Максим Дубаев - Рерих

• Название: Рерих
• Автор: Максим Дубаев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Искусство и Дизайн
• Год: 2003
• ISBN: 5-235-02562-8

Имя Николая Рериха вот уже более ста лет будоражит умы исследователей, а появление новых архивных документов вызывает бесконечные споры о его месте в литературе, науке, политике и искусстве. Многочисленные издания книг Николая Рериха свидетельствуют о неугасающем интересе к нему массового читателя.

Историк-востоковед М. Л. Дубаев уже обращался к этой легендарной личности в своей книге «Харбинская тайна Рериха». В новой работе о Н. К. Рерихе автор впервые воссоздает подлинную биографию, раскрывает внутренний мир человека-гуманиста, одного из выдающихся деятелей русской и мировой культуры XX века, способствовавшего сближению России и Индии. Прожив многие годы в США и Индии, Н. К. Рерих не прерывал связи с Россией. Экспедиции в Центральную Азию, дружба с Рабиндранатом Тагором, Джавахарлалом Неру. Франклином Рузвельтом, Генри Уоллесом, Гербертом Уэллсом, Александром Бенуа, Сергеем Дягилевым, Леонидом Андреевым. Максимом Горьким, Игорем Грабарем, Игорем Стравинским, Алексеем Ремизовым во многом определили судьбу художника. Книга основана на архивных материалах, еще неизвестных широкой публике, и открывает перед читателем многие тайны «Державы Рерихов».

---

В июне 1941 года Гаральд Лукин прислал к Рерихам в Кулу телеграмму, в которой сообщал, что местные советские чиновники поставили вопрос о закрытии Общества в Риге, а вопрос о визах так и остался нерешенным. Но Николай Константинович, несмотря ни на что, не прекращал попыток получить разрешение вернуться в СССР.

В Америке положение рериховских учреждений стало плачевным. Несмотря на то что американские сотрудники продолжали свою деятельность, судебные издержки, связанные с бесконечными тяжбами с Луисом Хоршем и его союзниками, вконец разорили и без того уже не богатые рериховские организации. В довершение всех неприятностей всегда поддерживавший Николая Константиновича известный финансист и политик Чарлз Крейн серьезно заболел. Елена Ивановна, приободряя руководство нью-йоркских рериховских организаций, писала:

«…так ужасно болит сердце за всех и все. Особенно тяжко, что материально не можем прийти на помощь. Зиночка знает все трудные обстоятельства, и в каком медвежьем углу мы живем. Также знаете, что и друг Крейн, после моего письма с определенной просьбой о помощи, передал некоторую сумму на адвоката, но не только не ответил, но, даже получив заказанный им портрет, замолчал. Приняв его, вероятно, в счет этой тысячи. Просить его мы больше не можем, тем более что здоровье его очень ослабело. Не знаю, чем помочь!»[415]

В 1939 году Чарлз Крейн умер, и его дочь, получившая наследство, вынуждена была заплатить большие налоги. После всех выплат она даже не смогла выкупить заказанную у Н. К. Рериха картину.

Николай Константинович в письме в Америку с сожалением говорил: «Крейн заказал мне для своей дочери картину, которая накануне отправки отсюда была остановлена телеграммою Броди вследствие смерти Крейна. Таким образом, эта последняя воля покойного родственниками не была выполнена»[416]. «Только что пришло письмо от дочери Крейна, в котором она пишет, что вследствие огромных расходов по налогам и всяким переменам она очень жалеет, что не может приобрести картину, и ей остается лишь любоваться ею в „Музее“, когда она бывает в Нью-Йорке»[417].

В 1939 году 24 октября Николай Константинович Рерих написал свой последний завет:

«Собственности у меня нет. Картины и авторские права принадлежат Елене Ивановне, Юрию и Святославу. Но вот что завешаю всем, всем. Любите Родину. Любите народ русский. Любите все народы на всех необъятностях нашей Родины. Пусть эта любовь научит полюбить и все человечество. Чтобы полюбить Родину, надо познать ее. Пусть познавание чужих стран лишь приведет к Родине, ко всем ее несказуемым сокровищам. Русскому народу, всем народам, которые с ним, даны дары необычные… Доверены пространства, полные всяких богатств. Даны дарования ко всем областям искусства и знания. Дана мысль об общем благе. Дано познание труда и бесстрашная устремленность к обновлению жизни. Народы поют и способны к украшению жизни. Где нарождается красота, там придет и расцвет всех трудовых достижений. В мирном труде познается и мир всего мира. В мире идет строительство и светлое будущее. А где постройка идет, там все идет. Полюбите Родину всеми силами — и она вас возлюбит. Мы любовью к Родине богаты. Шире дорогу! Идет строитель! Идет народ русский! Николай Рерих. Гималаи…»[418]

И только накануне нового 1946 года в Индию Н. К. Рериху пришло особое письмо из Нью-Йорка, которое вселило в Николая Константиновича новую надежду на скорое возвращение в Советскую Россию.

«Дорогой мистер Рерих! — писал советский чиновник. — Комитет по делам искусств Советского Союза интересуется Вашими картинами, находящимися в настоящее время в коллекции м. Хорша в Нью-Йорке. Комитет запрашивает Вас о возможности покупки всей коллекции. Мы будем Вам очень признательны, если Вы выскажете свое мнение по вопросу покупки Ваших картин Комитетом по делам искусств СССР для советских музеев.

В надежде на ответ от Вас. Искренне Ваш, Начальник отдела искусств и ремесел Амторга Гусев»[419].

Николай Константинович видел в этом письме не просто интерес Советской России к своему творчеству, а возможность новых жизненных свершений и творческих проектов… Ему казалось, что запоздалый ответ может обидеть советских чиновников, и на следующий день отправил срочную телеграмму в Америку, в Амторг, о том, что письмо получено и скоро будет написан более подробный ответ.

Ответ Николай Константинович отправил в первый день нового 1946 года:

«Уважаемый гр. Гусев, Ваше письмо от 7 декабря дошло в наши снежные Гималаи 27-го. Вы уже имеете мою телеграмму, и я могу лишь подтвердить, что решение Художественного Комитета в Москве меня очень тронуло. Мы никогда не порывали отношений с нашей Родиной и там могли знать о моей художественной деятельности. Я всегда мечтал привезти на Родину плоды моей работы, включающей серии картин Гималаев, Монголии и Тибета, а также мои картины, посвященные русскому народу — „Александр Невский“, „Святогор“, „Настасья Микулична“, „Новая Земля“, „Партизаны“, „Мстислав Удалой“, „Ярослав“, „Богатыри проснулись“, „Победа“ и др. Мысленно я видел эти картины как русское достояние.

Вы запрашиваете мое мнение касательно картин моих, находящихся в Нью-Йорке. Конечно, я мечтал бы, чтобы все мною сделанное принадлежало русскому народу. Но имеются некоторые, не выясненные еще, обстоятельства, которые может Вам передать Зинаида Григорьевна Фосдик — о чем я ее и извещаю и прошу сообщиться с Вами. Ввиду этих некоторых сложностей, я был бы счастлив предложить Родине собрание моих картин, находящихся у нас здесь. И если такое соображение отвечает желанию Комитета искусств, то я мог бы дать Вам подробные сведенья о них. После совещания с Зинаидой Григорьевной Фосдик положение коллекции картин, находящихся в Нью-Йорке, Вам уяснится. С моей же стороны Вы встретите самое сочувственное сотрудничество во всем. Можно пожалеть, что почтовые сношения очень замедленны и оборот писем берет воздушной почтой почти два месяца. Что же касается нашей переписки с Москвою, то главное затруднение в том, что мы часто не знаем, что именно дошло из наших писем и не задержались ли ответы. Я и моя семья всегда готовы принести наши труды на пользу народного строительства и послужить на Родине. Ожидая Ваш ответ о последующем, с искренним приветом…

P. S. По последним сведениям, в Карачи уже приходят советские пароходы, и таким прямым рейсом отправка значительно упрощается»[420].

Когда Николай Константинович писал это письмо, он еще не знал, что Луис Хорш не только не показал представителю Амторга самые знаменитые картины, но и объявил Н. К. Рериха давно умершим, и только значительно позже, получив письмо из Москвы, Гусев узнал, что художник жив-здоров и находится в Индии в своем доме в Кулу. Вместе с посланием в Амторг Н. К. Рерих отправил в Америку и письмо Зинаиде Фосдик, в котором он более откровенно написал о своих планах и о том, какое значение придает этой новой возможности вернуться в СССР:

«Только что начал очередное письмо, как пришло письмо из Амторга… Как видите. Вам придется созвониться и повидаться с Гусевым. И, конечно, это свидание будет началом хорошей дружбы. Вы понимаете, как заботливо и благожелательно нужно осведомить Гусева о том, что дело с картинами осложнено агрессией и захватничеством Хорша… Не следует говорить, что картины эти невозможно приобрести — пусть этот вопрос остается открытым… Конечно, Вы не будете вдаваться в чрезмерные подробности, чтобы не затемнить главное, а именно желание Комитета по делам искусств иметь картины для музеев СССР. Вы знаете, как люди быстро устают от подробностей не близкого дела и разочаровываются. Между тем Вы видите из моего письма Гусеву, насколько я сочувствую желаниям Комитета по делам искусств. Вы скажете также, что для охраны этих картин существует особая Корпорация, в которой Вы и друзья принимаете участие и которую Хорш пытается обойти. Теперь из конца письма Амторга можно видеть, что Комитет по делам искусств интересуется не только этими [картинами], но и вообще моим искусством, поэтому я сообщаю Гусеву, что у нас здесь, в Гималаях, находится большая коллекция моих картин, упоминание о которых Вы найдете в копии моего письма. Имейте в виду, что это обстоятельство чрезвычайно важно, которое должно быть доведено до прекрасного заключения… Также Вы обратите внимание на заключительные слова моего письма о готовности служения на Родине и, со своей стороны, подкрепите их известными Вам формулами о моей любви к Родине. Может быть, будет уместно и дать ему список статьи из журнала „Мысль“, которая у Вас имеется»[421].

Возвращаться в Россию Николай Константинович собирался со всей семьей. Он писал Зинаиде Фосдик: «Если бы явился интерес к моей семье, то следовало бы упомянуть о Юрии и его необычном знании восточных языков и огромном историческом труде „О Народах Средней Азии“, который он не может закончить здесь из-за недостатка материалов, и в этом Родина могла бы прийти ему навстречу — ехать он всегда готов. Также, наверно, будет речь и о таланте Святослава, который сейчас является, несомненно, лучшим портретистом. Видите, какое важное обстоятельство надвинулось. И Вы чуете, с каким нетерпением мы будем ждать последующего. Главное, следует подчеркнуть в беседе значительность и красоту последних здешних картин, которую так оценивают здешние критики и музеи, а также и наше постоянное желание работать на Родине»[422].