Элизабет Спир - Медный лук

• Название: Медный лук
• Автор: Элизабет Спир
• Издательство: Центр "Нарния"
• Жанр: Детская проза
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-901975-34-3

На долю 18-летнего Даниила, жившего в Палестине 1-го века нашей эры, выпала тяжелая судьба. Отца замучили римляне, мать его не пережила, никого у Даниила не осталось, только бабушка да бесноватая сестра. Даниил полон ненависти и рвется отомстить за своих родных и униженную родину, но встречи с галилейским Плотником, Который говорит о любви, что выше возмездия, справедливости и здравого смысла, преображают Даниила, хотя ему и нелегко избавляться от ненависти. Сумеет ли он без враждебности взглянуть на тех, кто погубил его семью, впустит ли в сердце прощение, поверит ли, что Иисус любит каждого — безногих калек и римских солдат, бедных рыбаков и богатых книжников?

За книгу «Медный лук» автор в 1962 году была награждена самой почетной литературной премией США — Медалью Ньюбери.

---

Вечером Иисус тоже кажется уставшим. Сияющие глаза темнеют от жалости. Но он никогда не уходит, никогда не отказывается говорить с ними. И стоит ему сказать только слово, как все забывают свои беды. Лица обращены к свету, струящемуся из открытой двери. Голос учителя входит в сердце словно целительный бальзам. Раны души, измученной нескончаемым потоком побоев и пинков, уже не так сильно болят, забываются хотя бы на время. А иногда исцеляются и тела — то один, то другой вскакивают на ноги, полные живительной силы, и каждого в толпе заново охватывает надежда.

Но потом Даниил пускается в обратный путь, и в темноте удушающая жара снова давит на плечи, только что виденные страдания вновь всплывают в памяти, цепляются за душу, как репейник, и в ушах больше не слышны далекие трубы грядущего царства. В такие ночи нелегко говорить с Лией. А когда он тщетно пытается заснуть, его преследует один и тот же вопрос — когда, когда? Когда же? Сколько еще ждать перемен?

Но одну историю сестра просит снова и снова — лучше б о ней и вовсе не упоминать.

— Расскажи о той маленькой больной девочке, — умоляет она брата.

Даниил опять и опять, слово в слово, как затверженный в школе урок, повторяет:

— Иисус пошел в дом, где она жила…

— Нет, начни с самого начала, — требует, как ребенок сказку, Лия. — Как ты ждал на берегу…

И он начинает, зная — она не успокоится, пока не услышит заученную историю до мельчайших подробностей.

— Мы все ждали и ждали. Иисус был на другой стороне озера, отправился в тамошние селения, а с ним несколько учеников. Они уже возвращались в лодке. Люди караулили его с рассвета, голодные, на палящем солнце, но никто не хотел уходить, пока не увидит учителя. Кто-то вдруг закричал, что лодка подходит, все повскакали, стараясь разглядеть, та ли лодка, а когда они подплыли ближе, народ будто с ума посходил.

Можно подумать, он князь какой-то, так все кричали и вопили. Симону и Иакову с трудом удалось расчистить ему немножко места на берегу. Мне кажется, Симон пытался его уговорить остаться в лодке, как Иисус иногда делает — сколько ни называй они его равви или учитель, когда народ вот так не в себе, ни о каком почтении речи нет. Тут в толпе, где-то сзади, раздался крик, люди стали тесниться, мы увидели — проталкивается кто-то важный.

Иоиль шепнул: «Это Иаир», и тогда все задвигались, стараясь убраться с дороги, спрятаться за спины других. Все боятся Иаира, он — начальник синагоги. Даже Иоиль немного испугался. А друзья Иисуса подошли к нему, стали рядом наизготовку. Никто не знал, чего дальше будет. Но Иисус махнул рукой, мол, отойдите, а сам ждет так спокойно. Иаир прошел совсем рядом со мной, плащ с плеча сползает. Пыхтит, будто всю дорогу бежал. Прятаться незачем, он ни на кого не глядит, только на того, ради кого пришел. Что дальше случилось… Никто такого не ожидал. Иаир как бросится к его ногам. Словно последний нищий попрошайка. И хриплым шепотом — только те, кто рядом стоял, слышали — о чем-то молит. Но в толпе уже знали. У него дочка умирает. Единственная. Тогда Иисус говорит…

— Нет, сперва повтори слова Иоиля.

— Да, Иоиль сказал: «Единственная дочка, зеница ока».

— Зеница ока, — тихонько пробормотала девочка, словно чему-то радуясь.

— Мне, конечно, его стало жалко, а потом я подумал: «Повезло Иисусу». Такой важный человек — начальник синагоги, вот бы Иисусу с ним договориться, но нет, он такого вовек не сделает, он просто поднял беднягу и быстрым шагом пошел к его дому. А народ за ним, словно отара овец, и я с ними — знаешь, когда ты в толпе, времени подумать просто нет. Да и мне тоже было любопытно — что случится.

Но на полпути к синагоге мы видим — бежит кто-то сломя голову, остановил Иаира и Иисуса. Я слов не слышал, но по лицу сразу понял — плохие новости. Потом пересказывали — он принес весть, что умерла девочка. Не стоит больше беспокоить учителя. Но прежде чем Иаир рот раскрыл, Иисус положил ему руку на плечо и прошептал что-то в самое ухо. И они снова идут, а мы за ними.

Слышим, женщины рыдают и флейты погребальные, тут и в толпе женщины заплакали, жалко ведь, а Иисус обернулся и говорит: «Не плачьте, она не умерла, но спит». Мы не знали, что и думать. А женщины у дверей — и рыдают, и смеются над ним… Тут Иисус одним жестом остановил толпу и позвал с собой только Симона да Иоанна с Иаковом, эти трое всегда с ним ходят. И они вместе вошли в дом. А плакальщицы из дома выбежали, сердитые, испуганные, их Иаир вытолкал и дверь запер.

На этом месте Лия всегда повторяла:

— Жалко, что ты в дом не попал.

— Не мог я, и никто другой тоже, только эти трое. От них мы и узнали потом, как дело было. Они рассказывали — девочка лежит на постели, прямо клянутся, что мертвая. Но Иисус ни на минутку не помедлил, подошел к постели, наклонился и заговорил.

— И что, — шепчет завороженная Лия, — что он ей сказал?

— Он сказал: «Девица, встань!» Будто она спит и пора просыпаться. И она проснулась, встала и пошла. — И тогда Иисус сказал: «Дайте ей есть». А сам сразу вышел, отец с матерью и рта раскрыть не успели. А когда мы его увидали — уже на улице, никто ни одного вопроса не задал, не решился — такое у него было лицо. Не знаю точно, как сказать, словно больше сил не осталось — ну, совсем никаких. Симон и Иоанн уже знают, когда он такой, надо сразу его вести домой, в такие дни все понимают, лучше оставить их в покое[61].

— А девочка, она поправилась, да?

— Да. Я потом ее на улице видел — с отцом. Даже не догадаешься, что болела.

— А она хорошенькая?

— Да, — отвечал обычно Даниил, пусть будет так, если Лии хочется, но на самом деле он и не заметил — хорошенькая или нет.

— Да, — бывало, вздохнет Лия, — конечно, хорошенькая, как иначе. И, должно быть, счастливая.

Даниилу уже невмочь пересказывать одну и ту же историю в сотый раз. Сперва он тоже был в полном восторге, но потом пришло недоумение. Ну случилось такое небывалое дело, и вроде бы ничего не изменилось. Многие говорили, что Иаир предлагал Иисусу хорошие деньги, но тот отказался. Даниил никак не мог взять в толк почему — столько народу приходится кормить каждый вечер, а у Иаира денег немерено. Да и сам Иисус велел никому об этом не рассказывать. Кое-кто из учеников ворчал, недовольный. Симон вот, который входил в дом вместе с учителем, вообще ни словечка не вымолвил. Даниил заметил, Симон теперь редко рыбачит в лодке, старается все время быть поближе к Иисусу, куда тот ни пойдет. Рыбак с того дня будто решил охранять учителя, следить, чтобы толпа не слишком напирала, а стоило Иисусу заговорить, то и вовсе глаз с него не спускал.

Однажды, когда Даниил кончил рассказывать, Лия молчала долго-долго, а потом наконец задала вопрос:

— Думаешь, Иисус когда-нибудь придет к нам в селение?

— Однажды приходил, может, и еще придет.

— А если он придет, много народу соберется?

— Куда он ни пойдет, везде большая толпа.

— Большая, как в тот день, когда мы переехали в новый дом?

— Ты думаешь, это много народу? Нет, тут была лишь горстка соседей. Когда Иисус говорит, люди приходят сотнями.

— И женщины тоже?

— Конечно.

— В толпе все тесно стоят? И толкаются?

— Бывает, еле устоишь на своих двоих.

Она снова надолго замолчала, он уже решил, на сегодня все, но тут последовал еще один вопрос:

— А дети тоже приходят?

— Да, конечно, и дети тоже.

— А детей обижают?

— Конечно, нет. Как тебе такое в голову пришло?

— Иисус ведь не даст обижать детей?

— Он даже не разрешает их прогонять, когда они безобразничают. Он всегда с ними разговаривает, знакомится, слушает, как они болтают свои глупости. Иногда люди на него за это злятся — подумаешь, дети, экая важность, а он, выходит, думает иначе[62].

Она снова умолкла, и на этот раз уже Даниил задал вопрос, тихо, осторожно:

— Если он придет, пойдешь со мной на него посмотреть?

Лия не ответила, склонила голову, спрятала лицо в покрывале.

Как же она все-таки изменилась, с заново родившейся надеждой глядел на сестру Даниил. Наверно, тут дело в Мальтаке. Теперь Така навещает их часто, приходит из города вместе с Иоилем и, покуда друзья уходят на встречу в дозорной башне, остается с Лией. Каждый раз она приносит маленький подарочек, луковицы лилий — посадить в садике, крошечный алавастровый[63] сосуд с благовониями, моток алой пряжи. Лие, с помощью Таки, открылся целый новый мир.

Вот недавно, на другой день после прихода Таки, вернулся он домой и заметил — Лия замерла, разглядывает себя в крохотном бронзовом зеркальце, последнем подарке новой подруги. Девочка увлеклась и не заметила, как пришел брат. Такое у нее было лицо, забыть невозможно — будто она что-то ищет, томится, сама не зная о чем. Иногда он с ней заговаривает, она не сразу ответит, словно не слышит его оклика, словно в ушах у нее звучат иные, далекие, странные слова. Голубые глаза заволакивает мечтательная дымка. Снова и снова, когда по уличной пыли ударяют, как легкие шаги, первые капли дождя, девочка выходит на порог и стоит, вглядываясь в туманную темноту садика. Что за странные создания эти девчонки! Интересно, а Мальтака понимает, в чем тут дело? Может, ему просто чудится невесть что, но внутри растет странное, невыразимое словами беспокойство.