Владимир Рынкевич - Шкуро: Под знаком волка

• Название: Шкуро: Под знаком волка
• Автор: Владимир Рынкевич
• Издательство: ACT
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-17-036148-3

О одном из самых известных деятелей Белого движения, легендарном «степном волке», генерал-лейтенанте А. Г. Шкуро (1886–1947) рассказывает новый роман современного писателя В. Рынкевича.

---

— Ты, Андрюша, бранишься, а я не понимаю причину. Надо разобраться. Паша нам поможет.

Он позвонил в колокольчик, появился капитан, за ним — денщик с подносом.

Выпили по стакану водки, и Шкуро излился в жалобах:

— Зеноныч! Отец, что это значит? Ты — командующий Добровольческой армией. Правильно! Кого же еще?

Врангель — Кавказской. Пусть его. Но Покровский произведен в генерал-лейтенанты, а я?

— Ты же, Андрюша, стал командиром корпуса.

— Я всегда им был, только называли меня по-другому. Ты мне скажи, я что? Хуже Покровского? — Он решительно поднялся, словно собрался уходить, и продолжал, стоя над сидящим генералом. — И теперь остается одно: завтра к девяти часам произвести меня в генерал-лейтенанты! Иначе, сам знаешь, что я могу сделать. Могу с батькой Махно договориться — он меня теперь во как боится. А эта… Ставка доведет меня, что я с корпусом вместо фронта поверну в Екатеринодар и кого надо повешу!..

— Успокойся, Андрюша. Садись, выпьем еще. Ты был представлен вместе с Покровским, но почему-то его Произвели раньше тебя. Я сегодня буду говорить по прямому проводу со Ставкой и справлюсь о твоем деле. Ну, давай за твои будущие успехи. Кстати, я слышал, что ты сам производишь своих в офицеры, помимо Ставки? Правда ли это?

— Отец, какое имеет право Деникин производить? Я хуже его, что ли? Я же не произвожу в генералы — это дело Ставки. А в хорунжие, в есаулы я ведь лучше знаю, кого производить. Но твое дело решить с Деникиным Мой вопрос. Когда будешь говорить со Ставкой?

— Часов в девять.

— Тогда я сейчас гоню свою терскую дивизию во фланг твоим красным. Это на карте вот: по линии Моспино — Дебальцево. А после девяти мы с тобой к добрым здешним армянам.

— Разве приглашали?.

— Чудишь, отец. А на что у меня Федька? Крикну ему, чтобы брал машину и ехал к армянам. Хочешь — ты к ним. Хочешь — сюда привезет. Все будет: и ликерчики, и девочки на «ять», а музыка у меня своя.

— Ну что ж, вечером и отдохнуть не грех.

— Только после твоего разговора. А сейчас я посылаю дивизию в бой.

После разговора с Май-Маевским Шкуро дал задание Медвянову, а Кузьменко взял с собой в штаб и отправился к станции Моспино. По дороге напомнил, что надо ехать к махновцам — на их фронте тяжелая для Май-Маевского обстановка, однако известно, что между Махно и командующим Красной Украинской армией Антоновым-Овсеенко[59] то и дело возникают конфликты. Надо их совсем рассорить.

— Ехать не придется, Андрей Григорьич.

— Чего так?

— Тот человек объявился здесь, в Иловайской. Гринчук. Ждет меня в хате.

— Я с ним не стану говорить. Поручаю тебе. Разберись, что надо сделать, чтобы оторвать Махно от красных. А сейчас давай посмотрим, как Топорков дивизию из эшелонов высаживает.

Вереница светящихся на солнце кирпично-красных теплушек медленно останавливалась, не доезжая до станции. Еще и еще несколько метров протягивал паровоз вагоны по указанию офицеров, сопровождавших машиниста.

— Правильно место выбирают, — сказал Шкуро, чтобы скат насыпи не очень крутой и чтобы гладкий. В четырнадцатом году я так в Галиции выгружался.

Раздвинулись двери теплушек, показались лошадиные головы, сверкнули стремена, бляшки на уздечках, ржание заглушило звуки близкой перестрелки. Шкуро со свитой стоял почти посреди эшелона, шагах в ста от насыпи. Посмотрел на своих офицеров, спросил:

— Есть такие, что первый раз видят? Глядите в оба.

Зрелище поражало новичков. Казаки выпихивали оседланных лошадей из теплушки прямо под откос. Те с пугливым ржаньем катились, вскакивали, отряхивались подобно собакам, их быстро хватали за уздечки хозяева, и… можно в бой.

— И с лошадьми никогда ничего не случается, — объяснял Шкуро офицерам.

Дивизия немедленно атаковала фланг красных. С фронта поднялся в наступление Корниловский офицерский полк — черно-красные фуражки покрыли цветовую степь. Оркестр играл марш.

— Коля, скачи к «волкам» — крикнул Шкуро. — Пусть атакуют. Там есть что взять. Потом — о чем говорили…

Еще одна победа. Полторы тысячи пленных, несколько орудий, пулеметы, документы, в том числе секретные. Вечером, когда в вагонах Шкуро готовилось ночное пиршество, генерал Май-Маевский по прямому проводу докладывал Деникину об одержанной победе:

— Этим успехом мы обязаны действиям корпуса Шкуро. Я только что говорил с ним. Его необходимо немедленно, по телеграфу произвести в генерал-лейтенанты. Так будет восстановлена справедливость. Его же представляли вместе с Покровским. Я убежден, Антон Иванович, что это надо сделать.

— «В ближайшие дни, — побежала лента, — к вам направляются английские танки с инструкторами и новое офицерское обмундирование. Относительно Шкуро, я сейчас же отдам распоряжение произвести его в генерал-лейтенанты. Это распоряжение будет передано по телеграфу. Желаю вам полнейшего успеха. Деникин».

Вечером в поезде Шкуро гремели оркестры и пели шансонетки:

У нас теперь одно желанье —
Скорей добраться до Москвы,
Увидеть день коронованья,
Спеть у Кремля — Аллаверды!..

Шкуро с погонами генерал-лейтенанта на мундире сидел рядом с Май-Маевским, утопая в диванных подушках. Гость был не в духе.

— Придут танки — я дам тебе своих «волков» для их охраны, — сказал Шкуро приятное ему. — С ними до Москвы быстро дойдем.

— Аграрный вопрос надо решить, Андрюша, — озабоченно сказал Май-Маевский. — Ты порол сегодня пленных?

— Всех же не расстреляешь? А пороть я люблю. Сам бы каждому всыпал по двадцать пять горячих — двух рук маловато. Казаки стараются. В клочья рвут.

— Выпорешь и отпускаешь. Они приходят в свои деревни, а там — тот же помещик их ждет и требует налоги, недоимки, штраф за разгром имения. И что же? Они идут к красным.

— Те тоже у них все забирают.

— Уже забирать нечего. А кто их порол, они помнят. И лошадей у мужиков твои «волки» отбирают. Я говорил Деникину, что нужен закон и порядок, но он не хочет этим заниматься. Он ничем не хочет заниматься.

— С ребеночком нянчится.

— Говорю — аграрная реформа нужна, а он на Особое совещание все перекладывает. Говорю: наступать надо, пока Колчака большевики не извели, а он: пусть «мол, они его осадят, а Москву мы сами возьмем.

Шкуро не любил такие разговоры.

— Эй, музыка, стой! — крикнул он. — Хватит куплетиков! Давай мою!

Певцы-казаки знали, что надо петь:

Я с полками своими
Разорю сто городов!
Лейся, лейся, белое вино,
Ты на радость нам дано!..

В двери вагона показался Кузьменко. Увидев происходящее, хотел уйти, но генерал сделал ему знак. Хорунжий пробрался к нему.

— Есть дело? Тогда выйдем. Ты отдыхай, отец, а я займусь. Вышли наружу, но ночной тишины здесь не было: в вагонах и на станции пьяный гул — казаки празднуют третью звездочку командира. У генеральского — вагона — трезвый конвой. Шкуро вгляделся в лица, узнал каждого.

— Здорово, земляк. Залечил рану? Еще повоюем. Колкин, почему у нас Климов до сих пор в подхорунжих? Добрый казак. И земляк мой. Пиши представление. А это кто?

— От общественности, ваше превосходительство. Ждут вас.

В свете фонаря стояли трое. Главный из них — высокий бородач в шляпе. В руках — какие-то предметы. Шкуро не любил высоких.

— С чем пришли? — спросил он сердито. — Жаловаться?

— Что вы, ваше превосходительство, — извинительно сказал высокий. — Мы поздравляем вас с чином генерал-лейтенанта и просим вас принять наш подарок.

В руках говорившего объявился поблескивавший поднос, на нем — перевязанные лентами пачки денег.

— Сколько здесь? — спросил Шкуро.

— Эти вот… э-э… императорские, — замешкался даритель, не ожидавший такого приема. — Две тысячи, и еще… А это в керенках, а это наши донские…

— Эй, Климов, подойди, — приказал Шкуро, сгребая деньги. — На тебе, сходишь к б…..Что это вы позоритесь, общественность? Преподнесли мне какие-то несчастные гроши. Я вам обеспечиваю покой, защищаю от красных бандитов, казаки за вас кровь проливают, а вы боитесь раскошелиться. Разве столько требуется мне денег? Идите и думайте.

Шкуро с Кузьменко отошли подальше от вагонов, от шума и фонарей. Их сопровождали конвойные.

— Дистанция десять шагов, — скомандовал им генерал. — У нас разговор.

— Может, на завтра отложим, Андрей Григорьевич?

— Ты что? Думаешь, я захмелел? Да я хоть к Деникину на доклад сейчас. И еще получше его обстановку разберу.

Иногда Шкуро даже сам удивлялся тому, что водка не мешает ему думать, успокаивается, как прежде, радость разливается в груди, а в голове чисто.

— Рассказал мне, значит, Гринчук, что дела у батьки плохи. То, что под Мариуполем мы его растрепали, это ладно: мужиков соберет, оружие есть. С красными у него не складывается: одни за него, другие против. А тут еще Григорьев[60] против советской власти пошел…