Валентин Фалин - Конфликты в Кремле. Сумерки богов по-русски

• Название: Конфликты в Кремле. Сумерки богов по-русски
• Автор: Валентин Фалин
• Жанр: Публицистика
• Год: 1999
• ISBN: 5-227-00472-2

Валентин Фалин с 1950 года находился на ответственной работе в МИД СССР, в семидесятых годах занимал пост Посла СССР в Бонне, в восьмидесятых - политический обозреватель газеты `Известия` и руководитель Агенства печати `Новости`, с 1988 - го по 1991 год -заведующий Международным отделом ЦК КПСС и советник М. С. Горбачева по общеполитическим проблемам. На его глазах происходили те события, которые повлекли за собой развал всей государственной системы и стали началом целого периода в истории страны, получившего название `перестройка`…

---

Нелады М. Горбачева с экономикой я выводил из особенностей его менталитета и специфики карьеры. Править рублем, долями процентов, ка­ким-то законом стоимости, когда в руках неогра­ниченная власть, и не где-то в Ставропольском крае, а в бескрайнем Советском Союзе? Для это­го надо было перестроить себя, что часто неска­занно труднее, чем пуститься в эксперименты над другими.

Самым уязвимым у М. Горбачева как руководите­ля партии и страны было отсутствие четкой, взаимо­увязанной во всех критически важных составных программы и твердого плана действий, в первую очередь в народно-хозяйственных делах. Без этого нельзя создать новое экономическое качество, мо­билизовать необходимые силы и средства, свести к минимуму неизбежные потери и издержки. Это в XV веке, двигаясь, как Колумб, «общим курсом» на Запад, можно было открыть нечто стоящее, скажем Америку вместо Индии. В наше просвещенное вре­мя вера и наитие — лишь подспорье. Знаниям и ма­тематически точным, привязанным к конкретике расчетам они никак не замена.

Под занавес, это было уже в 1990 году, я по­пытался заинтересовать М. Горбачева еще одним экономическим проектом. Трескотни вокруг необ­ходимости возрождения села, составления нацио­нальных программ модернизации сельскохозяй­ственного производства и социального обустрой­ства деревни было хоть отбавляй. Не без участия будущего отца перестройки, он курировал в По­литбюро сельское хозяйство, придумали к середи­не восьмидесятых годов еще одну бюрократиче­скую надстройку — Агропром. Про него ходил анекдот: сотрудник КГБ спрашивает своего колле­гу из ЦРУ: «Ну, если строго между нами, Черно­быль устроили вы?» — «Как на духу, — отвечает американец, — к Чернобылю мы не причастны, вот Агропром — это наша затея».

Смысл моей инициативы заключался в том, что­бы разом и навсегда покончить с мошенничеством: одна рука давала селу кредиты, субсидии, повыша­ла закупочные расценки на его продукцию, а дру­гая через неэквивалентный обмен на промышлен­ные изделия забирала данайские дары, да к тому же с ростовщическими процентами. После появления Агропрома ножницы в ценах на сельхозпродукцию и продукцию для села стали расходиться все даль­ше и быстрее.

Ситуацию могла, как мне представлялось, по­править передача в собственность колхозов и совхозов индустрии, специализированной на из­готовлении сельскохозяйственных механизмов. Минуя Министерство сельского хозяйства, Агропром и все прочие конторы, сидевшие на шее крестьянина, колхозы и совхозы не «получали» бы в «плановом порядке» и с оплатой по произ­вольному прейскуранту то, что им нужно или совсем не нужно было, и, разумеется, сами опре­деляли бы, когда и что денационализирован­ные заводы должны были бы изготовить, не на­кручивая на себестоимость несуразные сверхпри­были.

Таким образом, в отраслях, связанных с сельс­ким хозяйством, ослаблялась бы удавка государ­ственного монополизма. Открывался бы зеленый свет «кооперативам кооперативов», в которых все их участники были бы материально заинтересова­ны не в отчетах об ударных севах и жатвах, а в увеличении объемов конечного продукта, доводи­мого до потребителя.

В перерыве между заседаниями XXVIII съезда КПСС докладываю М. Горбачеву «горящий» воп­рос Международного отдела ЦК. «После, — от­резал генсек, хотя решение напрашивалось само собой. — У меня другие заботы». М. Горбачев был явно не в своей тарелке из-за намерения делега­тов с мест устроить бучу с московскими «бонза­ми» и «аппаратчиками».

Есть соображение, продолжил я, которое может найти отклик, особенно у делегатов-аграрников. Излагаю М. Горбачеву самую суть. Он жестом по­казывает — «да оставьте меня в покое».

Не получилось прямиком, попробуем в обход. Будучи в Могилеве, предлагаю руководителям Бе­лоруссии взвесить, не окажется ли моя идея выгод­ной крестьянству в их регионе. Внешне белорусы восприняли мои доводы с интересом, обещали дос­конально просчитать. Возможно, из вежливости.

Вскоре небосклон заволокло тучами. Система трещала по швам. Каждая из республик «гребла под себя». Нашел подражателей пример российс­ких раскольников, обособивших в июле 1990 года кредитно-финансовую систему РСФСР. Говорить об единой, интегрированной советской экономи­ке с этого времени можно было лишь с большой натяжкой.

Правительство СССР подготовило проект указа, приостанавливавшего действие постановлений российского Верховного Совета, противоречивших союзной конституции. М. Горбачев, однако, про­тянул неделю-другую и затем отказался его под­писать. «Нужна совместная созидательная работа, не нужна нам сейчас конфронтация» — так моти­вировал он свою позицию[9].

Отдавал ли президент себе отчет в последствиях? Или затмение зашло так далеко, что замолк даже инстинкт самосохранения? В любом случае един­ственно экономической некомпетентностью несу­разное поведение М. Горбачева объяснить нельзя, хотя я не спешу согласиться с теми, кто обвиняет его в государственной измене, якобы принявшей четкие контуры именно в то время, или, помягче, в преступной халатности и безответственности, за­программировавших катастрофу[10].

Глава IV МОМЕНТ ИСТИНЫ ИЛИ КАПКАН?

Перестройке было отпущено на все про все шесть лет десять месяцев. Значит, XIX партконфе­ренция пришлась как раз на середину заключи­тельной главы в летописи Советского Союза. Это если брать временной разрез. При оценке ее роли, по существу, не будет сгущением тонов констата­ция: конференция знаменовала собой рубеж, пе­реломный не только для партии, но для советско­го общества, в целом для страны.

«Вся власть Советам!» На первый взгляд прямая демократия отвоевывала позиции, сданные в ли­хую годину военному коммунизму. Но если дело вели лишь к восстановлению оригинала, то отче­го сначала А. Яковлев, потом М. Горбачев и, на­конец, конференция толковали об изменении по­литической системы? Вопрос есть, и он мною в свое время задавался. В ответ А. Яковлев пустил­ся в пространные рассуждения, из коих было ясно, что ничего не ясно.

Будь иначе, изъятие из Конституции СССР ста­тей, противоречащих идее полновластия Советов, являлось бы самим собою разумеющимся. Одна­ко генеральный настоял на решении пленума ЦК, которое обязывало нас противиться на съезде на­родных депутатов поправкам к Основному закону, урезавшим статус КПСС как единственной «на­правляющей» и «руководящей» силы в обществе. Только двое участников пленума — А. Вольский и я — голосовали по совести, а не по предпи­санию.

М. Горбачев и ближайшие к нему партийные бояре на что-то нацелились. Остальным, не по­священным в самые сокровенные тайны, остава­лось строить догадки. Нет, изменение политиче­ской системы не было тождественно переходу власти от партии к Советам. Гласность и плюра­лизм мнений в прессе предвещали многопартий­ность, экстрагирование идеологического моно­полизма. Это понимали люди и без семи пядей во лбу. Отмену цензуры с некоторыми натяжками можно было бы квалифицировать как возвраще­ние в первые месяцы после Октября 1917 года. Но опять-таки не как смену «системы».

«Вся власть Советам!» Снизу доверху? Или там, на самой верхотуре, собрались этаблировать нечто, на российской почве не опробованное? Почему М. Горбачев и А. Яковлев так тщательно избегали го­ворить о вступлении в решающий этап десталини­зации и аттестовать режим, навязанный диктатором стране, как он того заслужил? И вообще, что дол­жен был означать интерес, с некоторых пор про­являвшийся к избирательным системам и государ­ственному устройству за кордоном, в особенности во Франции и США?

Связь времен в нашем общественном доме под­вергалась испытанию на разрыв. Вроде бы пе­рестройка, то есть реконструкция, капитальный ремонт доставшегося наследства, и все же не пре­емственность с отбрасыванием без скидок на объ­ективные трудности и субъективные несовершен­ства всего чуждого обществу социальной спра­ведливости и народовластию. Старт в неведомое будущее? Система «с человеческим лицом» — на­бор слов, за которыми стоит многое или ничего, ибо известно, что не по любу мил, но по милу люб. Когда наперед ничто твердо не означено, возмож­но почти все. Как возможности перевоплотятся в реальность?

Это зависело от того, кто проявит больше ре­шительности и упорства, станет меньше разводить бесплодных церемоний. Короче, на успех мог рас­считывать тот, кто захватит инициативу в борьбе за общественное мнение. М. Горбачев не был в заведомо проигрышном положении. Просто тре­бовалась другая тактика, готовность опереться на правду и факты как эффективное противоядие по­пулизму.