Саттор Турсун - Отец

• Название: Отец
• Автор: Саттор Турсун
• Издательство: Известия
• Жанр: Короткие истории
• Год: 1982

---

— Достань, мать, мне чистую одежду. Съезжу-ка я в Душанбе.

— Что это вам взбрело в голову? На дворе холодина, плюнешь — слюна на лету замерзает, а вы в дорогу…

— Сын твой звонил, просил срочно приехать.

— Никак случилось что? — с беспокойством спросила женщина.

— Не знаю, мать… Ты торопись, а я в кладовку схожу, Неудобно с пустыми руками ехать.

Женщина, оставив корыто, скрылась в комнате, а он, прихватив на кухне корзину, направился в кладовую.

Там в двух ящиках из-под чая хранились в песке осенние яблоки, а под самым потолком, на балке, висели аккуратно подвязанные гроздья винограда. Все это припасалось на всякий случай.

Устлав дно корзины сухой травой, старик снял в одном из ящиков верхний слой песка, выбрал из него два ряда крупных яблок и, обтирая плоды ладонью, стал укладывать их в корзину. Потом он нашел какой-то пустой ящик, перевернул его вверх дном, взобрался на него и осторожно снял несколько гроздей винограда. Виноград он уложил поверх яблок, предварительно сдув с него пыль. Кажется, все. Старик принес с кухни дастархан, накрыл корзину и осторожно, чтобы не подавить виноград, заправил края ткани внутрь корзины. И тут он уловил сладковатый запах, исходящий из темного угла кладовки.

«Неужто осталась дымя?»

Он снова взгромоздился на ящик, сеял с балки дыню, переплетенную крест-накрест высохшей плетью, поднес к двери, поближе к свету, и внимательно осмотрел ее. У самой плодоножки темнело подгнившее пятнышко.

«Ничего, отвезу. Где сейчас, на исходе зимы, найдешь целую дыню!»

Вскоре с корзиной и дыней он уже стоял за воротами, высматривая машину. Ждать пришлось долго. Была минута, когда он, потеряв всякую надежду, хотел вернуться в дом, но как раз в это время вдали показался грузовик. Он медленно полз на подъем, подгребая снег увитыми цепью колесами.

«Вот все и улаживается», — воспрянув духом, подумал старик. Он поднял руку, машина остановилась. В человеке за рулем старик узнал дальнего родственника.

— Куда путь держишь, Абдурашид?

— В Хайрабад, амак, за грузом. С утра ремонтировался, вот только управился.

— Возьми меня, сынок. В город еду, Мурод вызывает.

— Рад бы, да я не один. Соседка вот. — Рашид кивком головы показал на кабину, — У нее в Хайрабаде сын женится, на свадьбу торопится.

К заиндевевшему стеклу прильнуло лицо старушки. Не хотелось верить, что рухнула последняя надежда. Старик растерялся, не зная, что делать. Затем решительно сказал:

— Поеду в кузове.

Рашид улыбнулся.

— Холодно там, замерзнете.

— Все равно надо ехать.

Видя, что старика не отговорить, Рашид взял у него дыню, сунул ее в кабину, а сам полез в кузов, чтобы устроить упрямого пассажира. Развернув какой-то ящик, он достал из него брезентовую палатку.

— Садитесь сюда, здесь не так дует, а будет холодно — прикройтесь брезентом. Хорошо, что на вас валенки.

Рашид спрыгнул на землю, влез в кабину. Машина тронулась.

На зимних дорогах не разгонишься, а когда начался подъем на Шеронский холм, пришлось вовсе сбавить скорость, и машина буквально ползла, переваливаясь на ухабах, с трудом разворачиваясь на крутых поворотах. Щуплое тело старика не находило опоры, и его раскачивало, трясло, подбрасывало. Рев мотора и глухие удары цепей отдавались в ушах сплошным шумом. В глазах рябило от монотонного чередования валунов, откосов, заснеженных оврагов. С высоты хорошо просматривался кишлак, оставшийся у подножия холма.

Старик смотрел на беспорядочно разбросанные дворы, на причудливые очертания садов и огородов, и мысли его плелись так же беспорядочно и причудливо. Думалось ему о дороге, которую он знал до последнего изгиба, о нелегкой шоферской доле, о том, что будет, если вдруг испортится машина. А потом, он и сам не заметил когда, забрезжил образ Мурода. Вспомнился последний приезд сына.

Было это глубокой осенью. Уже шли дожди, и подступали первые холода. Старика, как всегда в такую пору, донимал ревматизм. Превозмогая боль в йогах, он колол на кухне дрова. Все раздражало его в тот день, и даже неизменные мысли о сыне были желчными, горькими. Он давно убедил себя, что жилось бы ему куда легче, будь Мурод рядом. Вроде бы и умный он, л вот скитается черт знает где. Отдаст отец богу душу — и попрощаться не сможет, не понесет на плече одну из ручек отцовского тобута[1]. Пока узнает, пока доберется из Душанбе, люди уже засыплют тело землей… Для того ли растил он сына, чтобы выпустить его ветром в поле?! Сам он немногого добился в жизни и теперь все свои планы связывал с Муродом. Когда тот еще учился, старик мечтал: вот встанет сын на ноги, вернется под отчий кров, и тогда можно будет хоть на старости отдохнуть, снять с плеч груз житейских забот.

Раздумья старика прервал ошалелый крик дочери:

— Брат приехал, брат!

Все бросив, старик поспешил во двор.

Сын приехал с невесткой, оба молодые, стройные, нарядные. Лица их светились радостью.

От волнения старик прослезился, суматошно забегал, забыв о боли в ногах, будто ее никогда и не было. И уж совсем он расчувствовался, когда сын, распаковав чемодан, стал доставать гостинцы — конфеты в ярких обертках, набот[2] и эти вот валенки.

В тот вечер многие пришли навестить Мурода. Пока гости сидели за чаем и сладостями, старик, позвав соседского мальчишку, велел ему сбегать к мяснику.

— Приведи его. Скажи, сын приехал. Барана нужно зарезать.

А сам, прихватив большое алюминиевое блюдо, спустился в сад. Там он нашел прикрытую брезентом виноградную лозу, развернул ее и тщательно обобрал сухую траву, защищавшую плоды от заморозков. Виноград этот он сберегал для сына. Сорвав последнюю, самую маленькую гроздь, притаившуюся за пожухлым бурым листом, старик попробовал одну из ягод. Она была упругой и сочной.

«Не взяли холода. Повезло моему Муроду, доля его сохранилась».

Не без гордости ставил он поднос на дастархан.

— Вы просто чудодей, — с восхищением отметил старик сосед. — Надо ж до сих пор удержать грозди в виноградной лозе. Даже вкуса не потерял, а сочный какой!

Вскоре пришел мясник, освежевал барана. По двору поплыли запахи шурпы и плова. А гости все шли и шли, и всех их старик встречал на ногах, как и положено гостеприимному хозяину…

Весь следующий день Мурод с женой обходили знакомых. Вернулись под вечер, на закате солнца, и с первых же слов сын огорошил отца неожиданным решением: мол, друг обещал из района прислать машину, и, если она придет, они сегодня же отбудут.

Старик изменился в лице.

— Ты, сынок, словно к соседу за спичками забежал. Не обижай отца…

— Не могу, извините. Путевка у меня на курорт и билет уже заказан — завтра надо лететь.

— Вот, значит, как, — сказал старик упавшим голосом. — А я поговорить с тобой собирался.

— Можно прямо сейчас. У нас еще есть минут тридцать.

Какое-то время старик раздумывал — начинать или не стоит, но потом, решившись, тяжело вздохнул.

— Сынок, — начал он, — вот уже почти восемь лет, как ты оставил дом. Пять из них ты учился, и я, как мог, худо ли, бедно, помогал тебе. Потом ты еще три года задержался в городе. Поработал, а теперь, может, хватит?

— Что вы хотите сказать, отец?

— А то, что пора бы и возвращаться. Я уже стар, здоровьем, сам знаешь, не могу похвастаться. Ни сил в руках, ни зрения в глазах…

— Нам трудно понять друг друга, отец. В городе у меня хорошая работа, квартира. Люди годами добиваются того, что у меня есть. Да и что я здесь буду делать?

— В колхозе работы хоть отбавляй. А не хочешь, в районе найдешь занятие. Работа, я так думаю, не бывает хорошая или плохая, работа везде работа. Если же заботит крыша над головой, то в нашем доме комнат много, всем места хватит.

— Нет, отец, пустой у нас разговор. Здесь же дыра. Как я могу плюнуть на все и переехать? И во имя чего?

Старик насупился, закусил концы усов. Он и сам теперь видел, что разговор у них пустой.

— Не обижайтесь! — Мурод попытался сгладить свою резкость. — По возможности буду помогать, я уже подумывал об этом. Для начала возьмите вот. — Он полез в карман и достал две десятирублевки.

— Что ты!.. — запротестовал старик. — Мы, слава богу, не голодаем, а тебе на курорт ехать. Спасибо, что навестил, ничего мне больше и не нужно.

И тут жена старика, молча стоявшая до сих пор в дверях, кинулась к сундуку, достала бекасабовый[3] халат.

— Для тебя шила, — она накинула халат на плечи Мурода. — Пусть с ним для тебя все дни будут добрыми.

Потом и невестке, которая беспокойно слушала весь разговор отца с сыном, она поднесла отрез атласа. Все задвигались, заулыбались и были рады, что хоть как-то избавились от недавнего напряжения. Тут подошла машина, и Мурод с женой, распрощавшись, уехали…

Холм Шерона и кишлак под ним остались позади. В ущелье машина пошла быстрее. Учащенно защелкали цепи на колесах, замелькали серые скалы за бортом. Встречный ветер обжигал уши, свистел над головой.