримый привет от воссоединившихся с нею, но нельзя было уже ни по-настоящему ощутить прикосновения их рук, ни увидеть их улыбку, и от этого в груди невольно разливалась печаль… Из горького чертога которой княгиню вернул ласковый голос Златоцветы:

«Так что же ты скажешь, государыня? Погуляем на свадьбе?»

Глядя в родные глаза, Лесияра не могла ответить отказом. Задавив надрывный крик сердца, она заставила себя улыбнуться. Места переломов ныли все одновременно тоскливой, тупой болью, которая отдавалась даже в зубах.

«Хорошо, пусть приводит свою невесту. Посмотрим, что за пташка».

Что за удивительное место – Белые горы! Гордым, холодным сиянием своих снежных шапок они венчали радость и боль, сплетали воедино тоску и счастье, и Лесияре перед лицом их молчаливой красоты хотелось смеяться, в то время как по щекам катились солёные капли. Преклонив колени на скалистой площадке, княгиня ощущала безмолвную поддержку подёрнутых голубой дымкой вершин, а сосны с елями зелёным войском присягали ей на верность. Умывшись снегом, она закрыла глаза и подставила лицо леденящей ласке ветра.

Восседая на престоле, она с горьковатой нежностью смотрела на влюблённую пару, на коленях просившую благословения, – Огнеславу и её избранницу Зорицу. Поцеловав милую и светлую девушку в лоб, княгиня приложилась губами к изящной и гладкой голове дочери. До звания мастера той оставалось ещё десять лет, и в течение этого времени ей предписывалось жить в доме Твердяны. Став мастером, она могла переселиться с семьёй в собственный.

Одной волшебной летней ночью Лесияра гуляла со Златоцветой в саду. В напоенном цветочным благоуханием воздухе пахло грустной свежестью, шелест листвы прохладно ласкал слух, и что-то прощальное чудилось в каждом дуновении ветра, в птичьих руладах, в запахе трав и призрачном отблеске на западном краю спокойного, чистого небосвода. Златоцвета зябко куталась в надетый внакидку опашень: её всё время знобило. Дохнув на её мраморно-холодные пальцы, Лесияра стала прижимать их поочерёдно к губам, шепча:

«Лада… Лада моя, не покидай меня. Моё сердце без тебя погибнет…»

Сумрак бережно, как любящий друг, скрадывал признаки осени на лице Златоцветы, и оно казалось юным и прекрасным, воскрешая в памяти Лесияры их первые счастливые шаги по совместному пути. С нежной улыбкой супруга проговорила:

«А я спокойна за твоё сердце. Смотри!»

На серебристо мерцающей поверхности маленького пруда, окружённого плакучими ивами, отражались две звезды. Подняв глаза к небу, княгиня увидела их: одна горела выше, вторая – ниже. Поникшие ивовые космы колыхались, вздыхая и шепча: «Ничего не поделаешь, ничего не попишешь…»

«Моё время пришло, государыня, – ласково прошелестел голос Златоцветы. – Над этим не властна ни моя воля, ни твоя. Я не страшусь этого… Не страшись и ты».

Дни плыли, дули ветра, горы молчали, одна из этих звёзд склонялась всё ниже, а свет её становился всё холоднее и тусклее. Глоток за глотком пила княгиня горькое зелье отчаяния: Златоцвета уходила всё дальше по дороге к саду Лалады, и Лесияра была не в силах это изменить. Лишь тень былой ласки проступала в улыбке супруги, и никакая нежность, никакие уговоры не могли пробудить в ней желание вернуться в объятия княгини, устремив свои побуждения в сторону земной жизни. Отчаявшись как-либо на неё повлиять, Лесияра решилась прибегнуть к хитрости и велела однажды вечером подать в покои жены хмельной мёд на ягодах и мяте. Они дружески беседовали, и Златоцвета, глоточками смакуя сладкое питьё, не подозревала, что в её пузатой золотой чарке – сонное зелье. Постепенно её одолела усталость, глаза закрылись, и она сникла на плечо Лесияры… А та только этого и ждала: осторожно подхватив обмякшую, безвольную и бесчувственную супругу, она перенесла её на ложе.

Её не отталкивали признаки старения на теле Златоцветы: княгиня вливала в неё такой мощный поток омолаживающей силы, что кожа разглаживалась и наливалась упругостью прямо под её руками. Немного упорства и жадных, бурных ласк – и вскоре в объятиях Лесияры лежала юная красавица. В размётанных по подушкам косах не было ни одной серебряной нити, розовые соски торчали вверх дерзко и маняще, и княгиня, обхватив грудь Златоцветы рукой, с наслаждением забрала в рот один из них. Пора было переходить к основной части замысла, тем более, что всё нутро Лесияры горело и дрожало натянутой тетивой, а в нижней челюсти, под подбородком, набухал, бился и невыносимо распирал тугой сгусток…

От одного взгляда на пушистый треугольник и розовый бутон под ним она застонала от желания. Изголодавшимся ртом она приникла к мягким горячим «лепесткам» и едва успела проникнуть, как мощная жгучая струя ударила внутрь, а тело Лесияры сотрясла ослепительная волна блаженства. Яркая вспышка – и оно перестало существовать, разлетевшись на тысячи пушинок…

Опустошённая, она долго лежала во власти сладкой истомы, нюхая вымытые в отваре ромашки волосы Златоцветы и облегчённо разминая пальцами у себя под челюстью. Тугая припухлость исчезла: содержимое было во чреве жены. И если всё получилось, то теперь повод жить дальше у Златоцветы появится неоспоримый.

Наутро супруга, поняв, что произошло, заплакала. Отталкивая руки Лесияры и отворачивая залитое слезами лицо, она не желала утешиться.

«Зачем ты… Что ты наделала! – рыдала она. – Это ничего не изменит… То, чему суждено сбыться, нельзя предотвратить…»

Но княгиня верила, что всё изменится. Златоцвета долго не разговаривала с ней и не выходила из своих покоев, но Лесияра не унывала: «Подуется и перестанет», – думала она. Княгиня чувствовала: всё получилось. Как и в первые три раза, она испытывала тревожно-тянущее чувство в низу живота, словно там завёлся живой комочек. Тоска ушла, окрылённая Лесияра не обращала внимания на слёзы и уныние супруги: она была уверена, что та смирится и рано или поздно воспрянет духом.

И вот, Лесияре доложили, что супруга зовёт её. Тотчас оставив все дела, княгиня радостно устремилась в покои Златоцветы. Та сидела в кресле, с подушкой под поясницей, а её рука с тонкими белыми пальцами, бессчётно перецелованными Лесиярой, покоилась на животе.

«Ты звала меня, лада? – проговорила княгиня, присаживаясь на скамеечку у её ног. – Я здесь. Как ты, яблонька моя?»

Златоцвета молчала с печалью в глазах. Прошло два месяца, но признаки увядания пока не возвращались: так крепко княгиня зарядила её силой Лалады. Так и не дождавшись каких-либо слов, правительница женщин-кошек спросила, ласково кивнув на живот жены:

«Ну, что? Есть там кто-то?»

Та чуть заметно кивнула, но без тени радости. Лесияру это не смутило, и она, отняв руку Златоцветы от живота, запечатлела на нём нежнейший поцелуй.

«Ах ты, сердце моё родное! – счастливо засмеялась она. И, щекоча губами пальцы Златоцветы, зашептала: – Прости… Прости, яблонька, что сделала это всё без спросу… Я не могла иначе. Мне не жить без тебя».

Ответом был чуть слышный вздох, грустный, как шорох осеннего ветра.

«Теперь-то ты останешься со мною, – промолвила Лесияра, заглядывая в родные глаза. И вновь не удержалась от смеха: – А куда ж ты денешься?…»

Её ожидания оправдывались: печаль Златоцветы постепенно отступала, лишь затаившись блёстками в уголках глаз, а улыбка, подобно весеннему солнцу, вернулась на её уста. Похоже, материнство совершило с ней чудо, и она вступила на тропинку, ведущую обратно в жизнь. Лесияра не могла нарадоваться, видя, как она понемногу возвращалась, а вместе с ней – и счастье, озаряя всё вокруг жаркими лучами. Веселее зазвучали птичьи голоса, сосны ликующе тянулись в небо, и даже в белоснежном молчании горных вершин слышалась надежда. А когда княгиня, гуляя с женой по саду, приложила руку к уже заметно округлившемуся животу, оттуда почувствовался толчок…

Было решено, что выкармливать дочь будет Златоцвета. Разговоры о саде Лалады она оставила и, казалось, настраивалась на воспитание ребёнка, вернувшего смысл в её жизнь. Как и в предыдущие три раза, Лесияра находилась рядом с женой во время родов, обезболивая схватки и не сводя глаз с её покрытого испариной лица. В окно лился свет весеннего дня, пахло цветущим садом, а княгиня, держа руку на животе Златоцветы, прогоняла чёрно-красное чудовище боли. Повитуха, чернобровая и дородная, чем-то похожая на супругу мастера Твердяны, Крылинку, властно отдавала распоряжения слугам – то принести, это унести, время от времени обращаясь к роженице: