Валерий Перевозчиков - Правда смертного часа. Посмертная судьба.

• Название: Правда смертного часа. Посмертная судьба.
• Автор: Валерий Перевозчиков
• Издательство: Политбюро
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2000
• ISBN: ISВN 5-89756-035-8

Валерий Перевозчиков известен своими книгами о Владимире Высоцком, в которых содержится много интересного биографического материала.

 "Правда смертного часа" - рассказ о последних шести месяцах жизни замечательного барда, поэта, актера устами хорошо знавших его людей.

 "Посмертная судьба" - попытка осмыслить друзьями и близкими масштаб личности В.Высоцкого уже после его смерти.

---

«Прощание…»: «С моего места видно, как процессия по чьей-то команде разворачивается, как откидывается нижний люк у обычного автобуса с черной полосой, как загружают… И это — все?!»

В. Смехов: «Любимов попросил всех артистов и актрис унести цветы, — и вот стоп-кадр: цветы уносили-уносили огромными охапками, а они стояли все тем же силуэтом… Я просто не могу представить, сколько это длилось времени — как-будто они откуда-то снизу опять появлялись — эти цветы».

В. Акелькин: «А в зрительном зале по обе стороны сцены — венки, венки… Их потом вывозили на двух грузовиках, по четыре ряда венков на машине».

М. Влади: «Мы садимся в автобус, гроб стоит в проходе, мы все сидим, как школьники, уезжающие на каникулы. Любимов машет большим белым платком людям, собравшимся на крышах, на каменных оградах, некоторые залезли на фонари. Автобус трогается».

«Прощание…»: «Меня вместе со всеми выносит к автобусам. Дверцы распахиваются, люди занимают места…

Мы едем по цветам. Они летят из окон, с балконов, с бровок тротуаров…»

В. Туманов вспоминает, что уже когда сидели в катафалке, Марина Влади, обращаясь к нему, сказала:

— Вадим, я видела, как хоронили принцев, королей, но ничего подобного я не видела.

М. Козаков: «Когда процессия выехала на Таганскую площадь, чтобы затем направить свой путь по Садовому кольцу, под машину, которая везла его, полетели цветы».

«Прощание…»: «Гроб с его телом на руках бы понесли до Ваганьковского, передавая с плеч на плечи, как величайшую ценность, и всю оставшуюся жизнь вспоминали бы этот миг, как честь и счастье.

Но у этих, на Таганской площади, отняли все — даже горький праздник прощания…»

Ю. Карякин: «И когда автобус с гробом отъехал от театра, люди долго-долго махали вслед автобусу руками, цветами. А мальчишки выпустили в небо голубей».

«Прощание…»: «Откуда-то поднялись в воздух сотни голубей и теперь, кружась, уходят все выше вверх по невидимой винтовой лестнице».

С. Дерков (из письма в Театр на Таганке): «Люди провожали маленький автобус, который увозил от них очень многое. Кто-то в толпе сказал:

— Кусочек свободной России умер».

В. Смехов: «Один из важных военных чинов, наблюдавший за рекой скорби 28 июля, молвил знаменитому писателю:

— Ну а вы-то зачем сюда подались? Зачем сюда пришли? Хоронят антисоветчика… Что? Кто хоронит? Да такие же, как он…»

Ж. Владимирская: «Вот помните у Маяковского: «Если в музее выставить плачущего большевика…» Я видела плачущих большевиков — в жизни, в кино, в театре. А вот плачущих милиционеров видеть как-то не доводилось… А здесь— увидела. Запомнился молоденький-молоденький, плакавший, не стесняясь, чуть не в голос».

В. Смехов: «Потом длинная кавалькада машин пошла вразрез Садовому кольцу. В нас была какая-то злая гордость, что олимпийские машины стоят, а Высоцкий едет… Машины шли по левой стороне, все прочие стояли, — все было оцеплено…»

«Прощание…»: «…От толпы… отделяется кучка молодых ребят и мчится вслед за процессией. Машины прибавляют ходу, ребята по одному отстают, продолжает бежать только какой-то совсем еще мальчик в черном кожаном пиджачке. Улица уходит вниз, толпа вдоль мостовой редеет. Уже становится виден Курский вокзал, а он все бежит.

…На него страшно глядеть: он мертвенно бледен, кажется, сейчас грохнется оземь…

…Если бы совесть могла в тот день каким-то чудом воплотиться в человеческом облике, я знаю, она была бы этим мальчиком в черном пиджачке!»

М. Влади: «…Часть огромной толпы бежит за автобусом до самого кладбища. Меня охватывает истерический смех, потому что из-за рытвин на дороге гроб подпрыгивает и твое тело соскальзывает. Нам приходится укладывать тебя обратно».

A. Штурмин: «На кладбище я ехал в катафалке, напротив сидела Марина. Там были родители, Туманов, Любимов… В книге Марины Влади написано, что тело выскользнуло из гроба… Ничего этого не было».

B. Гордеев: «Катафалк отъехал… Довольно быстро сняли оцепление… Мы подошли к театру. В окне какой-то «Фотографии» — портрет Владимира Семеновича в черной рамке. Вся улица перед театром — в цветах… Я подобрал на память две гвоздики».

По поводу этой фотографии Высоцкого в траурной рамке в витрине «Фотографии № 1» приведем начало уникального документа:

ПРИКАЗ

по Московскому городскому фотокинообъединению

Мосгорисполкома.

г. Москва, № 20226 августа 1980 г.

В «Фотографии № 11» цеха № 2 без разрешения администрации цеха и без согласования с художественно-техническим советом было нарушено оформление витрины «Фотографии».

На основании изложеннного, приказываю:

1. Фотографу «Фотографии» Стрижевскому А.Е. и заведующему «Фотографией» Герасименко В.А. за самовольное оформление витрины объявить выговор.

2. Начальнику цеха № 2 Борисенкову Н.С. и мастеру участка Розанову Н.А. указать на слабый контроль за оформлением витрин и интерьеров подведомственных предприятий…

Директор фотокинообъединения Ю.Тарасов.

В. Гордеев- «По дорогам пошли первые машины, но у театра и особенно у метро — еще много людей. Метро работает только на вход. Милиция в свои «матюгальники»:

— Товарищи, просьба — пройти в метро!

— Товарищи, не мешайте движению автотранспорта!

— Товарищи, разойдитесь!

Толпу у метро стала теснить конная милиция… Одна старушка сказала:

— Ну, прямо девятьсот пятый год! Сейчас нагайки вытащат…

Вдруг люди у метро стали скандировать:

— Позор! Позор!

И хлопать в такт. Оказалось, что попытались убрать портрет Высоцкого в окне второго этажа. Портрет вернули…»

Э. Рязанов: «На фасаде театра висел портрет Высоцкого. Потом по чьему-то распоряжению (о, неисправимость страха!) этот портрет вдруг убрали. Толпа начала волноваться, скандировать:

— Позор! Позор! Портрет! Портрет!

Через некоторое время, опять по чьему-то указанию, портрет появился».

М. Козаков: «Перед Красной Пресней движение замедлилось. Здесь его (Высоцкого) тоже ждали, и чем было ближе к цели, тем больше становилось людей и тех, что в синих олимпийских рубашках. К Ваганьковским воротам кортеж подъезжал медленно».

Д. Гельфонд: «На кладбище первой подъехала милицейская машина сопровождения. Потом катафалк и много-много машин. Но машины не пустили к кладбищу… Часть толпы прорвалась к могиле, опрокинули заграждения…»

М. Козаков: «У последнего его приюта людей оказалось сравнительно мало. Палило яркое солнце».

М. Влади: «Мы приезжаем на кладбище, на песчаную площадку, где в последний раз можно тебя поцеловать. Мне все труднее справляться с нервами. От вида искаженных болью лиц мне снова хочется захохотать. Может быть, я слишком много плакала?»

Д. Гельфонд: «Прощались у могилы. Сама процедура прошла довольно быстро».

М. Влади: «Я последняя наклоняюсь над тобой, прикасаюсь ко лбу, к губам».

М. Козаков: «У могилы было решено не говорить. Сказал кто-то один, кому это было доверено».

А. Крылов: «Говорил Дупак. Что он говорил, я не слышал — передо мной было семь-восемь человек. И говорил он тихо».

М. Влади: «Закрывают крышку. Удары молотка звучат в тишине».

М. Козаков: «Потом — то, что страшно всегда: глухой стук молотков…»

A. Крылов: «Молотками стучали громко — сразу несколько человек».

М. Влади: «Гроб опускают в могилу, я бросаю туда белую розу и отворачиваюсь. Теперь надо будет жить без тебя».

B. Янклович: «Могила… Помню, что Марина сказала мне:

— Помоги…

Наклонилась, взяла горсть земли с могилы и увезла домой».

Ж. Владимирская: «Володина могила была как бы и не на кладбище. Место — будто между кладбищем и городом. Первый ряд. Чтобы виднее мы ему были. А он — нам».

A. Демидова: «Он жил на юру и похоронен у самых ворот при входе на кладбище. Мне вначале было жаль, что на таком открытом месте мы его хороним. Но сейчас я понимаю, что, наверное, лучшего места и не сыскать».

B. Гордеев: «Вечером Москва обсуждала похороны Высоцкого… На улицах говорили, что Высоцкий похоронен в хрустальном(!) гробу… Что в могиле — магнитофон, который будет звучать, пока не кончатся батарейки…»

Еще по Москве в те дни ходил упорный слух, что в одном из храмов по Высоцкому была отслужена панихида…

«Нью-Йорк тайме», Крэйг Уитни: «Вечером, спустя несколько часов после этих событий, толпа из двухсот-трехсот человек еще стояла вокруг театра, но все знаки траура были убраны и портрет г. Высоцкого был удален. Рядом стояла пожарная машина. Полиция, теперь более спокойная, говорила людям:

— Проходите, собирайтесь где-нибудь в другом месте».

Л. Абрамова: «Все было как-то неясно и беспокойно, если бы не вмешательство Кобзона, наверное, и не нашлось бы человека, который бы так уверенно и разумно организовал стол… Еду, вино, посуду на полтораста человек…»