Иван Акулов - В вечном долгу

• Название: В вечном долгу
• Автор: Иван Акулов
• Издательство: Средне-Уральское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1969

---

Агроном оглянулся на кладовщика и увидел, как крепко сплелись в кулак его узловатые пальцы. Постояли и молча, меряя друг друга глазами, пошли каждый в свою сторону.

IX

Засеянная земля непременно должна родить. На этой азбучной и бесспорной истине в дядловском колхозе «Яровой колос» держалось все полеводство. Весной в «Яровом колосе» пахали и сеяли, осенью убирали. Обмолоченный хлеб спешно, словно от потопа, увозили в Окладин. Там, на элеваторе, принимая колхозное зерно, едва ли не наполовину уменьшали вес его за сортность и влажность. Амбарным весом уже давно не мерили хлеб, и потому никто толком не знал, сколько же дают и сколько могут дать дядловские поля. К концу года всегда выявлялось одно: колхоз по зерну не справился с плановым заданием, остался без хлеба и без семян. За это никого не наказывали, а весной разрешали брать у государства семенную ссуду…

Низкие урожаи ничуть не удивили агронома Мостового, потому что в колхозе он не нашел никаких данных об удобрении полей, ни плана севооборотов, ни даже карты почв: ею техничка колхозной конторы Евстолия Николаевна, у всех просто тетя Толя, застлала пол, когда была в конторе побелка, а потом вместе с мусором выбросила ее за огород, в крапиву.

Именно вот эта запущенность в полеводстве и задела самолюбие Алексея. Ему хотелось самому, своими руками поднять в колхозе культуру земледелия. И чем труднее это было сделать, тем интересней и заманчивей для него.

Начал он с того, что объехал все дядловские поля, выбрал высокоурожайные участки и отвел их под семенные. Еще до жатвы затеял в колхозе строительство сушилки и сам с топором в руках помогал мужикам. Сушилка получилась неказистая, маломощная, но на ней можно было подсушить все семенное зерно.

Правление колхоза поддерживало агронома, и за последние, по крайней мере, десять лет в «Яровом колосе» впервые насобирали своих семян.

Дедко Знобишин, привыкший ничему не верить, сам пришел в склад, долго ходил возле сусеков, пробовал зерно на зуб, пересыпал из ладошки в ладошку, близоруко рассматривал его, супя кудлатые брови, наконец, сказал:

— Надоть быть, так.

А потом встретил Мостового и озабоченно попытал у него:

— Не увезут его у нас, семя-то?

— Почему, думаешь, увезут?

— Дак посуди сам, какую штуку удумали, — выгребать у колхоза весь хлеб под метелку. Да хоть бы деньги платили, а то так, даром.

— Семена не отдадим. Это точно.

Старик все-таки не поверил Мостовому, однако каждому встречному и поперечному рассказывал:

— Агроном-то наш, надоть быть, того… из молодых, а ранний.

Вся жизнь хлебороба — жизнь впрок. А будущее настоятельно требовало не только иметь семенные фонды, но больше, как можно больше поднять зяби. Однако одиннадцать тракторов, работавших в колхозе, не справлялись даже с жатвой. Основательно потрепанные за весну и лето, они то и дело останавливались, глохли и подолгу стояли неисправными среди поля. Бригадир Иван Колотовкин, как угорелый, метался из колхоза в МТС, из МТС обратно в колхоз, выколачивал для бригады запасные части, выпрашивал, рвал голос с начальством и со своим братом, трактористом. За время страды он оброс бородой, оскуластел, в глазах его прочно поселилась усталость и злость. А из МТС между тем требовали темпов уборки, кричали, стучали по столу, угрожали.

Мостовой часто бывал на полевом стане у механизаторов и все собирался поговорить с Колотовкиным о зяби, но уезжал, не решившись на такой разговор.

А время шло. Наконец Мостовой остановил как-то Колотовкина на полевой дороге и спросил:

— Вы, Иван Александрович, думаете что-нибудь делать с зябью?

— А что с ней делать? Зябь надо пахать.

— Верно.

— Это я и без тебя, агроном, знаю. Вот дай ты мне еще пять тракторов, только новых, может, я один из них поставлю на зябь.

— Это шутки, Иван Александрович. А я ведь серьезно.

— И я серьезно. Вот уберем хлеб — за зябь примемся. Каждый год так делаем.

— И каждый год обкрадываем себя.

— Мы свое возьмем.

Колотовкин хлестнул по лошади, и его разбитые дрожки затарахтели по накатанной дороге. Тронул следом своего коня и Мостовой.

На угоре, с которого хорошо видна деревушка Обвалы, Колотовкин свернул на свежее жнивье и прямо полем поехал наперерез идущему вдали комбайну. На темном фоне леса агрегат был едва приметен и, как оказалось, не двигался, а стоял на месте. Комбайнер, молодой светлоглазый парень, весь осыпанный мякинной пылью, встретил бригадира отборной бранью: его машина стояла уже сорок минут из-за того, что не привезли мешки для разгрузки зерна.

— Видишь вот, агроном, — обратился Колотовкин к Мостовому, — сорок минут простоя. Душу… выну из возчиков. Спит, поди, где-нибудь, сволота…

Из-за поворота показался другой комбайн и вскоре остановился рядом. И у этого бункер был полон. Колотовкин так обозлился, что, видимо, не мог или уже не хотел ругаться. Слез с дрожек, лег на стерню ничком, положив под голову сложенные руки, и будто сразу уснул. И все остальные тоже притихли в угрюмой досаде…

— Мешки везут! — крикнул кто-то от комбайнов.

Колотовкин вскочил с земли и тоже начал глядеть в сторону дороги, поднимавшейся в изволок. Бригадир не ругался, но по его налитому лицу и неторопливому шагу, которым он пошел навстречу подводе, Мостовой сразу определил, что вознице несдобровать. Из-за кого вышла задержка, пойди там разбирайся, а пока расплатится за простой агрегатов первый подвернувшийся под крутую руку.

Все понимающе глядели на Колотовкина. А он то останавливался, то, не умея ждать, делал несколько шагов вперед, угибая большую голову.

Вдруг сердце Мостового забилось тревожно и шибко: он разглядел, что мешки везла Клава Дорогина. Он спустился с лошади и, бросив ее, догнал Колотовкина.

— За такие штучки, бывало, на фронте… — сквозь зубы процедил бригадир и скрипнул зубами.

— Здесь не фронт, — спокойно возразил Мостовой.

— Гулянка?

— И не фронт. А Клаву не тронь, — бледнея, сказал Мостовой и плотно сжал губы, не отводя своих глаз от глаз Колотовкина. — Бабу легче всего обидеть.

Подвода была уже совсем близко. Клава сидела на мешках легкой привычной посадкой, сбросив с телеги одну ногу. Голова у девушки была повязана большим платком, концы которого обернуты вокруг шеи. На лице совсем некстати улыбка.

— Заждались? — И смяла улыбку, перехватив тревожное выражение мужских лиц, добавила: — Я торопилась…

Колотовкин ни слова не сказал Клаве, даже не поглядел на нее, а трактористам крикнул:

— Заводи давай!

Комбайны ушли. Клаве нагрузили в освободившуюся телегу мешки с зерном, и она уехала. На месте стоянки агрегатов остались Мостовой, Колотовкин, Плетнев, подмененный кем-то, да мальчишка в материнской кофтенке и старой фуражке, напяленной до бровей, назад козырьком.

— А ведь ты кочет, агроном, — сказал Колотовкин, мягко щуря глаза на Мостового. — Петух. Гляди, как взбодрился за девку. И то верно, девка она хорошая, бери, не прогадаешь.

— Сейчас не до того.

— Кому другому сказывай. Не до того. Это нам уж вот, да и то другой раз в овин бы с какой убрался.

— Погодите-ка, Иван Александрович. Я хотел спросить у вас, вы сколько времени думаете работать в «Яровом колосе»?

— Уезжать пока не собираюсь.

— Не спорить нам надо, а рука об руку идти на одно. Я, Иван Александрович, тоже не сезонником приехал сюда. Жить буду здесь и хочу, чтобы механизаторы не гоняли вхолостую машины по полям. Уж если заехал, так чтобы бункер ломился. От хлеба. Ну разве это намолот, Иван Александрович, восемь-девять центнеров, да еще бункерного весу?

— Ерунда, конечно.

— Собираем-то, Иван Александрович, что бог пошлет. Преподаватель у нас был в техникуме, так он все время учил: воюйте со случайными урожаями. Если у вас часты случайные урожаи, значит, земля работает на износ. Значит, ни у вас, ни у земли нету будущего.

— Его бы самого, этого учителя, заставить попахать землю, — сказал Плетнев и засмеялся.

— Хватит зубы мыть, — вспылил Колотовкин. — Не все с умом, что землю пашут. Понял? Вот так. Не знаю, агроном, что и делать. Ведь мне и самому не велика радость — оставлять все поля под весновспашку. Но что сделать, если и машин мало, и горючего дают тютелька в тютельку, только на уборку? Ничего, агроном, не могу сделать. Решительно ничего. Без директора МТС, агроном, нечего и разговаривать. Да и вот еще, агроном, у колхоза и за ту технику, что сейчас работает, урожая не хватает рассчитаться. А ты еще хочешь просить тракторов. Вконец оголодим колхозишко.

К вечеру Мостовой с попутной машиной «Техпомощь» все-таки поехал в МТС. Он сидел в кабине рядом с шофером и слушал, как жестко гремело в кузове какое-то железо и как разъездной механик, лежа там на верстаке, пел что-то нерусское, степное и тоскливое.