Иоанна Фабицкая - Танцы. До. Упаду. Истерический любовный роман

• Название: Танцы. До. Упаду. Истерический любовный роман
• Автор: Иоанна Фабицкая
• Издательство: РИПОЛ классик
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-386-02631-8

Вы пробовали изменить свою жизнь? И не просто изменить, а развернуть на сто восемьдесят градусов! И что? У вас получилось?

А вот у героини романа «Танцы. До. Упаду» это вышло легко и непринужденно.

И если еще в августе Ядя рыдала, оплакивая одновременную потерю жениха и работы, а в сентябре из-за пагубного пристрастия к всемерно любимому коктейлю «Бешеный пес» едва не стала пациенткой клиники, где лечат от алкогольной зависимости, то уже в октябре, отрываясь на танцполе популярнейшего телевизионного шоу, она поняла, что с ее мрачным прошлым покончено. И все потому, что ей рукоплещет половина Польши (несмотря на лишние килограммы), а рядом с ней — настоящий мужчина (правда, она осознала это не сразу, потому что приняла его за очередного тупого, самовлюбленного самца).

Отличное начало романа. А что дальше?

Что случилось потом, вы узнаете из очень смешного и очень грустного романа польской писательницы Иоанны Фабицкой, пользующейся у себя на родине огромной популярностью.

---

— Не переживай, я помогу тебе ее выпить, — пробормотал он, возясь со сломанной молнией на чемодане.

— Что выпить? — Ядя взглянула на Густава, как на инопланетянина. В некоторые моменты уверенность, что она родила марсианина, была стопроцентной.

— Ту горькую чашу, которую тебе сегодня преподнесли. Но ведь у человека за годы эволюции выработался…

Собрав последние силы, Ядя прервала его рассуждения о защитных механизмах, которые, как правило, включаются человеческой психикой в кризисные моменты.

— Если ты немедленно не прекратишь, я оставлю тебя на первом же пограничном пункте!

Она и в самом деле чувствовала себя донельзя усталой; с воронкой от взрыва бомбы на месте сердца; выеденной изнутри гигантским червем; грязной и липкой от пота; уродиной, которую «прокатили» в конкурсе. Ей было уже за тридцать, а в этом возрасте, как известно, труднее похудеть, прелести секса кажутся слишком разрекламированными, и каждое утро может стать именно тем, когда проснешься с двойным подбородком. Она снова и снова задавала себе вопрос: как же так, почему всё всегда заканчивается одним и тем же? Любовный угар, надежды, планы… и вдруг ни с того ни с сего — адью. В ней нарастало чувство ужасной несправедливости, ощущение, что весь мир отвергает ее; Ядя плакала уже совсем в открытую. Одной рукой она пыталась надеть темные очки, а другой зажать нос, из которого струились сопли.

Когда она доставала носовой платок, то выронила очки, и они полетели прямо под шагающие мужские ноги, обутые в стильные кроссовки и дизайнерские штаны Diesel. До нее долетел хруст раздавленного пластика.

— Апчхи! — чихнула она, обдав густой слюной фирменную обувь.

— Охти… мать твою! — выругался на превосходном польском языке выпендрившийся модник. Скорчив брезгливую мину, он всем своим видом старался показать, что между ним и его покрытой мокротами ногой нет ничего общего. — Вы что? Спятили?

Ядя не нашлась, что ответить. Ужас в ее душе смешался с облегчением — что бы там ни было, всегда приятно встретить земляка: чувствуешь себя не так одиноко. Одновременно она задумалась, как такое возможно, что некоторые носят обувь стоимостью в несколько ее зарплат, и что ей делать, если этот холеный франт потребует денежной компенсации?

— Ну, извините, я ведь не нарочно это сделала, правда?

Тем временем Густав (золотко, а не ребенок!) с усердием начинающего чистильщика бросился к ногам незнакомца и принялся драить носовым платком оскверненные кроссовки, густо поплевывая на них.

— Это «Nike», да? — спросил он со знанием дела. — Самая последняя модель… «Nike» открыла в Китае еще одну фабрику… Наняли пятилетних детей и платят им двадцать центов за десять часов работы.

— Эээ… — Мужчина почувствовал себя словно в капкане. Бешено завращав зрачками, он, похоже, оценивал свои шансы на спасение.

— Я могу возместить стоимость химчистки, — предложила Ядя, все еще вытирая нос.

— Вы, наверное, шутите… — Незнакомец стоял в замешательстве, распространяя вокруг пьянящий аромат мужской туалетной воды «Rush» от Гуччи. Этот запах вызвал у Яди какую-то непонятную тоску. Он волновал ее, затуманивал глаза. Поэтому, вместо того чтобы по-быстрому закрыть вопрос, она неосознанно тянула и тянула эти унизительные переговоры.

— Разумеется, шучу… Такая уж я шутница. У меня с самого утра одни шуточки на уме. — Ее голос набрал угрожающе высокую частоту. — Расхаживаю тут и плюю на людей, ха, ха, ха! И настроение поднимается от того, что я осталась одна как перст — правда, с ребенком — и не знаю, где взять силы, чтобы пережить очередной день! Ну что же вы не смеетесь? Прямо-таки живо-о-отики надорвешь! — В подтверждение сказанного она расплакалась в полный голос.

Находившиеся рядом люди стали оборачиваться, поглядывать с тревогой, кое-кто даже спросил, все ли в порядке. А когда многочисленное потомство индусской пары проникновенно завторило ее плачу, Ядя уже неслась на теплой волне сочувствия. Она едва не утонула в широких объятиях грудастой афроамериканки, а тем временем Густав, которого начали подкармливать цукатами из ананаса, активно расширял свой словарный запас английского.

Обсопливленный мужчина постоял немного, переступая с ноги на ногу, а потом украдкой вытер кроссовку о штанину собственных брюк. Удаляясь в направлении стойки № 8, он раздумывал, почему, черт возьми, женщины поступают так, что он всегда чувствует себя виноватым.

Самолет в Варшаву должен был вылететь через пару минут. Что такое несколько минут в сравнении с задержкой на несколько часов! У пассажиров заметно спало нервное напряжение. Еще немного, и они будут у себя. Варшавский аэропорт Окенче встретит их вышедшими из строя кондиционерами, неразберихой и затерявшимся в тумане обслуживающим персоналом. Ядя заняла место возле прохода, объяснив Густаву, что не может сидеть у окна, иначе она будет следить, не оторвалось ли шасси. Она мечтала лишь об одном: чтобы никто ничего от нее не хотел, чтобы никто ничего не говорил, не требовал внимания, ответа, да и вообще какой бы то ни было реакции. Желание было самым скромным — пережить хотя бы ближайшие сутки. Потом следующие, всего-навсего…

Глядя на упрямого Готю, прилипшего носом к иллюминатору, Ядя размышляла, сколько она взвалила на своего ребенка. Растоптанная и слабая, как улитка в раздавленной раковине, для своего сына она представляла плохую опору. Скорее это он ее ободрял, а ведь ему было всего восемь… Разве можно от него ожидать, что он всегда будет рядом, готовый удержать ее от падения? Единственным задушевным другом у Готи в минуты детской грусти было то плюшевое чудовище. Но она и Раймонда у него отняла — из-за собственного эгоизма, патологической спешки. «Я — просто монстр, — подумала она, — обрекла ребенка на адские муки с безалаберной матерью и мерзавцем-отцом, которого и след простыл, прежде чем успели остыть его драные тапки».

Мешко полагалось быть другим — исключением, — но, если не учитывать его идиотского имени, в конечном счете, он оказался точно таким же, чужим и враждебным в своих решениях, ничуть не лучше тех людей, что каждый день толкают друг друга на улицах. Он поступил подло, гадко и безответственно!

При одном воспоминании о Мешко, о его запахе и его голосе у Яди темнело в глазах. Понимая, что прибегает к несправедливым и обидным обобщениям, она решила обходить мужчин за три версты, раз и навсегда очистить свою жизненную территорию от каких бы то ни было признаков присутствия этих существ, ваяя которые мать-природа явно схалтурила.

— Извините… Вы можете меня пропустить? Мое место у окна… к сожалению.

Ядя оторопела, не веря своим глазам:

— Вы это специально делаете?

— Что делаю?

— Преследуете меня из-за пары кроссовок! Вы психопат? Теперь так и будете меня донимать, пока я не наложу на себя руки?!

— Боже ж ты мой… Я лишь хочу сесть на свое место, — объяснил мужчина, приходя все в больший ужас.

— Классно! — Готя, наконец, оторвался от окна. — Я буду называть вас пан Сопля, хорошо?

Мужчина не успел возразить, так как загорелась надпись «Пристегнуть ремни». По направлению к ним бежала рассерженная стюардесса. Однако лицо ее постепенно утрачивало суровость; когда девушка была уже совсем близко, она расплылась в обворожительной улыбке, грудь ее резко подалась вперед, так что дернулись пуговицы на форменном пиджачке, а рука, потянувшись к голове, одним коротким движением освободила туго стянутые волосы, позволяя локонам свободно рассыпаться вдоль точеной шейки.

«Невероятно, — мелькнуло у Яди в голове. — Я что, принимаю участие в каком-то дурацком сериале? Что здесь происходит?!»

Тем временем возбужденная самочка подлетела к мужчине, который по-прежнему стоял.

— Это вы? О господи… Это и вправду вы?.. Ииииии!!!

Она повторила эту тираду еще несколько раз и умолкла лишь тогда, когда выруливающая на стартовую полосу машина резко накренилась влево. В результате этого зигзага стюардесса уткнулась зубами в металлическую ручку сервировочной тележки, опрометчиво оставленной в проходе.

— Хм… но… спокойно, я здесь инкогнито… Да, это действительно я. — Пан Сопля явно кокетничал, самодовольно поглядывая по сторонам и озаряя пассажиров белоснежной фарфоровой улыбкой, обошедшейся ему, надо думать, в кругленькую сумму.

«Вот дурак!» — Ядя с отвращением наблюдала за этой нелепой сценой, одним махом сводящей на нет все достижения феминизма за истекшие сто лет. Между тем оправившаяся от удара девушка, трясясь, словно в лихорадке, настаивала, что она сама застегнет этому Very Important Person ремни. Прежде чем исчезнуть в чреве хозяйственного блока, она еще раз споткнулась и налетела на свою не менее возбужденную коллегу.

— Ее совершенно добили ваши феромоны. — Готя повернулся к соседу. — Жаль, что у моей мамы искривлена носовая перегородка и ослаблено обоняние. Нет шансов, что она среагирует так на какого-либо мужчину. Разве что ей сделают операцию.