Аглаида Шиманская - Капля в море

• Название: Капля в море
• Автор: Аглаида Шиманская
• Издательство: Рифма
• Жанр: Поэзия
• Год: 1950

Аглаида Шиманская (1903–1995) — русская поэтесса и прозаик «первой волны» эмиграции. Детство и юность прошли в Швейцарии. В 30-ые годы двадцатого века переехала в Париж. Первые публикации в периодике русского зарубежья в 1947 г. Ее стихи, в частности, публиковались в таких изданиях, как «Новый журнал», «Современник». А. Шиманская — участник поэтических антологий эмиграции: «Эстафета», «Муза Диаспоры», «Содружество». Автор четырех стихотворных сборников.

Вот как охарактеризовал творчество А. Шиманской, в частности, один из критиков: «Две перемежающихся темы в стихах А Шиманской: тема гибели… и, несмотря ни на что, приятие этой жизни и ее закона. И также — тема родины…».

В основе данного электронного издания — первый сборник А. Шиманской «Капля в море» (Париж, 1950), а также раздел «Стихотворения разных лет», куда вошли разысканные составителем поэтические произведения, опубликованные в других сборниках и периодике русского зарубежья.

---

Санкт-Петербург

Никогда не была в этом городе,
В этом городе белых ночей,
Где Нева замерзает, и в холоде
Так прозрачен поток лучей.

Люди спят, и дома, и улицы,
Светят призраки, ночь светла.
Снится ль мне, или только чудится,
Что душа в этот свет ушла?

«Русская мысль». 1957, № 1056. 16 мая. С. 5.

«Гремит, коня вздымая…»

Гремит, коня вздымая,
Гремит небесный свод,
А ветер, налетая,
Холодным ливнем бьет.

«Здесь дерзкий заместитель
Ведет лукавый счет:
Я города строитель,
Творец — царь еще…»

«Русская мысль». 1957, № 1056. 16 мая. С. 5.

«Окно мое на крышу…»

Окно мое на крышу,
Внизу — веселый бал.
Знакомый вальс я слышу —
Он в старину звучал

У Лариных, быть может, —
Татьяна, ты не спишь?
Для слез одно и то же —
Москва или Париж.

Антология «Муза диаспоры» (1960)

«Благодарю Тебя за теплую постель…»

Благодарю Тебя за теплую постель,
И эту комнату, и хлеб насущный,
И милую дневную канитель,
И скромный стих, душе моей послушный.

За каждый взгляд, улыбку и привет,
За огонек, мерцающий в окошке,
И этот детский бархатный берет,
И крошечные туфельки на ножках.

Благодарю за звезды, за слова,
За синий цвет и где-то берег южный,
Благодарю, что я еще жива,
Хотя, быть может, это и не нужно.

Шиманская А. Я вам прочту. Париж: Рифма. 1963.

«Звонок встревожил: — Слушаю, алло!..»

Звонок встревожил: — «Слушаю, алло!
Кто говорит? — Что? — Снегом замело?..
Откуда голос?.. Не могу понять!»
Отбой и гул. Молчание опять.

На станции, в каком-то захолустье
Светилась ночь невыразимой грустью,
Утихла буря и раскрылся свод,
Но поезд не пришел и не придет.

Спит крепким сном смотритель станционный,
Вокруг сугробы, каркают вороны,
Не уцелеть от холода и тьмы —
Погибло все селенье от чумы.

Еще дымок идет с какой-то крыши —
Перед концом немного жизнь подышит,
Но у поэта образ оживет —
Воскреснут души и растает лед,

Знакомый поезд весело промчится
И снова — жизнь, везде живые лица…

Благодарю за весточку оттуда,
Где Пушкин и слова его, как чудо.

Шиманская А. Я вам прочту. Париж: Рифма. 1963.

«Она на свет не поднимала очи…»

Она на свет не поднимала очи,
В тени печаль от дерзких берегла
И слезы проливала дни и ночи
О том, что муке не осилить зла.

Лицо твое сурово, Палестина:
Измена, кровь отмечены судьбой.
Молись и плачь, Мария Магдалина,
О камень бейся и шуми, прибой.

Но час настал. И ниц упала стража.
Разверзлось небо. Грозно и светло.
Любовь твоя сама тебе расскажет,
Каким сияньем сердце обожгло.

Шиманская А. Я вам прочту. Париж: Рифма. 1963.

«Услышать песню русскую метели…»

Услышать песню русскую метели,
Утешить сердце голосом родным.
Тогда любить еще мы не умели,
Тогда наш мир был малым и своим.

Казался он веселым и светящим.
Как мячик прыгал, лодочку пускал,
Но пассажирский поезд уходящий
Разрушил мир и призрачный вокзал,

И мир теперь безрадостный, огромный,
В чужой стране, суровый и пустой.
Был горек дым, тревожен шум вагонный
Его повсюду слышу за собой.

Шиманская А. Я вам прочту. Париж: Рифма. 1963.

Мать

1. «Милая, как жили мы убого…»

Милая, как жили мы убого
В доме деревянном на ветру!
Печка черная монашкой строгой
Остывала, догорев, к утру.

К жизни возвращали мы монашку,
Углем напитав ее с трудом,
Душу открывали нараспашку,
Грелись и слезами и огнем.

Милая, за что такая участь,
Ссылка — как предательский капкан?
И годами жили, жили, мучаясь.
А долину покрывал туман…

Это все напомнил старый чайник —
Вынула его из сундука:
Прошлого свидетель он случайный,
Трогала его твоя рука

Маленькая, бедная, сухая
От монашки черной, от воды.
— Память, память, горькая, святая.
Не стереть глубокие следы.

Журнал «Современник». Торонто. 1964. № 9

2. «На вокзале в черном ты сидела…»

На вокзале в черном ты сидела
И покорно ожидала встречи.
Серо-тусклый опускался вечер,
Только звездочка одна горела.

Поезд мчится, тень кидая косо,
В небе ласточек несется стая,
Паровоз, протяжный вопль бросая,
Распускает дымчатые косы.

Это — призрак. Я гонюсь за тенью.
Всюду тени тенью окружают.
Чья-то здесь накидка кружевная,
Где-то обманувшее волненье.

3. «Зажги огонь. Ты здесь?..»

Зажги огонь. Ты здесь?
Пошевелись, вздохни
И кофточку повесь.
Уйдут, уходят дни,
А ночь пришла опять:
— «Ты здесь, ты для меня» —
Мне некому сказать —
Ни вздоха, ни огня.

«Загорается небо огнем…»

Загорается небо огнем,
Разбивается меч о камни.
Божий гром прогремит за ставней
И утешит тебя дождем.

После слез и утихшей бури,
Сквозь лохмотья пугливых туч,
Золотой потянулся луч
К обнаженным плечам лазури.

«Она и он… Они когда-то жили…»

Памяти поэтов В. и Ц.

Она и он… Они когда-то жили,
Где царство муз и моря синева —
И замолчали, и глаза закрыли,
А ты, земля, бессовестно жива!

Весну в наряд венчальный обрядила
И вся цветешь и снова влюблена, —
Не верю я, что благостная сила
Такой жестокой красоте дана.

Не верю, что не будет искупленья,
Когда-нибудь покаешься и ты…
Они прошли — и не осталось тени
И даже не осталось пустоты.
……………………………………
Шумит стихия, налетают волны,
Взлетают волны взмахом черных крыл,
Глядит моряк и крестится невольно:
Чернее цвета Бог не сотворил.

И не было страшней такого вала,
И горче слез соленая вода, —
С какою мукой Муза провожала
Того, кто не вернулся никогда.

Погас маяк, и темный берег стынет,
Забыто все, прошло так много лет,
А море Черное волнуется доныне,
Что погибающим спасенья нет.

«Кто-то злословит, кого-то бранит…»

Кто-то злословит, кого-то бранит —
Ты бы не слушало, нежное ушко!
Мало ли что там вещает кукушка?
Где-то у берега стынет гранит.

Слезы морские стекают с него,
Плачет, в тумане скрывает он горе.
Плачет о нем синеокое море
И не умеет сказать ничего.

Булочник

Печет хлеба дебелые, с румянцем,
Их любит нежно, как родную мать,
Он друг людей и даже иностранцев
Умеет русским духом понимать.

Он славится своей женой и булкой,
Судьба его быть белым королем,
Поклоны принимает на прогулке
И светится серебряным рублем.

Пылают печи равномерным жаром,
Мука, мука, как вечные пески,
Лежит в пустыне огненной Сахары,
А жизни нет без хлеба и муки.

«Ползет букашка, прячется в листок…»