Владислав Глинка - Дорогой чести

• Название: Дорогой чести
• Автор: Владислав Глинка
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1971

Повесть «Дорогой чести» рассказывает о жизни реального лица, русского офицера Сергея Непейцына. Инвалид, потерявший ногу еще юношей на штурме турецкой крепости Очаков, Непейцын служил при Тульском оружейном заводе, потом был городничим в Великих Луках. С началом Отечественной войны против французов Непейцын добровольцем вступил в корпус войск, защищавший от врага пути к Петербургу, и вскоре прославился как лихой партизанский начальник (он мог ездить верхом благодаря искусственной ноге, сделанной знаменитым механиком Кулибиным). Переведенный затем за отличия в гвардейский Семеновский полк, Непейцын с боями дошел до Парижа, взятого русскими войсками весной 1814 года. В этом полку он сблизился с кружком просвещенных молодых офицеров — будущих декабристов.

Автор книги — ленинградский писатель и музейный работник Владислав Михайлович Глинка. Им написаны выпущенные Детгизом книги «Жизнь Лаврентия Серякова» (1959) и «Повесть о Сергее Непейцыне» (1966). Последняя рассказывает о детстве и юности героя книги «Дорогой чести».

---

Когда Непейцын передал Софье Дмитриевне слышанное от чиновника, она сказала с явным сожалением:

— Значит, дела ваши здесь почти что кончены?

— Дела в Сенате — да, — ответил он, постаравшись придать особое значение этим словам.

Она сказала, как бы утешая:

— Пока сенаторы подпишут, может еще немало времени пройти.

— Так ведь я за такую задержку не очень и сетовать стану, — произнес он снова с расстановкой.

Соня ничего не ответила. И конечно, не потому, что не поняла, что хотел выразить, а, видно, сочла несвоевременным прямой разговор.

«Что ж, — решил Сергей Васильевич, — пусть будет так, как хочет. И правда ведь, без всяких признаний нам настолько хорошо друг с другом, что лучшего надо ли желать?»

* * *

Указ об отставке был подписан через десять дней. Второй, о пенсии, адресованный в псковское губернское казначейство, еще через неделю, 9 июня, и только 15-го наконец-то оба получены на руки.

Приехав на Пески, Непейцын сказал:

— Последний раз, Софья Дмитриевна, видите меня в эполетах. Наконец-то по всей форме я отставной. Подожду теперь, не приедет ли сюда граф Кутузов, чтоб ему представиться и просить о месте, как советовал мне дяденька.

— Ах, друг мой! — отозвалась она. — Не знаю, правда ль, но давеча соседка забегала — помните, офицерша, которая с границы весной приехала, — так она сказала, будто утром курьер прискакал с депешей, что война началась. Вы ничего не слышали? Она от брата своего узнала, он во дворце какой-то чиновник…

«Вот оно! — подумал Непейцын. — Кончилось наше счастливое время!» И сказал:

— Ежели так, то придется тотчас в Ступино ехать, раз от западных границ недалече, а там старики мои одни. Нынче же прикажу сборы начать… Но перед отъездом, Софья Дмитриевна…

Посмотрел на Соню и увидел, что она сидит понурясь и по побледневшим щекам без рыданий и охов бегут слезы.

— Так я и знала! — сказала она. — Так и знала… — И, закрыв лицо ладонями, уперлась локтями на стол, за которым сидела.

— Полноте, Сонечка, полноте, — заговорил он, охваченный жалостью. — Я скоро возвращусь…

А она говорила, будто сама с собой:

— Ну справедливо ли?.. Только друг друга нашли наконец-то…

Непейцын обошел стол и попытался отвести ее руки от лица.

— Не надо, не смотрите, я в слезах некрасивая, — выговорила она.

Сергей Васильевич сел рядом и привлек ее к себе. Она не сопротивлялась и вся приникла, приткнулась к его плечу.

— Значит, если я возвращусь, мы будем вместе? — спросил он и поцеловал ее волосы, темя, лоб.

В ответ она снова заплакала и крепко сжала его ладонь маленькими мокрыми пальцами.

* * *

На другой день весь Петербург говорил о том, что французы без объявления войны вторглись в Россию. Находившиеся в отпусках офицеры выезжали к полкам. В лавке, покупая чай для подарка дяденьке, Непейцын слышал разговор чиновников, будто ямские лошади разобраны на несколько дней, и порадовался, что едет на своих.

Вдова ходила с заплаканными глазами, тревожась за внуков.

— Вот теперь и поблагодарите судьбу, что зять у вас не военный, — сказал Непейцын, желая чем-то ее утешить.

— Лучше б сам воевал, а детушки по статской служили, — вздохнула она.

Накануне отъезда поехал прощаться на Пески. Тетушка прихворнула от вестей про войну и только подымалась с постели к обеду. Соня была около нее и передала через Глашу, что скоро выйдет. Прошелся по знакомой гостиной, посмотрел в окна. Сзади раздались шаги. Обернулся. Маркелыч положил на стол скатерть и, стараясь ступать на цыпочки, подошел вплотную. Оглянулся и зашептал:

— Уж вы, сударь, барыню мою поберегите. Мария Кондратьевна и я, грешный, ветхи стали, вскорости помирать будем, а она в море житейском как травинка на ветру. Тс-с!.. — Он приложил палец к губам и, отойдя, принялся накрывать стол вместе с вошедшей Глашей.

Вскоре Соня вывела Марию Кондратьевну, которая показалась Непейцыну дряхлей обычного.

— Вот и кончилось наше с тобой, батюшка, знакомство, — сказала она, когда после обеда Соня вышла из комнаты. — Уж я тебя в память Николая Васильевича попрошу, коли голову не сложишь. — я знаю, хоть без ноги, а тоже драться полезешь, — дай мне слово, что Соню в обиду не дашь, женишься на ней. Я тогда спокойно помру.

— Да что вы, Марья Кондратьевна!.. — начал было Непейцын, но взглянул в ее с трудом поднятое маленькое лицо, в смотревшие с надеждой глаза и поторопился сказать: — Даю честное слово! Жив останусь — около нее буду…

— Вот и славно, — сказала она и опять бессильно уронила голову, так что он видел только банты чепца. Помолчала и добавила — Да на рожон не лезь, ума в том немного. Ну, поцелуй меня, коли сумеешь, и я пойду лягу…

Непейцын приложился к чуть теплой морщинистой щеке, потом к маленькой ручке, помог подняться и довел под локоть до двери, где подхватила ее входившая в гостиную Соня.

Темнело, когда остались одни за чайным столом.

— Софья Дмитриевна, завтра рано утром я уезжаю, — начал он, — и хотел бы на прощание…

— Сядьте сюда, — прервала она, указывая на диван рядом с собой. — Не бойтесь, нынче не стану плакать. Вот вам моя рука. Буду ждать, сколько бы ни прошло дней, недель, месяцев. Ведь так же я ждала вас когда-то давно… Может, теперь дождусь… А вы берегите себя, помните, что вас ждут. И что если тогда с трудом перенесла, что не дождалась, то теперь не перенесу…

* * *

На тракте Непейцын снова возблагодарил судьбу, что едет на своих. В станционных домах неделями жили проезжие из тех, кто не спешил в армию. Случалось, что ожидали и офицеры поскромней: лошади были в разгоне.

В псковской гостинице все комнаты были заняты. Пришлось ночевать в деревне, в десяти верстах за городом. Проснувшись на рассвете, Сергей Васильевич слышал, как по большой дороге скрипели казенные обозы, топали марширующие люди. Днем не раз обгоняли полки, артиллерийские батареи и парки.

В Ступино приехали под вечер 28 июня. Дяденька, когда Сергей Васильевич его обнял, показался небывало худ и как-то зыбок. Неужто так сдал за три месяца, что не видались?

— Что делается? Без боя отступают! — сказал он вместо приветствия. — Двести верст, сказывал курьер, по нашей земле вороги прошли, в Видзах разъезды ихние показались…

— Подождите, соединятся наши армии, тогда дадут генеральное сражение. А сейчас отступать приходится, раз у них в три раза войск больше, — повторял Сергей Васильевич не раз слышанные в дороге рассуждения. — Еще Дунайская армия сюда же спешит, и сами видите, сколько полков отовсюду подтягивают…

— Так надеешься, отобьемся еще? — сказал дяденька, все не выпуская руки крестника. — А сам что делать станешь?

— Полагаю, ежели отпустите, в действующую армию ехать, волонтером проситься в ближний корпус генерала Витгенштейна, который, сказывают, петербургское направление защищать назначен.

— Грек твой там, что ли?

— Как раз там.

— Ну, коли надумал, так попрошу только, чтобы побыл с нами недельку. Соберись в поход, как положено. А Сонюшка твоя как же?

— Обещалась ждать, сколько придется.

— Правильная дама. Сейчас свое все отложить надобно…

Война

Семен Степанович настоял, чтобы взяли из Ступина лучшую тройку и Голубя, который бежал на чумбуре за тарантасом. В Невеле, на постоялом дворе, расположенном наискось переполненной почтовой станции, Непейцына обступили офицеры, просившие подвезти хоть сколько-нибудь. Проворней других перебежал пыльную улицу пожилой штаб-лекарь, повторявший:

— Позвольте-с, господа! Я четвертые сутки сижу-с, а меж тем страждущие воины нуждаются в опытном операторе…

Услышав такое обращение, Сергей Васильевич вспомнил Очаков и пообещал взять с собой лекаря.

Пока кормили лошадей, Непейцын присел закусить ступинской снедью, пригласивши в компанию нового попутчика. Тот рассказал, что назначен из Петербурга хирургом корпусного госпиталя в местечке Покаевцы за Полоцком. Но, сидевши здесь, от проезжих узнал, что главные силы наши давно покинули дрисский укрепленный лагерь, под которым предполагалось дать сражение, прошли Витебск и отступают уже к Смоленску, преследуемые французскими полчищами. А оставленный в Покаевцах, для защиты путей Петербурга, корпус Витгенштейна тоже отошел куда-то, потому что против него Наполеон выслал два сильных корпуса. Один из них, сказывали, перешел уже Двину у Дисны, а другой занял Полоцк.

— Коли так, то не знаю, как сыщу нужный мне полк, — сказал в недоумении Непейцын. — А вы куда ж теперь следуете?

— Я в сем краю прошлую войну с гошпиталем кочевал, — ответил штаб-лекарь, — и здешние дороги знаю. Едучи проселком на Себеж, мы, думается, не минуем тылов нашего корпуса.