Виктория Джоунс - Странное наследство

• Название: Странное наследство
• Автор: Виктория Джоунс
• Издательство: Русич
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2005
• ISBN: 5-8138-0677-6

Молодому мустангеру Берни Дугласу навязывают в воспитанники изнеженного, избалованного мальчишку Оливера Гибсона. Мустангер решает сделать из юного плаксы настоящего мужчину. Но это ему не удастся никогда, потому что на самом деле его воспитанника зовут… Оливия.

---

— Это мисс Роззи! — говорит женщина, повернувшись к мулатке.

— Мисс Роззи Томсон! — добавляет та.

Он долго и внимательно рассматривает совсем юную леди. Она сидит, склонившись к нему и облокотившись одной рукой на высоко поднятые колени. Сжатым кулачком подпирает круглый красивый подбородок… Невероятно, но, кажется, Берни Дуглас узнал этот гордый профиль, этот соблазнительный поворот головы, коротко остриженные локоны и завитки черных волос. Эти распахнутые синие глаза, нежно-розовые, немного припухшие губы. И ярко-синее платье из тафты, с отделкой из черных кружев на рукавах и по вырезу горловины.

— Ливи! — шепчет он еще не совсем уверенно и приглушенно. — Ливи! Кроха моя драгоценная!

— Ты хочешь пить, дорогой?!

— Да!

Берни следит, как Оливия протягивает руку и перехватывает у мулатки кувшин. Наливает в сверкающий высокий стакан лимонад, просовывает Берни под голову ладонь и подносит слегка наклоненный сосуд с желанной жидкостью к пересохшим от телесного жара губам. Терпкий и одновременно полный свежести аромат лимона дразнит обоняние, заставляет гортань сжаться и снова расслабиться в первом судорожном глотке. Освежающая жидкость холодит язык и небо, сладостной струйкой стекает в желудок…

— Вкусно?! — морщит нос Оливия, нервно сглатывая, как делает это любой человек при виде этого прохладного напитка.

— Очень! — подтверждает Берни, снова приникая к гладкому краешку стакана.

— Еще?.. — заботливо интересуется Оливия.

— Еще! — радостно подтверждает Берни Дуглас. Конечно, еще! Вкусно! Он чувствует, как с каждым глотком ароматной жидкости в него вливаются новые силы и новая энергия.

— Пока достаточно! — говорит Оливия, когда выпит последний, самый вкусный глоток, и юная мулатка жестом предлагает еще раз наполнить до краев высокий стеклянный стакан с красными поперечными полосками.

— Хочешь познакомиться с моим отцом? — возможно, Оливия немного спешит, но ей не терпится свести их и познакомить, чтобы мужчины поскорее подружились. Она любит этих двух мужчин так сильно, что трудно сказать, кого же из них, все-таки, сильнее. — Он хотел серьезно побеседовать с тобой, когда ты придешь в чувство!.. Папа! Папочка! Подойди сюда! Берни Дуглас пришел-таки в себя! Позволь тебе представить, дорогой папа! Это — Берни Дуглас!

— Мистер Фрэнк Смитт! Отец Оливии Гибсон!

— Папа приехал на ранчо раньше нас на целые сутки, Берни! Два десятка маток с сосунками бродили возле пустого сеновала и пошли за отцом в загон. Он прикормил их овсом! Они такие красивые и не очень одичавшие!

Берни закрывает глаза. Он утомился и хочет спать. Сейчас он еще далек от проблем ранчо. Он все еще балансирует на грани между смертью и жизнью. И по одну сторону этой грани — его темное и, возможно, в чем-то постыдное прошлое, с бедами и тяжелыми душевными переживаниями. По другую сторону — будущее, с новыми надеждами, новыми перспективами и планами.

В прошлом остались Хелен и ее страшная смерть, потрясшая когда-то еще совсем юного Бернарда Дугласа. Он воспринял ее ужасную трагическую гибель как свое собственное горе, и потому до сих пор не смог избавиться от чувства собственной причастности к случайной гибели портовой шлюхи. От долгого, растянутого на годы ощущения вины за ее падение в эту бездну, в этот беспросветный, бездонный мрак.

По другую сторону этой грани перед ним распахивалась перспективная картина его собственного будущего, которое он начинал строить с Оливией, совсем юной девушкой, устремленной к свету, к искренности и открытости. Именно ее искренность и открытость их взаимоотношений подкупали его. Он интуитивно чувствовал, что девушка ничего от него не утаивает из своего прошлого. Да ей еще и нечего утаивать!.. Ну, возможно, одно-два юношеских восторженных увлечения молодыми людьми, своими сверстниками. Не более того…

Но что-то в его рассуждениях и болезненных грезах царапало душу. Словно где-то в самом, казалось бы, труднодоступном месте души засела какая-то болезненная заноза. И цепляет, и царапает, стоит неловко повернуться. И он никак не мог вспомнить, что является подоплекой этой беспокоящей его занозы…

Берни Дуглас мысленно попытался неторопливо отмотать все события назад. Туда, в юность, где остался грубый деревянный крест на могиле несчастной Хелен.

Возможно, его совесть царапает эта невидимая, инстинктивно осознанная причастность к безостановочному падению Хелен. Днем, во время бодрствования, Берни Дуглас всегда старался отгонять грызущие душу воспоминания, заглушая их тяжкой работой. И только глубокое погружение в сон или беспамятное состояние снова будило их, напоминая о том, что они навсегда останутся в глубинах его подсознания.

Хотя мог ли он, тогда еще совсем юный мальчик, остановить падение Хелен?.. Возможно, после ее смерти очень многих из тех, кто был когда-либо с ней в связи, так же мучили угрызения совести. Потому они и торопились зарыть ее в землю, чуть выше песчаных дюн, словно спешили избавиться даже от самого напоминания о совершенном грехопадении…

Берни все время мучительно пытался вспомнить что-то светлое-светлое, то, что маячило в сознании, но никак не воплощалось в реальности, которую он начал осознавать…

Казалось, он погрузился в сон всего лишь на короткое мгновение и почти тотчас же пришел себя.

Стояло солнечное летнее утро. На дворе столпились Оливия, Рони Уолкотт и Фрэнк Смитт. Они стояли перед распростершейся на траве пустого загона кобылой. Жеребилась Джоли — та самая коренастая кобылка, которую довелось объезжать когда-то Мэган Матайес.

Из лошадиной утробы уже показались на свет черный влажный носик с нервно двигающимися ноздрями и плотно прижатые к нижней части мордочки черные блестящие копытца. Кобыла нервно вздыхала и постанывала, все время пытаясь подняться на ноги.

Оливия стояла перед Джоли на коленях, поглаживала роженицу по шее, придерживала ее, нежно уговаривая:

— Джоли, детка, потерпи еще немного, пожалуйста! Потерпи, дорогая! Поднатужься еще, девочка! Ну, еще немножко! Сейчас все кончится, и ты отдохнешь, дорогая!

Судорожные волны родовых схваток пробегали по животу животного, выталкивая силой мышечных сокращений жеребенка на свет. Уже головка новорожденного с согнутыми в коленях ножками появилась из материнской утробы…

Рони Уолкотт быстро протер голову и ноздри жеребенка пучком сена, и малыш сделал глубокий судорожный вдох. Его легкие впервые наполнились горным воздухом и полностью расправились. Этот четвероногий младенец мгновенно почувствовал и ощутил вкус и сладостный запах внешнего мира… И вот наконец — весь он, такой красивый, гармонично выстроенный, с затейливыми завитушками на влажной коричневой шерстке, высвободился из уютного и теплого, но вдруг ставшего ему тесным нутра матери!

Рони вынул из чехла индейский нож и отрезал пуповину. Едва оправившись от чрезмерного напряжения, крохотный жеребчик уже попытался подняться на свои подгибающиеся ножки. Ткнулся носом в поросшую травой землю, чихнул и, неуверенно выпрямившись в полный рост и пошатываясь от слабости, наконец сделал свой первый крохотный шажок, взмахнув своим густым, влажным хвостиком.

Джоли поднялась и принялась нежно вылизывать своего первенца. Она обнюхивала его, ласково и грубовато подталкивая своей большой добродушной мордой.

— Ну, вот и поздоровались! — Оливия поднялась и отряхнула обтянутые брюками колени от прилипших травинок. — Твой сынок, Джоли, вырастет в сильного и красивого мустанга. И самые прекрасные и сильные кобылки пойдут за ним, чтобы рожать таких же красивых и сильных жеребят!

…И вдруг Берни заметил, что на крыльце появился маленький мальчик в спальной пижамке из полосатой ткани. Он сонно потирает глаза кулачками и делает несколько шагов к самому краю площадки. Еще шаг-другой — и малыш оступится, упадет с высоты на каменистую отмостку вокруг дома! Кроха с размаха ударится об утрамбованный гравий и больно расшибется! Его сын расшибется!..

Берни Дуглас хочет удержать мальчика от последнего, самого рискованного шага, протягивает руки, чтобы подхватить его, успеть удержать за рубашечку!.. И вдруг осознает, что у него нет рук. Он в панике пытается осмотреться. Действительно — у него нет ни рук, ни ног, ни его сильного, мускулистого, тела, ни лица. Его нет совсем — не красавца, но и не урода, а весьма привлекательного для незамужних женщин джентльмена, каковым он считал себя… Его нет рядом с мальчуганом-крохой! Он — всего лишь дух! Лишенный плоти и силы дух!

— Оливия! Ливи! — кричит он в ужасе. — Мальчик сейчас упадет с крыльца! Он разобьется, Ливи! Он разобьется! Ливи!

Но никто из собравшихся вокруг Джоли людей не слышит его. Они окружили новорожденного жеребенка, восхищаются его красотой и статью, будто невесть каким чудом. А Берни не знает, как привлечь их внимание к малышу на крыльце, который стоит теперь, покачиваясь на некрепких ножках, на самом краю крыльца. И смотрит на открывшийся перед ним, таящий миллион опасностей мир восторженными синими глазами.