Николай Попель - Танки повернули на запад

• Название: Танки повернули на запад
• Автор: Николай Попель
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

- Люблю, когда разведчики своевременно предупреждают, - весело издевается Бурда. - Дорога ложка после обеда, глядишь, на ужин сгодится.

Он обнимает за плечи Соболева:

- Идем, кавунами угощу. И наешься, и напьешься. После завтрака Соболев отзывает меня в сторону:

- Товарищ член Военного совета, вы меня кляузником не считаете?

- Не было повода, - с удивлением отвечаю я.

- Сейчас будет. Прошу вас и буду просить командующего и Михаила Алексеевича не посылать меня к генералу Кривошеину.

- А если мы попросим объяснить причины?

- Не откажусь. Сегодня ночью приехал к нему. А он меня не принял. Все-таки если начальник разведки армии по делу, разумеется...

- Ясно. Можно воспользоваться вашей машиной? Я без транспорта. Нет, вы к шоферу садитесь: будете показывать дорогу.

- Куда?

- К Кривошеину.

За последние десятилетия не было, кажется, войны, в которой не участвовал бы Семен Моисеевич Кривошеин. Начал он еще красным конником, водил в атаку танк под Мадридом, воевал у Халхин-Гола. Военный быт стал для него настолько привычным, что он по мере возможности приблизил его к мирному. На фронте не расстается с женой, оборудовал себе сносное походное жилье. Хоть и на колесах, но все же не без уюта. "Салон" - так называют в корпусе жилье Кривошеина студебеккер с будкой, внешне ничем не отличный от обычной летучки. Но внутри...

Я взбежал по лесенке:

- Соболев, не отставайте. Толкнул дверь:

- А-а, Николай Кириллыч, дорогой. В самый раз к завтраку. Солдат, крикнул Кривошеий ординарцу, - ну-ка еще один прибор!

Он радушно улыбается, широко расставив ноги в мягких матерчатых туфлях. Белоснежная рубашка со

складочками от утюга заправлена в широкие бриджи. На плечи наброшен халат.

Ощущение такое, будто попал в городскую комнату. Посредине - стол, по стенам - клеенчатые диваны, в углу - железная печурка. Примыкающая к шоферской кабине часть "салона" отгорожена широкой цветастой портьерой. Из-за нее виднеется никелированная спинка кровати. Возле небольшого квадратного окна тонкое зеленоватое зеркало без рамы.

- А не сбросите ль на часок сапоги? - предлагает Кривошеий. - У нас в хозяйстве тапочки найдутся. Вы, похоже, нынче всю ночь на ногах...

Все это говорится вполне искренне, без всяких задних мыслей. Но радушное гостеприимство не распространяется на полковника Соболева. Хотя Соболев - это Кривошеину отлично известно - нынче тоже всю ночь провел на ногах.

У меня был большой соблазн сбросить сапоги, повесить китель на спинку стула. Останавливало одно - хозяин словно не замечал человека, приехавшего со мной. Для него он не существовал. Только потому, что на плечах его были полковничьи, а не генеральские погоны.

- Познакомьтесь, - кивнул я Кривошеину на Соболева, - начальник разведки.

Кривошеий мельком глянул на моего спутника:

- Вроде встречались... Николай Кириллыч, может, по маленькой? - он аппетитно потер руки.

- Как, товарищ Соболев, поддадимся на провокацию, - обернулся я к разведчику. - Обидится комкор, если мы откажемся от его гостеприимства.

Кривошеий сразу все понял. И почему я неожиданно приехал к нему, и почему со мной начальник разведки. На мгновение кровь прилила к лицу комкора.

- Товарищ Соболев, очень прошу не побрезговать нашим завтраком. Очень!

Он сам подвинул еще один стул, поставил тарелку. Я нисколько не осуждаю тот минимальный комфорт, который создал себе командир корпуса. Войне шел уже третий год. Война обрастала бытом. К некоторым генералам наведывались жены, кое-кто женился на фронте. Жизнь продолжалась и там, где в любую минуту можно было расстаться с ней.

Меня не шокировал "салон" Кривошеина. Коробило другое: то, что ночью комкор "не принял" начальника разведки и упорно "не замечал" полковника, даже когда мы приехали вместе.

- От завтрака не откажемся,- сказал я,- но это потом. А сначала товарищу Соболеву надо с вами поговорить. У него к вам дело.

Чем напряженнее обстановка, тем больший груз ложится на плечи того, кто непосредственно воюет. С исходного рубежа танковая лавина подхватывает экипаж и несет его на общей волне.

Но лавина растеклась уже множеством рукавов, и теперь беспощадно испытываются воля, умение, дерзость каждого экипажа.

Последние дни старший лейтенант Данилюк, парторг батальона, присматривался к танку лейтенанта Духова. Чтото не так. "Тридцатьчетверка" Духова не то чтобы отставала или пряталась в укрытия, но как-то с оглядочкой воевала, "деликатесненько".

- И это когда надо напролом идти!.. - делился со мной Данилюк. - Как-то разговорился с механиком-водителем Костей Сандаловым: "Что вы, как барышня непросватанная, топчетесь?". Он - то-се, пятое-десятое. Долго беседовали. И уразумел я: ихний Духов не сказать, трус, но робок сверх меры. Опять же молодой. С десятого класса - в училище, с училища - на фронт, командиром. Косточки еще отвердеть не успели... Один с детства орлом растет, а другому пособить надо. Почему так получается - не берусь судить, тут, наверно, причин тысяча... Сейчас будем Духова на партбюро разбирать, он кандидат партии.

- Не круто ли берете? Фактов-то нет. Данилюк, видимо, беспокоился, как бы я не нарушил его планы.

- Мы ж по-умному, по-хорошему, не с ножом к горлу.

- Проводите бюро. Я посижу. Это не вызвало у Данилюка энтузиазма. Оживление погасло на его остроносом лице. Выбившаяся из-под пилотки черная прядка уныло повисла. Невысокий, щуплый, он сейчас и вовсе выглядел подростком.

- Очень хорошо, поприсутствуйте, - сказал Данилюк упавшим голосом.

Прикинув что-то про себя, на ходу перестраивая свой план, быстро спросил:

- Про старшего сержанта Зинченко расскажете? Для Духова полезно будет.

Я пообещал выполнить просьбу, и к Данилюку окончательно вернулось прежнее боевое настроение.

- Тут ведь деликатесненько надо, - словно бы оправдывался он, - долго ли человека под штрафбат подвести.

"Деликатесненько" было любимым словечком Дани-люка, и я в этот вечер слышал его не однажды.

Партбюро проходило в неглубоком овраге. Данилюк, обхватив ногами пень, сам вел протокол.

Среди ожидавших приема мне бросился в глаза совсем юный лейтенант сероглазый, пухлогубый, наивно курносый. Лейтенант, как и остальные, дымил махоркой, сплевывал на траву. Как и остальные, он заметно волновался.

Глядя на него, я подумал: "А не рано ли тебе, паренек, в партию? Больно зелен ты".

Но вот Данилюк объявил, что с первым вопросом покончено, и лейтенант отбросил цигарку, глубоко вздохнул, вскочил на ноги. Он-то и оказался Духовым.

Напрасно я предостерегал Данилюка. У него все было продумано. Мягко, терпеливо он подводил лейтенанта к оценке собственных действий:

- Ты, товарищ Духов, не спеши, не оправдывайся. Мы тебя не на суд вызвали, а на откровенный партийный разговор. Чуешь?

Духов кивнул головой.

- Припирать тебя к стенке, уличать не собираемся, - продолжал Данилюк .Худого ты ничего не совершил. Но и хорошего за тобой не числится. О том и речь.

Однако Духов все же не совсем мог взять в толк, о чем речь. Тем более что ему мешал один из членов партбюро, лейтенант с запавшими щеками и розовым шрамом на подбородке.

- Почему за чужими спинами прячешься? - настойчиво повторил лейтенант.- На чужом горбу в Берлин приехать хочешь?

Данилюк старался сдержать разбушевавшегося лейтенанта.

- Ты насчет Берлина не шуми. Да и насчет горба тоже зря, - досадливо морщился он. - Товарищ Духов, я твой танк сегодня смотрел. Ни одной царапинки. Единственный такой в батальоне. Конечно, не по царапинам мы определяем, но все-таки... Почему тебя впереди не увидишь?

- Не выгадываю я, - насупился Духов.

Я видел, что Духов вызывает к себе сочувствие членов партбюро. Только лейтенант с ввалившимися щеками неприязненно поглядывал на него. Но тут прибежал связной и передал, что лейтенанта вызывает командир батальона. После его ухода Духов постепенно разговорился.

Он не считал себя трусом. Но как бой, как огонь, у него темнеет в глазах, пропадает уверенность. И хотел бы вперед, да одурь какая-то. В руках и ногах по пуду свинца.

Я слушал Духова и думал о правоте Данилюка. Не трусость, а скованность от подступающей опасности. Не хватает сил победить невольную, отупляющую робость. А тут надо не только владеть собой, но и командовать экипажем, следить за полем боя.

Люди, не ведающие страха, существуют лишь в сказках. Однако переступить рубеж, с которого начинается бесстрашие, дано многим, почти всем. Мы своей воспитательной деятельностью и старались помочь перейти эту невидимую, но постоянно осязаемую границу. Доведенные до автоматизма навыки - это тоже, помимо всего прочего, помощь в нелегком рывке.

Но в момент схватки не ведутся беседы и рядом в машине обычно нет политработника. До автоматизма движений молодому танкисту еще далеко. Каждый шаг требует сосредоточенности, а как тут сосредоточишься, если в голове тяжелый туман, ноги и руки - свинцовые.