Вера Ветковская - Танец семи покрывал

• Название: Танец семи покрывал
• Автор: Вера Ветковская
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2002
• ISBN: 5-227-01612-7

Николай Витольдович Михальский сделал все возможное, чтобы его дети никогда не узнали о трагедии, много лет назад разыгравшейся в стенах их дома, — Стася и Стефан росли словно под стеклянным колпаком. Когда пришла пора, Стася полюбила и вышла замуж. Но супружеская жизнь дала трещину в тот день, когда ее брат привел в дом свою избранницу, танцовщицу Зару. Похоже, муж Стаси и невеста Стефана загадочным образом связаны между собой, но стараются это скрыть. Атмосфера постепенно накаляется. А тут еще и семейная тайна выплывает наружу…

---

Через год Дмитрия забрали в армию. Саратовскую.

Стася и там нашла его. Они встретились на КП.

Оба были смущены, растеряны, Дима никак не ожидал приезда Стаси, и разговор получился какой-то скомканный, быстрый, ненужный…

Стася думала, что несказанно обрадует его своим приездом, но Дима почему-то — она это чувствовала — дождаться не мог, когда же истекут положенные на свидание два часа.

Стася и тут отнесла его сдержанность на счет солдатского долга, тяготевшего над Димой, и, не удовлетворившись этой встречей, решила доехать до Саратова и познакомиться с матерью своего служивого, о которой ей Дима много рассказывал.

В Саратове Стасе хотелось поцеловать булыжную мостовую, по которой она шла к дому Димы… Ей хотелось обнять его мать, про которую он говорил, что она простой, но на редкость добрый и справедливый человек. Стася была уверена, что та встретит ее как родную. Ведь она так любит сына этой замечательной женщины!

Стася с охапкой осенних цветов вошла в дряхлый пятиэтажный дом, поднялась на последний этаж и, замирая от радостного предчувствия, позвонила в дверь.

Полная женщина с добродушным лицом, в фартуке, повязанном поверх тренировочного костюма, открыла ей дверь.

— Я — Станислава Михальская, — торжественно объявила ей Стася.

— Ну и чего тебе, девочка? — не поняла женщина.

— Вы не поняли, — настойчиво произнесла Стася. — Я — Станислава… Ваш сын, наверное, называл вам меня уменьшительным именем — Стася.

— Который из них? Димка или Гришка?

Стася не знала, что у Дмитрия был брат.

— Дима, Димочка, — пропела она. — Ведь он говорил вам обо мне?

Женщина вдруг насторожилась и даже как бы отпрянула от Стаси.

— А что он должен был сказать мне о тебе, девочка?

У Стаси вытянулось лицо.

— Как что? — упавшим голосом сказала она и выронила цветы из рук. Женщина бросилась поднимать их. — Все, все он должен был вам рассказать…

— Все?! — Женщина вскочила, и цветы снова упали на пол, теперь уже из ее рук. Она в каком-то непонятном Стасе страхе прижала ладони к щекам. — И ты тоже?!

— Что я «тоже»?! — пролепетала Стася, неуклюже собирая цветы.

Женщина схватилась за голову.

— Томка! Поди сюда! — крикнула она.

Из комнаты выплыла беременная женщина, молодая и хорошенькая, в байковом халате и тапочках на босу ногу.

Димина мать схватила ее за руку, подтягивая к двери.

— Вот еще одна моя невестушка прибыла! Ах, Димка, Димка, весь в батьку! Ну, пусть только воротится, шельмец! Я его выдеру, как в детстве! У тебя, деточка, какой срок?

— Срок? — машинально переспросила Стася.

— Ну да — какой? Вот Томка на восьмом месяце, она здесь поселилась, чтобы родить мне внука, а уж я Димку заставлю потом жениться на ней! — яростно продолжала женщина. — Но с тобой-то мне что делать?

— У нее еще ничего не заметно, — подала голос Тамара. — Пусть избавится от ребенка!

Димина мать замахнулась на нее цветами, которые выхватила из рук Стаси.

— Я тебе дам — избавится! Он и от твоего ребенка хотел избавиться, да я не допустила!

— Пусть делает аборт, — стояла на своем Тамара. — Димке двоих деток не прокормить… Зачем было парня до себя допускать? — с видом оскорбленной добродетели осудила она Стасю.

— А ты — зачем? — выкрикнула Димина мать.

— Я по любви! — гордо сказала Тамара.

— И она по любви.

Стася слушала эту перепалку, и страшная правда мало-помалу проникала в ее возвышенный и мечтательный ум.

— Не надо было ей ложиться с вашим Димкой!

— Он не мой, он теперь твой! — гневно проговорила Димина мать.

— Я не ложилась, — прохрипела Стася.

Обе женщины уставились на нее.

— Как не ложилась? А ребенок от кого? — хором спросили они.

— Она хочет на Димку чужого ребенка повесить, — азартно высказала гневное предположение Тамара.

— Нет, она с виду не такая, — не согласилась Димина мать.

— Я не беременна, — упавшим голосом объяснила Стася.

Тут обе женщины в изумлении переглянулись.

— Так чего же тебе надо, деточка? — наконец спросила Димина мать.

Стася разлепила губы, чтобы ответить, но вдруг, подняв глаза на свою соперницу, увидела на ее шее свой медальон…

Кровь бросилась ей в голову.

Отчаяние, горечь, стыд — эти чувства затопили ее.

— Ничего, — глухо произнесла она.

И, не помня себя, бросилась вниз по лестнице.

…Позже Стася получила от Димы письмо.

«Ты меня никогда не любила и не могла любить, — писал он. — Я ведь самый обычный парень, говорить не мастер, писать тоже, а тебе от мужчины надо много слов. На словах жизни не построишь. Жизнь штука грубая, а ты мечтаешь о другом, так что прости меня и забудь, а я женился на Томке, она баба простая, ровня мне, и к тому же родила мне сына Дмитрия…»

Это письмо мало что могло добавить к страданиям Стаси, к тем мукам, которые не оставляли ее после роковой поездки в Саратов, но заставило ее взглянуть кое на что в жизни иначе.

К тому же в этой ей помогла Марианна.

Нянька с самого начала была посвящена в перипетии этого романа и, обладая трезвым умом, относилась к нему неодобрительно.

Она даже отказалась гадать Стасе на картах, уверяя ее, что и без карт видит, чем дело кончится. А когда Стася рассказала ей о своей поездке в Саратов, а потом уже показала письмо, Марианна сказала:

— Твоя беда в том, детка, что ты боишься любви, как иные люди боятся темноты, и приучают себя к ней, подолгу гуляя в сумерках. И именно потому ты выбрала себе в возлюбленные этого ничем не примечательного паренька. Ты решила, что невысокий культурный уровень твоего Дмитрия гарантирует тебе его верность, что он будет всегда смотреть на тебя снизу вверх и не посмеет ни в чем тебя обмануть…

Стася, глубоко ошеломленная правдивыми словами няньки, помалкивала.

— Но все произошло как раз наоборот. Мальчик правильно понял, что ты его не любишь, тебе просто нравится своя героическая позиция девушки из хорошей семьи, обратившей милостивое внимание на плебея. Он ближе к земле, не читал книг — но оказался умнее тебя. Пойми, ему хочется жить, а не отстаивать надуманные идеи!

— Но я так тосковала, так мучилась из-за разлуки с ним! — воскликнула Стася.

— И-эх, милая, — сокрушенным тоном молвила Марианна. — Это ты не из-за Димы тосковала и не о нем страдала. Ты страдаешь, потому что пришло твое время любить… И знаешь, что я тебе скажу, — по-моему, тебе лучше не влюбляться. Ты можешь растаять, как Снегурочка. Тебя это солнышко спалит… Ты ведь живешь в придуманном мире, тогда как солнце любви — оно настоящее. Человек, который попал в его лучи, расцветает, а страну фантазии оно выжигает дотла, как пустыню. Лучше тебе, детка, не поднимать глаз на мужчин — или выйти замуж за благодушного реалиста вроде Родиона!

— Я не могу влюбиться в Родиона! — почти с отчаянием воскликнула Стася.

— Да, ты не можешь влюбиться в Родиона, — грустно подтвердила нянька.

Со времени Димы минуло три года. Стасе исполнился двадцать один год, и мелькавшие время от времени перед нею мужские лица не привлекали ее внимания.

Тех, кого она знала, Стася не стремилась узнать глубже, она чувствовала, что глубины этой, собственно, нет. Сквозь лица знакомых ей мужчин просвечивали самые житейские мысли, самые банальные страсти. Одни штамповало раздутое тщеславие, другие — жадность и хитрость, в выражении третьих проступала пошлость и скука, на физиономиях четвертых как будто крупным шрифтом была набрана претенциозная глупость, пятые сводила судорога зависти… Словом, художник-реалист имеет здесь превосходную натуру, но романтическому художнику, для того чтоб найти типаж настоящего героя, бескорыстного рыцаря, следует полагаться исключительно на свою фантазию, думала Стася.

…Но одно лицо среди калейдоскопа человеческих лиц все-таки врезалось в ее память и даже затмило смазливую физиономию далекого Димы.

Однажды Стася стояла в небольшой очереди к кассе предварительной продажи билетов, в который раз думая над тем, что она не может, ленится изобрести какой-то более основательный предлог для своих поездок якобы в Питер, чем приобретение там колонковых кисточек. Отец полагал, что эти дни она обретается у Марианны, и Стеф поддерживал в нем эту мысль, ссылаясь на творческий застой у Стаси, которой необходимо побыть одной. Марианна была посвящена в тайну Стасиных поездок, но Стефану они боялись рассказать всю правду… Стоя в очереди, она рассеянно рассматривала людей в соседней очереди — эти брали билеты на сегодняшний поезд. И вдруг взгляд ее как будто споткнулся, зацепившись обо что-то неожиданное…

Это лицо было настолько своеобразной лепки, что сразу же возникала мысль: его лепила не столько природа, сколько сильная воля этого человека. Все — как будто из углов, как у Ренато Гуттузо[1], такое лицо — находка даже для кубистов. Решительный, красиво очерченный подбородок, резкие, удлиненные, с выпуклой косточкой под глазами скулы, костистый нос, широкий волевой лоб, прямые твердые брови и глаза глубокого серого цвета, глубокого и мягкого, как крыло голубя… Это лицо буквально дышало силой, но выражение глаз было тяжелым и скорбным, как будто они смотрели внутрь какой-то тайной раны, которую одним волевым усилием невозможно было исцелить… «Он похож на Жюльена Сореля, — промелькнуло в голове у Стаси, — если бы мне дали иллюстрировать Стендаля, я бы уцепилась за эту натуру… Та же трагическая воля в выражении лица…»