Генрих Грузман - Человек, личность, духовность

• Название: Человек, личность, духовность
• Автор: Генрих Грузман
• Жанр: Философия

---

Химерическое отстранение от "вещи в себе", которое в философии Фихте символизирует внешний материальный мир, логически породило враждебное отношение к природе в целом, и исповедание стратегии господства человека над природой составляет особенность антропософии Фихте: идея покорения природы выступает условием главной цели концепции человека в воззрении Фихте - вселенского единения людей. Фихте проповедует: "После того, как эгоистические намерения уже больше не будут разделять людей и уничтожать их силы в борьбе друг с другом, им ничего не остаётся, как направить свою объединённую мощь на единственного общего противника, который у них остался - на противодействующую человеку грубую природу". Философ как бы не видит внутреннего разногласия между отрицанием всех материалистических пертурбаций сознания и утверждением типично материалистического императива о верховенстве человека, и в интердикте на материализм как бы не ощущает диссонанса с призывом "...того высшего господства над природой, которое налагает на последнюю, несмотря на её сопротивление, величественную печать человечества, как рода, т.е. печать идей, и в котором состоит истинная сущность прекрасного искусства...". Философские сентенции по поводу владыческой миссии человека в природе несут в себе достаточно показательную особенность и наряду с декретированием властных прерогатив человека почти непременно обнаруживают контрдоводы и противоположные суждения; не лишено этой особенности и сочинение Фихте, который находит проникновенные слова с обратным смыслом высказывания: "Природа, в которой я должен действовать, не есть чуждое и без всякого отношения ко мне созданное существо, в которое я не могу проникнуть. Она создана по моим же законам мышления и должна находиться с ними в соответствии; она всегда должна быть для меня познаваема, постигаема и проницаемая до самой своей глубочайшей сущности. Она всегда выражает только отношение меня самого ко мне же самому, и, как несомненно я могу надеяться познать самого себя, так же несомненно могу я обещать себе исследовать её. Если я буду искать только то, что я должен искать, то я найду; если только я буду спрашивать о том, о чём я должен спрашивать, то я получу ответ" (1993, т.2, с.с. 180, 387-388, 161).

В зоне враждебного влияния природных сил Фихте устанавливает полигон для проявления второй главной антропософской категории - веры, и о вере он говорит только в связи с условиями возникновения деятельности не-Я как диалектического партнёра в действованиях Я. Будучи в составе метода человека органом, способствующим эффективному протеканию деятельности и дающим сознанию чувство реальности возникающим в нём влечениям, в сфере философии человека вера превращается в оправдание человека. Это совершенно новая духовная ипостась (не путать с "верой-оправданием" в богословском толковании, к примеру, у христианских лютеранцев), не затронутая разумом, и, по понятным далее причинам, Фихте не углубляется ближе в эту тематику, а затрагивает её, отмечая свойства духа, имеющие отношение к антропософии. На фоне глубочайшей рефлексии разума, как первой главной антропософской категории, выполненной немецким философом на уровне вечных шедевров, атрибут веры представлен недифференцированным дееспособствующим основанием конечного разума, некоей слитной духовной массой, действующей как генератор в области выпадения из всеобщего Я ограниченного Я и появления зачатков не-Я из мыслимой сферы "вещи в себе". Вера, выделенная из рассуждений Фихте в качестве оправдания человека, несёт в себе некоторые признаки функциональной деятельности Я: во-первых, формирование цели деятельности, данной в форме той или иной меры осознанности мотивации своего собственного состояния, и. во-вторых, ощущение долгосрочных задач на уровне надежды или результат цели. По сути логики, используемой Фихте в своём учении, атрибут веры вовсе не был нужен философу и он совершенно непринуждённо все апории и дилеммы своего грандиозного предмета решал с помощью чудодейственного Я, магически оперируя ощущением, осязанием, мышлением, разумом и прочими инструментами, способных к рациональным процедурам, и нигде не преступая за границы ratio; так что вера, не утрачивая в умозрении Фихте своего генетического свойства быть алогичным и иррациональным сущим, тем не менее, несёт в себе признаки некоей рациональной веры.

Но даже в таком "некомфортабельном" виде вера явила свою фундаментальную черту. Фихте резюмирует свои рационалистические постижения: "потребность действовать - первоначальное; сознание мира - производное. Мы не потому действуем, что познаём, а познаём потому, что предназначены действовать; практический разум есть корень всякого разума". Если практический, то бишь рационалистический, разум есть корень, то почвой, в которой он произрастает, оказывается верой, именно рациональной верой в эффективность своей деятельности, в возможность достичь требуемого результата; если деятельность есть предпосылка разума, то вера суть условие деятельности. Фихте пишет: "Голос из глубины моего существа, которому я верю и ради которого я верю во всё другое во что я верю, повелевает мне действовать не только вообще". А это значит, что деятельность необходимо обязана быть снабжена целью и надеждой, но при этом они не являются, а становятся содержанием веры на той стадии, когда она превращается из подсознательного влечения в рациональную веру, тобто хотение, веление, и Фихте указывает: "Цель определяется не содержанием веления, но наоборот: непосредственно данное содержание веления определяет цель. Я говорю: веление действовать само по себе ставит мне цель; то же самое, что заставляет меня думать, что я именно так должен действовать, заставляет меня так же верить, что из моих действий произойдёт нечто" (1993, т.2, с.с. 167, 161, 168)

Если из этих душевных многообразных движений попытаться извлечь нечто общее, то в итоге окажется уникальность веры: вера резко индивидуализирована, она исходит из отдельно взятого человека и возвращается к этому же человеку. Вера не может передаваться, извлекаться, обмениваться, - вера может только переживаться, и потому она суть духовный скелет человека. Все те движения, с которыми связана вера в той или иной форме - влечения (подсознательная вера) или веления (рациональная вера), в такой же мере становятся индивидуальными, и, точнее, индивидуализм человека обеспечивается через веру. Интуитивно Фихте предвосхитил в этом главное положение гения вероучения Сьёрена Кьеркегора, который указал: "Вера никак не может быть опосредована и введена внутрь всеобщего, поскольку в этом случае она оказалась бы снятой", ибо неосознанно Фихте улавливал то главное качество веры, которое Кьеркегор возвёл в "парадокс веры": "парадокс веры таков: единичный индивид выше, чем всеобщее..."(1993, с.с. 68, 67). Поэтому Фихте только обозначил веру и отстранился от свойственной ему манеры досконально препарировать предмет, а всю её сущность целиком растворил в воле - объекте, более поддающемуся рациональному внушению.

Хотя Фихте контурно отметил фундаментальную черту веры - индивидуальность, но индивидуализм веры выпадает из общей концепции человека, созданной Фихте, - и это суть самое главное. В этой связи пристального внимания к себе требует фихтевская фигура Я, которая прежде была преподнесена как философское тело в качестве предмета философии и как субъективная данность - носителя разума, что было достаточно на стадии изучения фихтевского метода человека. На этой стадии существенным было выявление органического единства веры и разума, давшего основание, на котором воздвиглось здание новой науки - антропософии, но этого оказалось недостаточно для понимания фихтевской философии человека, ибо основание последней положено немецким мыслителем в другом аспекте и когнитивная характеристика основоположения философии человека у Фихте отлична от такового в антропософии. Основополагание фихтевской философии начинается с априорного созерцания: "Разум присущ всем и у всех разумных существ совершенно один и тот же. Что заложено как способность в одном разумном существе, то заложено и в другом" и заканчивается категорическим императивом: "В наукоучении мы видим как раз обратное отношение; там единственно разум существует в себе, а индивидуальность - только акциденциально; разум - цель, а индивидуальность - средство; последняя - только особый способ выражать разум, способ, который должен всё более и более теряться во всеобщей форме разума. Только разум для него вечен; индивидуальность же должна непрерывно умирать" (1993, т.1, с.с. 534, 533).

Само собой разумеется, что разум, данный в облике тотального гегемона, не может мириться с верой, несущей в себе свойства сугубо индивидуального качества. В такой ситуации выведенное ранее органическое единство разума и веры ставшее опорной плитой антропософии, кажется побочным дискурсом, не отвечающим идейному направлению учения и не обладающее соответствующим философским наполнением. В этом пункте просвечивает вовсе не противоречие, имеющее себя как недостаток мыслительной конструкции, а сама сущность этого философского синтеза. Через нейтрализацию созерцаемого индивидуалистского множества, которое по своей природе не подвластно рациональному мышлению и не управляемо законами рациональной логики, Фихте подходит к расщеплению Я, мысля его только разумом: на Я, которое мыслит самого себя в процессе мышления, где мышление и мыслимое суть одно и то же, и Я, которое мыслит объект вне себя, где мышление и мыслимое несовмещаемы. Процесс мышления своего мышления Фихте назвал интеллектуальным созерцанием, а самому явлению дал название, приводящее в смущение не одно поколение философов, - материя яйности. Только в сфере философской культуры оно априорно понятно как область, где сознание определяет сознание, бытие подлинной религии.