Владислав Глинка - Дорогой чести

• Название: Дорогой чести
• Автор: Владислав Глинка
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1971

Повесть «Дорогой чести» рассказывает о жизни реального лица, русского офицера Сергея Непейцына. Инвалид, потерявший ногу еще юношей на штурме турецкой крепости Очаков, Непейцын служил при Тульском оружейном заводе, потом был городничим в Великих Луках. С началом Отечественной войны против французов Непейцын добровольцем вступил в корпус войск, защищавший от врага пути к Петербургу, и вскоре прославился как лихой партизанский начальник (он мог ездить верхом благодаря искусственной ноге, сделанной знаменитым механиком Кулибиным). Переведенный затем за отличия в гвардейский Семеновский полк, Непейцын с боями дошел до Парижа, взятого русскими войсками весной 1814 года. В этом полку он сблизился с кружком просвещенных молодых офицеров — будущих декабристов.

Автор книги — ленинградский писатель и музейный работник Владислав Михайлович Глинка. Им написаны выпущенные Детгизом книги «Жизнь Лаврентия Серякова» (1959) и «Повесть о Сергее Непейцыне» (1966). Последняя рассказывает о детстве и юности героя книги «Дорогой чести».

---

— Я в сем краю прошлую войну с гошпиталем кочевал, — ответил штаб-лекарь, — и здешние дороги знаю. Едучи проселком на Себеж, мы, думается, не минуем тылов нашего корпуса.

— А ежели на французов нарвемся? — спросил Сергей Васильевич. — Ведь Полоцк отсюда всего в ста верстах.

— На них нонче где наехать нельзя? — пожал плечами медик. — А нам к должности спешить надо. Вы, поди, назад не повернете?

— Не поверну.

— И я также. А потом, сзади тоже порядку немного-с… Неделю назад через Псков ехал, видел, как народ смятенный молебны служит, у проезжих про войну выспрашивает и у присутствий на возы бумаги казенные грузят. Что нам средь такого делать? А за мной жена да детей четверо-с, так надобно, чтоб аттестат чистый был: куда послан, туда и доехал…

На второй вечер пути увидели драгун, вставших у почтовой станции Рудня. Командир их, радушный майор с голубыми глазами и рыжими усами, угостил проезжих жареной бараниной, пуншем и рассказал, что прислан наблюдать за дорогами на Себеж, Придруйск и Люцин. Корпус маршала Удино двинулся на Псков, генерал Витгенштейн идет ему наперерез, и драгунам велено охранять тылы наши от внезапного нападения другого корпуса, Макдональда, со стороны Динабурга.

— Переночуйте в моем лагере, — предложил майор, — а завтра езжайте к Расницам, там, верно, наших перехватите. С вами разъезд пошлю, чтоб знать, где что деется. Драгуны передом пойдут и вас упредят, поворачивать или в лесу хорониться. Однако не полагаю вам опасности. От перебежчиков известно, что Удино третьего дня только из Полоцка выступил, про Макдональда же и слуха нету…

Переезд до Расниц прошел благополучно. Неторопливой рысью маячили впереди драгуны, июльское солнце пекло песчаную дорогу, крестьяне редких деревень работали на полях, будто войны и не бывало. На полпути, в селе Замошье, увидели распряженные лазаретные фуры и фельдшеров, куривших трубки на завалинках. Один из них, подозванный штаб-лекарем, сказал, что здесь ожидает приказа, где разворачиваться, корпусной гошпиталь. Обрадованный попутчик сунул фельдшеру свой багаж и стал прощаться.

— Выходит, раненые вас и не ждут, — упрекнул Непейцын.

— Э, господин полковник, кабы так не сказал, верно, и не подвезли бы меня, — засмеялся штаб-лекарь. — А увидел, что без ноги, и решил, что раненым посочувствуете. Без хитрости что в жизни добудешь? — Он взял из тарантаса ящик с инструментами и сказал уже серьезно: — А знаете, как я счастлив, что ныне же не придется людей кромсать. Ведь сколько под ножом кончается! Обомрет от боли — и готов. А сколько через две недели… — Лекарь, прижмурясь, помотал головой, и Непейцын увидел дорожную пыль в морщинах около глаз. — Другой раз и повышенный оклад да прогоны не радуют… Ну, прощайте, спасибо вам.

Проехали еще верст пятнадцать, лес окончился, и открылся в полуверсте повернувший направо тракт с раскинутым вдоль него большим биваком. Курились сотни костров, пестрели мундиры, рубахи, разномастные лошади, сверкали на солнце орудия и штыки. Подъехали к самой повертке, и тут дорогу им преградила колонна гусар в синих с белыми шнурами доломанах, уходивших налево, на проселок, вившийся по мелколесью. Они шли не спеша, шагом, краснорожие, крепкие, сытые, и пели залихватскую песню про какую-то Дуню-ягодку, присвистывая, ухая, и фланговый гусар, самодовольно крутя головой, лихо бил непрерывно гремевшим бубном то о свою грудь, то по колену.

— Ох, красота! — восторженно вздохнул Федор.

Непейцын поманил юного офицера, ехавшего у одного из последних взводов, и спросил:

— Что за отряд?

— Гродненский гусарский полк под командой шефа своего генерала Кульнева, — ответил безусый воин.

— А не с вами ли идет двадцать четвертый егерский полк?

— Кажись, что так, да мы пехоты не касаемся. — откровенно пренебрежительно сказал гусар и, развязно вскинув два пальца к киверу, поскакал догонять своих.

За гусарами показались несколько верховых офицеров в скромных зеленых мундирах. За ними сквозь поднятую копытами пыль блестели ружья и киверные гербы отбивавших ногу пехотных рот. У едущего первым офицера на шее белеет Георгий.

«Узнает ли? Как встретит? Одно дело в Петербурге, за столом, иное — здесь, на походе…»

Непейцын придал лицу равнодушное выражение — так, некто в военном сюртуке сидит в тарантасе, задержанный проходом войск. Властов всмотрелся в проезжего и, улыбаясь, повернул к нему коня, бросив соседу:

— Ведите полк, Василий Петрович… Куда же направляетесь, подполковник? Не ко мне ли?

— К тебе, Егор! Здравствуй!

— И поспел в самое время! Роздых тут людям давали, а только тронулись, и ты уже здесь! Ну, садись на коня, езжай со мной, а тарантас велю к моим экипажам проводить.

Тут же, на дороге, Федор с печальной рожей оседлал Голубя, подсадил Сергея Васильевича.

— С привала и ты верхом будешь, — утешил Непейцын.

И вот уже он ехал перед егерями рядом со своим другом, и тот рассказывал, что гусарский полк, два егерских и батарея составляют авангард Кульнева, а вскоре выступит с бивака весь корпус Витгенштейна, направляющийся — правильно сказал драгунский майор — наперерез войскам Удино, которые движутся от Полоцка на Себеж.

— До того тракта считают пятьдесят верст. Значит, завтра к вечеру на нем будем, — заключил Властов. — И, верно, тотчас сумеем с французами раскланяться.

— А начальству твоему не следует мне прежде явиться, чтоб тебя как не подвесть? — осведомился Непейцын.

Егор Иванович посмотрел на него испытующе: не сробел ли, сразу-то попавши в авангард — спросил его взгляд. Потом сказал уверенно:

— Выйдет случай, сам представлю. А раз без эполет, то ордена повесь, чтоб всяк видел заслуженного штаб-офицера.

— На ночлеге, — пообещал Непейцын. — Но как нонешней боевой службы не знаю, то могу только состоять для посылок.

Властов кивнул:

— И то ладно, как я недавно назначен бригадой командовать. Разумно рассуждая, тебе по неотделимости от коня надобно в кавалерии служить. У нас, к примеру, в цепь полевую ни один офицер верхом не выедет. Ужо все обдумаем, а пока приглядывайся к авангардному делу и мне помогай.

Ночь Сергей Васильевич провел в палатке Властова. Разлегшись после ужина на сене, покрытом одеялом, слушал, как полковник у походного самовара, три раза гретого денщиками, принимал доклады батальонных командиров. Одному попутно заметил, что в такой-то роте несколько солдат сбили ноги и хромают, другому — что у него даже офицеры не каждый день бриты, в обозе лошади плохо чищены и колеса не смазаны. А в заключение велел на рассвете досыта кормить людей и раздать водку по праздничной норме, потому что завтра вероятна первая встреча с врагом в сию кампанию.

«Как он твердо знает, что ему и всем делать надлежит! — думал Непейцын. — А для меня завтра, собственно, второй бой в жизни. Раз в настоящем огне на штурме побывал и разом ноги лишился. Не сробею ли? Двадцать четыре года прошло.

Вот и Егор в сомнении в глаза заглянул. Срам какой, ежели с очаковским крестом — да в кусты! Сам напросился, приехал, невесту и дяденьку-старика оставил. Но нечего думать. Нельзя осрамиться, и все!..»

Солнце только что встало, когда егеря и артиллеристы снимались с бивака. Гусары ушли раньше. Их движение — команду и топот коней — Непейцын слышал сквозь сон.

Идти по холодку было легко. В ротах слышались шутки и смех, когда Сергей Васильевич с Федором, замешкавшись на биваке с тульской ногой и одеванием, догоняли голову полка.

— Совсем иное дело, — одобрил Егор Иванович, окинув взглядом Непейцына, облекшегося в мундир с орденами. — А вестовому твоему надо скорей саблю от француза отбить, — кивнул он на разом зарумянившегося Федора и продолжал уже серьезным тоном: — Тебе, Сережа, право, повезло. Кульнева увидеть в деле — наука немалая. Под командой его я в двух войнах бывал. «Я не сплю, чтоб армия спала», — любимая его поговорка. И верно, по три раза в ночь аванпосты проверяет. Да таков чудак: в деле колите-рубите врагов — он только похвалит, а на дневке, ежели корова застонет, которую неумело для котла режут, сутки есть не может, все ее жалеет. И уж скор! В два перехода из Финляндии в Швецию по льду махнул. И там на биваке, в холоде лютом, сухарь глодая, как и везде, Квинта Курция читал. Словом, знаю, что пленишься доблестями его…

В полдень сделали привал, искупались в речке Свольне, сварили и съели обед. И только стали в ружье, как от Кульнева прискакал говоривший накануне с Непейцыным юный гусар с известием, что у мызы Якубово гродненцы столкнулись с французской конницей и прогнали ее. От пленных узнали, что они из дивизии Леграна, за которой идут главные силы Удино. Сейчас показалась пехота, огнем остановила Кульнева, и тот просит поддержки. Пересказав это, гусар погнал дальше, чтобы доложить то же командиру корпуса.