Александр Поповский - Искусство творения

• Название: Искусство творения
• Автор: Александр Поповский
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1949

Книга посвящена одному из самых передовых и талантливых ученых — академику Трофиму Денисовичу Лысенко.

---

«Наследственность — судьба», — утверждают некоторые ученые. Свойства, принесенные организмом, тяготеют над ним, как рок, ничто уже не смягчит их и не изменит. Благодарность человечества заслужил Лысенко своей теорией подбора родительских пар. Наследственность — не рок, возражает он, а сила, покорная условиям жизни и влиянию среды. Наследственность закрепляется после рождения не в лоне матери, а на земле.

Лысенко продолжал свои работы в Одессе, совершенствуясь в методе выводить сорт пшеницы в три года, не подозревая, что вокруг него собирается гроза. Внешне все обстояло благополучно. Время от времени на страницах журнала «Яровизация» появлялись его статьи, написанные с едкой иронией, уснащенные народными оборотами речи. Ответы не заставляли себя долго ждать. Они печатались в других изданиях, были так же нелюбезны и неизменно уснащены латинской и греческой лексикой.

Так длилось до тех пор, пока в свет не явилась теория подбора родительских пар. Гнев и возмущение загремели на страницах печати. Нет, до чего этот провинциал договорился: проявление и развитие наследственных признаков в конечном счете решается внешней средой. Попросту, зависит от погоды… «Лысенко вводит в заблуждение современного читателя, который не прослушал курса генетики, — сердились последователи Менделя и Моргана. — Ему надо познакомиться с элементарными знаниями и не рассуждать так, словно генетическая наука не существует…» В публичных выступлениях, в газетных и журнальных статьях прославленные академики, известные миру знаменитости, со ссылками на живых и почивших, приводили доказательства незыблемости наследственных свойств и необоснованности утверждений экспериментатора из Одессы. Его обзывали ламаркистом, идеалистом и обвиняли в намерении отбросить науку на сто лет назад.

Лысенко слишком много узнал и слишком глубоко заглянул в тайны природы, чтобы отступить. Он мог привести своим знаменитым противникам разительные факты в подтверждение новой теории.

История знает немало примеров, когда слава и известность плохо ограждали великих мира сего от ошибок. Давно ли Гегель объявил учение Ньютона иллюзией, а рассуждения и теории бессмертного математика — бредом. «Неподвижные звезды, — авторитетно утверждал он, — абстрактные световые точки, световая сыпь, столь же мало стоящая удивления, как накожная сыпь у больного человека…» Если верить другому мыслителю, Лейбницу, — бог в первые дни творения мира уложил в яичник праматери Евы зародыш человечества с особенностями характера всех грядущих поколений.

Нет, Лысенко не из тех, которых окрик авторитета бросает в дрожь. Его любимая поговорка: «Человек сам выбирает себе авторитетов». У него своя точка зрения на критику.

— Здоровая критика направляет работу, — говорит он, — не дает сбиваться исследователю с верной дороги, она направляет на путь истины. И это особенно необходимо нашей сельскохозяйственной науке, которая, к сожалению, еще сильно запутана, засорена ложными положениями.

Имя Лысенко, его научные идеи вдохновляют многочисленных агрономов и колхозников-опытников, работающих в хатах-лабораториях.

— Вырос актив, — говорит ученый о них, — который может плечо к плечу со специалистами, научными работниками поднимать и разрешать сложные научные вопросы. Надо смело выдвигать из хат-лабораторий новых людей в наши научно-исследовательские институты и станции. Сила советской науки именно и заключается в ее связи с массами.

Работы Лысенко получили признание не только в стране, но и далеко за пределами ее. Так, известный английский исследователь Белл считает, что теория стадийного развития растения — это первое открытие в биологической науке, давшее возможность целеустремленно управлять растениями в больших производственных масштабах.

Другой английский ученый, Дж. Файф, пишет:

«Теория стадийного развития растений приобретает популярность как полезный способ анализа процессов развития растений, особенно применимый в селекции растения. Если бы Лысенко даже не пошел дальше этого, его имя стало бы известным среди селекционеров и физиологов всех стран благодаря этому важному вкладу в науку».

ЗЛОКЛЮЧЕНИЯ С ТОПОЛЯМИ

— Как вам угодно, я покидаю институт. Я ухожу из него потому, что мне скучно.

Аспирант Колесник никого не пугал. Он просто не хотел больше обманывать себя. Ему надоели ученые, — которые бесконечно теоретизируют. Он — в прошлом крестьянин, сын потомственного труженика, и терпеть не может многословия. Два года, проведенные в исследовательском институте, разочаровали его. Довольно с него, пусть спорят и хвастают другие, пусть носят, как щит, свою «точку зрения», отличную от точек зрений других. Он вернется на Полтавщину и будет там агрономом.

Быть бы Колеснику агрономом, если бы его в это время не направили в институт селекции в Одессу.

— Посмотрим, как здесь, — сказал себе аспирант, недоверчиво приглядываясь к новому месту. — Неужели и тут так же скучно?

Он много слышал о Лысенко, читал его статьи и труды, но ведь в исследовательском институте, где ему было не по себе, также работали известные люди. Может быть, наука такой и должна быть, тогда это дело не для него.

Чем больше Колесник приглядывался, тем сильнее росло его удивление. Он видел — кругом идут жаркие битвы, но в творческих схватках, неистовых и страстных, все усилия служат одной общей цели. Короче, ему все здесь понравилось, все пришлось глубоко по душе. Тем более смущала его предстоящая встреча с Лысенко. Как отнесется ученый к нему, согласится ли он оставить его у себя? Все зависит, конечно, прежде всего от того, как он, Колесник, проявит себя. Мало ли что может случиться?! Выложит ему ученый серьезную идею, закатит трудный вопрос — и как хочешь, так и выбирайся.

Лысенко пригласил к себе аспиранта, мельком оглядел его долговязую фигуру и предложил ему сесть.

— Нам в ближайшие годы, — начал он, — предстоит борьба с засухой.

С засухой? Вот как!.. Что же тут мудреного, на эту тему они могут потолковать. Страшного в ней, кажется, мало.

— Нужно создать лесозащитную полосу вокруг наших полей из быстро растущих долговечных деревьев.

Колесник кивнул головой. В ровных движениях и бесстрастном взоре не было и следа волновавших его сомнений.

— Есть такая порода, — как бы вслух размышляет Лысенко, — пирамидальный тополь.

— Знаю, — монотонно замечает аспирант.

— Так вот, этот тополь суховершинит… Подумайте, почему он вместо двухсот лет живет пятьдесят? Почему сохнет его вершина? Не пора ли заняться семенным размножением тополей? И почему это единственный выход?

Нагрузив Колесника загадками, ученый закончил назиданьем:

— Не беритесь за дело, прежде чем вам не станет все ясным. Лучше не делать ничего, чем заниматься тем, что непонятно и во что еще не веришь. Без предварительной гипотезы не может быть полезной работы. Не теряйтесь, если у вас не клеится дело, погуляйте месяц-другой, наблюдайте и думайте, рано или поздно осилите. Пуще всего бойтесь самообмана.

Отступление прошло мимо ушей аспиранта. Он думал совсем о другом. Лысенко отнесся к нему несерьезно, дал ему пустячную тему и вдобавок еще посмеялся. Над чем тут раздумывать? Он взберется на тополь, скрестит два цветка, соберет семена, вырастит сеянцы и представит их ученому: пусть себе разводит тополя. Подумаешь, какая премудрость, — любой студент это сделает. Без советов и проповедей справится. Размножать деревья семенами — дело хорошее, лучше, конечно, чем черенками, но Лысенко мог бы предложить ему более серьезную тему.

— Ладно, Трофим Денисович, сделаю. Труда тут немного.

Лысенко улыбнулся и загадочно добавил:

— Думать надо основательно и как можно лучше. У нас такая работа, что время от времени от нее болит голова. Очень важно, чтоб она болела почаще. Спросите себя, почему яблоня, выросшая из семечка, живет двести лет, а привитая — шестьдесят?

Ладно, он спросит, подумает и как-нибудь управится с этой пустячной задачей.

Была июльская теплая ночь, когда, обуреваемый мыслями и чувствами, Колесник, не будучи в силах уснуть, пошел бродить по Одессе, искать в ее парках пирамидальный тополь.

Дадим нашему исследователю продолжать свой путь. Вернемся к Лысенко и выясним, что привело его к неожиданному увлечению тополями.

Колесник прибыл в институт в счастливые дни передышки, после трудных боев. Не прошло и двух месяцев, как здесь отгремела великая эпопея, именуемая в Одессе «картофельной». Завершилась отчаянная схватка между Лысенко и канонами агротехники, с одной стороны, и с вырождающимся картофелем — с другой. Познакомимся с этой историей, она раскроет нам связь между тем, что случилось, и будущностью пирамидального тополя.

Считалось установленным, что картофельная культура всего лучше развивается в мягком климате средней русской полосы. Картофель одинаково не мирится со знойным солнцем Средней Азии и суровыми холодами Сибири. И север и юг ввозили его издалека, и местами привозное «земляное яблоко» шло в одной цене с румяным яблоком наших садов.