Ирина Скидневская - Фэнтези-2005

• Название: Фэнтези-2005
• Автор: Ирина Скидневская
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Мистика
• Год: 2004
• ISBN: 5-699-08598-Х

Силы Света и силы Тьмы еще не завершили своего многовекового противостояния.

Лунный Червь еще не проглотил солнце. Орды кочевников еще не атаковали хрустальные города Междумирья. Еще не повержен Черный Владыка. Еще живы все участники последнего похода против Зла — благородные рыцари и светлые эльфы, могущественные волшебники и неустрашимые кентавры, отважные гномы и мудрые грифоны. Решающая битва еще не началась…

Ведущие писатели, работающие в жанре фэнтези, в своих новых про — изведениях открывают перед читателем масштабную картину непрекращающейся магической борьбы Добра и Зла — как в причудливых иномирьях, так и в привычной для нас повседневности.

---

Фэнтези-2005

ТЕНЬ ЧУДОВИЩА

Ирина Скидневская СНЫ В НАЧАЛЕ ТУМАНА

Посвящается замечательному советскому писателю Юрию Рытхэу и его незабываемому роману

1

В самый темный и ответственный день зимы шаман племени айнов по имени Токо откинул меховой полог и вышел из яранги, чтобы прочесть на небе его письмена.

От морозного воздуха перехватило горло. Шепча заклинания, старик по ломающемуся насту обошел ярангу и только тогда поднял голову. Вся северная сторона неба озарялась двумя колышущимися дугами, багровой, как кровь, и зеленой, как трава в оттаявшей по весне тундре. Токо обомлел — слишком безжалостными были знаки.

— Зима выдалась тихая, о Солнце! Охотники набили вдосталь моржей и даже кита загарпунили. В ярангах жарко пылают костры, люди сыты и поют песни. От радости. Потому что мясные ямы заполнены доверху и всем хватает чаю и табака. И весна будет теплой… Льды отойдут, вода очистится, и тогда можно бить нерпу. Не придется айнам глодать полусгнившие ремни и выскабливать из бочек протухшие остатки жира и мяса. Вот все, чего просят айны у жизни, у тебя, о Солнце!

Багровые занавеси колыхались, переливаясь всеми оттенками красного. И ни проблеска зелени!

Шаману стало жарко. Он откинул капюшон с опушкой из неиндевеющего меха росомахи, извлек из-под полы обтянутый кожей желудка моржа бубен-ярар и несильно встряхнул. Потом тихо запел. Нельзя так громко разговаривать с небом, он, Токо, виноват, но пусть Солнце простит его, глупого, и даст знак, что за беда ожидает айнов…

Жалобно звучит ярар, аккомпанируя смиренному бормотанию. Молит старый Токо простить племя трудолюбивых морских охотников — за грехи, за недостойные мысли, за гордыню, неизвестно за что, просто так, за все, что не понравилось Великому Солнцу!

Звуки далеко разносятся по тундре, отражаются от пустынных скал на берегу залива, где темными пятнами виднеются яранги. Но в ответ еще ниже свешивается с небес переливающаяся рдяная бахрома.

Песец был беленьким и шустрым. Веселым очень. Он подпрыгивал и вертелся, как в танце, уводя от яранги в темноту, и у Иби сил не было отвести взгляд от светящегося огненно-золотистого ореола вокруг его пушистой шубки. Наконец зверек присел на задние лапки и подпустил девушку к себе. Как ручной, смиренно вытерпел, когда погладила она его аккуратную головку со смышлеными черными глазками. Потом Иби вернулась в родную ярангу, легла в спальном уголке на пол, застеленный мягкими оленьими шкурами, — айны выменивали их у оленных племен на нерпичий жир, — и больше уже не встала.

Погоревав, совершили айны немудрящий похоронный обряд. Несколько заклинаний, произнесенных шаманом, короткая дорога к вершине горы, и вот уже тело заложено камнями, чтоб не добрались до него волки или песцы.

Когда на следующий день не проснулась Пату, дочка охотника Куари, мрачный Токо обстоятельно поговорил с духами жилищ и в каждой яранге нашептал на моржовую печенку, предназначенную к ужину.

Утром опять горе: в стойбище недосчитались еще одной души, певуньи и озорницы Нанайны. Убитые горем родители не знали, что и думать, ведь накануне в их доме не происходило ничего необычного. Молчали и домашние деревянные идолы, чьи лики по обычаю были смазаны нерпичьим жиром и довольно лоснились.

Ночью собрались все в просторной яранге Койта, отца Нанайны. Стенаний не было слышно, у айнов не принято громко выражать скорбь. Токо в своем балахоне из дымчатого меха росомахи, украшенном множеством монет, колокольчиков и звенящих пластинок, с тихим бормотанием обошел простертое посреди яранги мертвое тело, присел на корточки и подсунул под голову умершей палку. Лицо его, блестевшее от пота, напоминало кусок отполированного дерева.

— Слышит ли нас Нанайна? — произнес Токо и осторожно надавил на конец палки — голова девушки легко приподнялась, что означало «да».

— Не рассердит ли старый Токо духов этого дома своими расспросами?

Шаман с трудом поднял голову девушки — «нет».

— Хорошо ли жилось Нанайне с ее родителями?

«Да».

— Кто-то обидел Нанайну?

«Нет».

— А может быть, Нанайна заболела?

«Нет».

— Зачем тогда Нанайна переселилась к духам? Неужто кто-то заставил Нанайну это сделать?

«Да».

По яранге пронесся общий вздох.

— Беда живет в этом доме? — продолжал Токо. По лицу его градом катился пот, руки дрожали.

«Нет», — в последний раз ответила мертвая, и Токо почувствовал, что больше спрашивать нельзя.

Беда пришла снаружи — это старый Токо и сам знал. Он велел, и вечером все пришли в его большую ярангу. Старик построил ее из плавника, что каждое лето прибивает к скалам, — из обломков досок и частей корабельной обшивки со следами медных заклепок. Снаружи визжала пурга, и жались к опустевшим жилищам собаки. Внутри было тепло, чадили плошки с жиром — жирники, за неспешными разговорами опустошались котлы с чаем, подвешенные над огнем. Женщины, бесшумно сновавшие в полутьме, подавали на плоских деревянных блюдах дымящееся мясо с почками и печенью тюленя.

Неспешна мужская беседа. Да, правда, лучше всего бить песца в море, когда он ходит вслед за белым медведем и подбирает его объедки… И не стоит начинать охоту раньше времени, пока не подует сухой студеный ветер — он отбелит и распушит хорошо выделанный мех. А иначе вся работа насмарку…

Токо замечал каждую мелочь, каждый быстрый взгляд, которым обменивались девушки и парни, обостренным слухом улавливал любой шорох и вздох. Вот, пригнувшись, встала со своего места Майя, симпатичная девчонка лет четырнадцати. В прошлом году Токо лечил ей сломанную руку. Следом скользнул к выходу молодой охотник Коти. Осенью парень впервые с отцом вышел на вельботе в море.

Токо ухватил его за рукав:

— Куда?!

Коти смутился:

— Поговорить…

— Останься, — негромко приказал старик и вышел сам.

Пурга злобно набрасывалась на ярангу. Отчаялся Токо разглядеть девчонку через завесу из пляшущих белых вихрей. И звать ее — напрасный труд: ветер, словно в бубен, колотит в крышу, обтянутую моржовой кожей. Громкий у ветра голос, грозный. К яранге Майи побежал Токо.

…Слабо теплился жирник, отбрасывая причудливую тень на стены, затянутые шкурами. Майя вошла в родную ярангу так тихо, что, если бы не собаки, испуганно заворчавшие в холодном чоттагине у входа, Токо вполне мог прозевать миг ее появления. Шла она спотыкаясь, будто в незнакомое место попала. Не разделась и даже капюшон из красной лисы не откинула, сразу побрела к расстеленной на полу оленьей шкуре. Спать, видно, захотела.

Токо тихо окликнул — она не отозвалась. Метнулся наперерез — не заметила. Тогда он встряхнул бубен перед ее затененным лицом и ловким движением сорвал капюшон. Мертвые и белые, как у вываренной рыбы, глаза уставились на отпрянувшего в ужасе старика. Потом Майя упала и завалилась на бок в позу спящей…

2

С этого дня все девушки селения, начиная с десятилетнего возраста, находились под неусыпным женским надзором. Но через месяц погибла еще одна — не помогли, стало быть, просьбы Токо, обращенные к духам. Чтобы удвоить силу молений, старик пошел на крайние меры: раньше срока посвятил в шаманы своего приемного сына Орво. Безбородое лицо юного шамана украсила священная татуировка, и сам он добровольно дал обет безбрачия.

Уже начали синеть снега, и все чаще на небе появлялись звезды. В одну из таких звездных ночей в ярангу Токо прибежала вдова Ну: ее дочь Пыльмау порывается выйти из яранги, да так настойчиво, что не удержать…

Токо с Орво застали девушку в состоянии, близком к обмороку. Шаман похлопал ее по щекам, велел напоить горячим чаем и прочел несколько заклинаний, без которых в селении теперь шагу нельзя было ступить. Очнувшись, Пыльмау рассказала дрожащим голосом: зовет чей-то ласковый голос, и идти нужно непременно.

— И сейчас зовет? — спросил Орво.

Пыльмау заплакала:

— Я не хочу идти! Не хочу…

Словно напавшая на след собака, старик хищно раздул ноздри и взглянул на сына. Тот понял его с полуслова.

Чудесный зверек плясал и крутился, заманивая ее. Девушка охотно принимала эту странную игру и тихонько смеялась, прикрывая лицо большим капюшоном, стянутым на подбородке. Старый Токо следил за ними издалека, скользил по пригоркам легко и бесшумно, как умеет ходить по снегу даже самый маленький айн, — пригнувшись так низко, что белая меховая камлейка почти неразличима на белой земле.

Наконец песец присел на задние лапки. Ореол вокруг него освещал ночь, как сияние костра. Вот девушка сняла рукавицу, протянула руку — зверек ждал, когда она прикоснется к его голове, — и откинула капюшон. Песец в испуге зашипел: лицо было мужским и татуированным.