Жозеф де Местр - Рассуждения о Франции

• Название: Рассуждения о Франции
• Автор: Жозеф де Местр
• Издательство: "Российская политическая энциклопедия" (РОССПЭН). 216 с.
• Жанр: История
• Год: 1997

Книга французского консервативного мыслителя и роялистского государственного деятеля графа де Местра (1754–1821) представляет собой одну из первых в мировой литературе попыток критического философско-политического осмысления революции 1789 года, ее истоков и причин, роли вождей и масс, характера и последствий. И поныне сохраняют актуальность мысли автора о значении революций в человеческой истории вообще, о жгучих проблемах, встающих после «термидоризации». На русском языке это считающееся классическим произведение печатается впервые за двести лет после его «подпольного» появления в 1797 году. Труд де Местра всегда был слишком неудобным для отечественных правящих элит: сначала своей приверженностью католицизму, затем — прославлением монархии, контрреволюционностью, идеализмом, но прежде всего — своей интеллектуальной открытостью и честностью. В издание включены статьи о творчестве де Местра русского философа В.С.Соловьева и французского историка Ж.-Л. Дарселя.

---

Были народы, в буквальном смысле слова приговоренные к гибели, подобно преступным лицам, и мы знаем, почему. [45]Если бы в предначертания Господа входило раскрытие его помыслов относительно французской Революции, то мы бы прочли приговор о наказании Французов, как читаем постановление судебной палаты. — Но что более мы бы узнали? Разве это наказание не очевидно? Разве мы не увидели Францию обесчещенной более чем ста тысячами (стр.29 >) убийствами? А всю землю этого прекрасного королевства заставленной плахами? эту несчастную землю — напоенной кровью ее детей, жертв убийств по суду, в то время как бесчеловечные тираны ее истощают вне пределов страны — в жестокой войне, которая поддерживается ими ради их собственного интереса? Никогда самый кровавый деспот не играл с жизнью людей с такой наглостью; и никогда покорный народ не являлся на бойню с большей охотой. Железо и пламень, холод и голод, лишения, всевозможные страдания — ничто не отвращает его от мук; должна исполниться судьба всех, кто оказывает преданность: отнюдь не увидим неповиновения до той поры, пока не свершится суд. [46]

И однако, как много в этой столь жестокой и столь разрушительной войне возникает интересных мнений! и как сменяют друг друга уныние и восхищение! Перенесемся в самые страшные времена Революции; предположим, что при правлении адского Комитета [47] армия в результате мгновенного перевоплощения вдруг становится роялистской; предположим, что она, в свою очередь, проводит собрания для определения выборщиков и что она свободно называет самых просвещенных и самых уважаемых людей, чтобы наметить себе путь, коего следует держаться в этих трудных условиях; наконец, предположим, что один из этих избранников армии поднялся бы и заявил: (стр.30 >) «Доблестные и верные воины, есть обстоятельства, когда вся мудрость человеческая состоит в том, чтобы выбрать из двух зол меньшее. Конечно, тяжко сражаться за Комитет общественного спасения. Но было бы еще более гибельным, если бы мы повернули против него наше оружие. Как только армия вмешается в политику. Государство распадется; и враги Франции, используя этот миг распада, вторгнутся в нее и расчленят ее. И отнюдь не ради этого мига мы должны действовать, но во имя продолжения времен: особенно же мы должны помышлять о том, чтоб сохранить целостность Франции, а сделать это мы можем только сражаясь за правительство, каким бы оно ни было; ибо таким образом Франция, несмотря на ее внутренние распри, сохранит свою военную мощь и свое внешнее влияние. И если хорошо разобраться, то сражаемся мы отнюдь не за правительство, а за Францию и за будущего Короля, которому мы будем обязаны Империей, быть может, более великой, чем та, которая не получится у Революции. Значит, долг наш — побороть отвращение, заставляющее нас колебаться. Наши современники, возможно, осудят наше поведение; но следующие поколения воздадут ему должное».

Этот человек говорил бы как великий философ. Ну так что же! — Армия осуществила сие химерическое предположение, не осознавая, что она делает; и Террор, с одной стороны, безнравственность и сумасбродство — с другой, сотворили в точности то, что диктовала бы армии исчерпывающая и почти пророческая мудрость.

По здравому размышлению увидится, что коль скоро революционное движение образовалось, Франция и Монархия могли быть спасены лишь благодаря якобинству.

Король никогда не имел союзника; довольно очевидно то, что коалиция питала неприязнь к целостности Франции, и не было бы никакой опрометчивости в (стр.31 >)обнародовании этого факта. Но каким образом противостоять коалиции? Каким сверхъестественным способом сломить натиск сговорившейся Европы? Один лишь адский гений Робеспьера мог сотворить это диво. Революционное правительство закаливало душу Французов в крови; оно ожесточало дух солдат и удваивало их силы диким отчаянием и презрением к жизни, похожими на бешенство. Страх перед эшафотами, толкая гражданина к границам, питал силы вовне их, по мере того как внутри страны подавлял все, даже малейшие, попытки сопротивления. Все жизни, все богатства, все полномочия были в руках революционной власти; и это чудовище мощи, опьяненное кровью и успехом, страшное явление, никогда доселе не виданное и, без сомнения, не способное повториться, было одновременно и ужасной карой для Французов, и единственным способом спасения Франции.

Чего испросили бы роялисты, когда они потребовали бы контр-революции такой, какой им она представлялась, то есть совершаемой внезапно и при помощи силы? [48]Они потребовали бы отвоевания Франции; значит, они потребовали бы ее расчленения, уничтожения ее влияния и унижения ее Короля, то есть резни, которая, может быть, растянется на три века как неминуемое следствие такого нарушения равновесия. Но наши потомки, которых весьма мало будут занимать наши страдания и которые будут плясать на наших могилах, посмеются над нашим сегодняшним неведением. Они легко забудут бесчинства, которые узнали мы и которые бы сохранили целостность самого прекрасного царствия после Царствия Небесного. [49](стр.32 >) Все чудовища, порожденные Революцией, трудились, по-видимому, только ради королевской власти. Благодаря им блеск побед заставил весь мир прийти в восхищение и окружил имя Франции славой, которую не могли целиком затмить преступления революции; благодаря им Король вновь взойдет на трон во всем блеске своей власти и, быть может, даже более могущественным, чем прежде. И кто знает, быть может, он, вместо того чтобы униженно предлагать какие-то из своих провинций во имя права господствовать над другими, будет их возвращать, с гордостью власти, дарующей то, что она способна удержать? Конечно, случались и не менее невероятные вещи.

Эта же мысль, что все совершается на благо французской Монархии, убеждает меня в невозможности любой роялистской революции до наступления мира; ибо восстановление Королевской власти мгновенно ослабило бы все пружины Государства. Черная магия, которая действует ныне, исчезла бы как туман пред солнцем. Доброта, милосердие, правосудие, все кроткие и мирные добродетели сразу же явились бы снова и принесли бы с собой некую общую мягкость во нравах, некую легкость, полностью противоположную угрюмой жестокости революционной власти. Не будет более ни реквизиций, ни грабежей исподтишка, ни насилий. И станут ли генералы, идущие за белым знаменем, называть бунтовщикамижителей захваченных стран, если те законно себя защищают? и будут ли эти генералы им приказывать стоять смирно под страхом расстрела как мятежников? Эти ужасы на руку будущему королю, однако он не был бы способен ими воспользоваться; он располагал бы, таким образом, лишь средствами человечными. Иначе он сравнялся бы с неприятелями; и что тогда произошло бы в миг неопределенности, которая необходимо сопровождает переход от одного правления к другому? Я ничего этого не знаю. Я прекрасно осознаю, что великие завоевания (стр.33 >) Французов как бы охраняют целостность королевства (я даже надеюсь уловить здесь смысл этих завоеваний). Однако мне по-прежнему представляется, что для Франции и для Монархии полезнее, если бы мира, и славного для Французов мира, добилась Республика; и чтобы в тот миг, когда Король вновь взойдет на трон, прочный мир заслонил бы его от любых напастей. [50]

С другой стороны, очевидно, что внезапная революция отнюдь не излечила бы народ, но усилила бы его заблуждения; что он никогда бы не простил власть, лишившую его мечтаний. [51]А поскольку именно в народев собственном смысле слова, или в толпах, нуждались мятежники ради потрясения Франции, то ясно, что им вообще следовало бы щадить народ и что великие притеснения должны были бы сначала обрушиться на зажиточный класс. Следовательно, противозаконно захваченная власть должна была бы очень долго обременять народ, дабы ему опротиветь. Он только-только увидел Революцию: необходимо было бы, чтобы он ее прочувствовал, вкусил, так (стр.34 >)сказать, ее горькие плоды. Может быть, в момент, когда пишутся эти строки, такое чувство еще не созрело.

Поскольку, в принципе, противодействие должно быть равным действию, то не спешите вы, нетерпеливые люди, и думайте, что сама продолжительность злосчастий возвещает вам контр-революцию, о которой вы не имеете представления. [52]Уймите свою ярость, особенно не сетуйте на Королей, и испрашивайте лишь зримых чудес. Как! вы утверждаете, что иностранные державы сражаются за идею, ради восстановления французского трона и безо всякой надежды на возмещение ущерба? Но вы желаете, стало быть, чтобы человек перестал быть человеком: вы требуете невозможного. Вы скажете, что согласились бы на расчленение Франции ради возвращения порядка, но знаете ли вы, что такое — порядок? Это то, что получится через десятилетие, может быть — раньше, может быть — позже. И кто, вообще, предоставил вам право ставить условия Королю, французской Монархии и вашему потомству? Когда ослепленные мятежники декретируют неделимость Республики, понимайте, что именно Провидение провозглашает неделимость королевства.