Тесса де Лоо - Близнецы

• Название: Близнецы
• Автор: Тесса де Лоо
• Издательство: Текст
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-7516-0794-4

Две пожилые женщины случайно встречаются в курортном городке и неожиданно узнают друг в друге… сестер- близнецов, разлученных в далеком детстве после смерти родителей. У каждой позади своя жизнь, война оставила жестокие рубцы на их судьбе. Могут ли понять и простить друг друга вдова офицера СС и женщина, скрывавшая евреев от нацистов в своем доме? День за днем они встречаются в кафе, вспоминают пережитое и пытаются пробиться сквозь стену отчужденности. Нам кажется это невозможным, до самого конца, до последней страницы, когда…

---

— Я знаю этих людей, они национал-социалисты, их дочь медсестра! Фюрер не может этого так оставить! Он не знает, что допущена оплошность, кто-то должен ему об этом сообщить!

Гауляйтер кивал, как усталый дедушка, которому невмоготу противоречить своей внучке.

— Сделай милость, — нараспев произнес он, — ступай домой и позаботься о том, чтобы эта женщина написала прошение о помиловании. Затем лично принеси его мне.

Две недели спустя, в результате ее стараний, домой вернулся человек, который мог лишь вполголоса вспоминать о «веселом» времяпрепровождении, уготовленном ему в ожидании казни. Он отучился есть, любое движение причиняло боль и изнуряло. Из последних сил он залез в постель и больше не вставал — слишком слабый, чтобы жить, слишком слабый, чтобы умереть. Днем его жена уходила на работу. В конце марта, в ее отсутствие, на дом упала бомба, пробив дыру шириной в десять метров. Вернувшись из больницы, на месте своего жилья Анна обнаружила груду обломков высотой с воображаемый второй этаж — там, в пижаме, и нашли осужденного на смерть, рассказывал один из соседей.

— Господь, да Ты садист… — крикнула Анна.

Ветер прошептал ей на ухо: ты все еще веришь в справедливость, дуреха? Она стиснула зубы. На это она не могла пожаловаться гауляйтеру… ей следовало найти кого-то поважнее… в иных, горних «гау»…

Русские наступали. На рабочем совещании сестрам сообщили, что в течение двух часов госпиталь эвакуируют. Всех раненых следовало перевести в плавучий госпиталь на Дунае. Анна незаметно улизнула, чтобы попрощаться со свекром. Она спешно сунула ему пачку перевязанных тесьмой писем — с тех пор как ее жилье разбомбили, она хранила их в бомбоубежище больницы вместе с двумя чемоданами пожитков.

— Сожгите их, пожалуйста, — сказала она впопыхах, — а то, чего доброго, они попадут на страницы «Известий».

У входа в больницу стояла цепочка автобусов. Она едва усадила пациентов и уже собралась было обосноваться впереди со своим скарбом, как кто-то выпихнул ее из автобуса.

— Подожди-ка, так дело не пойдет, сестра!

Не успела она осознать, что происходит, как монахини вручили ей, Анне, сестре Красного Креста без всякой медицинской поготовки, медикаменты и истории болезни всех ста шестидесяти раненых. Сами монахини оставались в Вене. Ее втолкнули в другой автобус с незнакомыми тяжело раненными солдатами, который тут же тронулся. Анна надеялась, что ее чемоданы погрузили в одну из следующих машин. Автобус набрал бешеную скорость, как будто хотел стряхнуть с себя надвигающуюся смерть своих пассажиров. К сожалению, на полпути ему пришлось остановиться перед слишком низким туннелем. Пока ждали другой транспорт, Анна вместе с шофером выгружала раненых и на носилках укладывала их на обочину. Темнело — русские приближались, — а они все ждали и вглядывались в туннель, как если бы он был последней связью с миром живых. В сумерках наконец появился автобус более подходящих размеров. Промерзших до костей людей внесли внутрь, и они продолжили свой путь к берегам Дуная.

Сто шестьдесят раненых лежали в мокрой траве; вызванные в срочном порядке санитары по узким сходням заносили их одного за другим на судно. К Анне обратилась промокшая до нитки супружеская пара:

— Раненый, которого только что погрузили, наш сын. У него с собой пистолет. Мы боимся, что он покончит собой. Мысль, что война проиграна, ему невыносима…

Она пообещала, что будет за ним присматривать, и отправилась на поиски своих чемоданов. Издалека она услышала, как хор голосов громко скандирует ее имя:

— Сестра Анна из отделения 3-С, мы здесь!

Напоминало «Missa Solemnis»,[91] пассажи которой доносил до нее ветер. Она помчалась на звук, огибая раненых, пока не нашла своих подопечных. Они отказывались идти на корабль без нее. В обнимку с протезами они сидели в кружок на траве и сторожили ее чемоданы. Их сестра, ее пациенты — за прошедшие месяцы они стали одной дружной семьей и вместе должны были взойти на борт.

Справившись с заданием, санитары растворились в воздухе, оставив Анну одну на переполненном корабле. Вокруг бессистемно лежали раненые. Ей в помощь наспех наняли пятерых женщин без всякого образования и опыта, снабдив их фартуками и шапочками. Считалось, что, если они женщины, то должны обладать природным даром по уходу за больными. Очень скоро, однако, их таланты раскрылись совсем в другой области — у них было собственное видение своих задач. Когда Анне требовалась их помощь, чтобы раздать катетеры, лекарства, еду, она, после долгих поисков, находила их в объятиях какого — нибудь солдата. Всю войну они были соломенными вдовами, теперь же брали свое под благовидным предлогом, что таким чудодейственным лекарством оказывают благодеяние беднягам, покалеченным в борьбе за родину — может, даже смертельно.

Анна вынуждена была разрываться на сто шестьдесят частей: одна меняла повязки, другая помогала опорожняться, третья измеряла температуру — все происходило в ускоренном темпе немого кино. По ночам эти частички ее не в состоянии были слиться воедино и продолжали выполнять свои обязанности. Спустя два дня Анна с красными от усталости глазами еле-еле переставляла ноги. Никто, кроме герра Тюпфера, высшего офицера СС, потерявшего ногу на венгерском фронте, этого не замечал.

— Вы сейчас упадете, — заключил он, усаживая ее на стул, — присядьте.

Опираясь на костыль, он по-генеральски огляделся вокруг и, повысив голос, обратился к своим офицерам:

— Вот что я вам скажу. У сестры Анны силы на исходе. Ей нужно поспать. Необходимо найти несколько ходячих добровольцев, которые могли бы ее сменить. У нее есть список, и она подскажет, где кто лежит, — это вопрос организации.

Аудитория кивнула в знак согласия.

— Второе, — продолжал Тюпфер, — в моей каюте пустует кровать. Я предлагаю ее сестре Анне. Если у кого-то есть возражения, пусть выскажет их прямо сейчас. Несдобровать тому, кто заикнется об этом лишь завтра утром. Пуля в лоб ему обеспечена. Ясно?

Он отвел ее в свою каюту и бережно укрыл. Анна тотчас заснула. Очнувшись, она обнаружила заботливого Тюпфера рядом с собой — тот забился в угол и даже во сне держался за край кровати, чтобы невзначай на нее не скатиться. Собственную постель он уступил умирающему, хрипло изрыгавшему какую — то бранную абракадабру.

Следующим вечером они причалили в Линце. Громадное темное здание семинарии, в котором предполагалось развернуть временный госпиталь, высилось под дождем, подобно непреступной крепости. Когда поддерживаемый Анной туда приковылял герр Тюпфер и в качестве оружия пустил в ход свой голос, дверь приоткрылась. В дверном проеме появился заспанный толстяк в кителе, накинутом поверх шелковой пижамы, и недовольно на них посмотрел.

— Ах да, корабль с ранеными… — Он почесал в затылке: — Но их сперва следует обработать от вшей.

— Грязная свинья! — заорал Тюпфер, выходя из себя от подобного невежества и некомпетентности. — Обработай себя для начала, у нас вшей нет, мы из приличного госпиталя. Если ты немедленно не обеспечишь нам постели!..

Дрожащими руками толстяк распахнул двойную дверь.

Внутри все было приготовлено; в бывших классных комнатах, просторных залах, стояли деревянные стеллажи с мешками соломы. По крайней мере, раненые снова обрели постель. После разгрузки корабль незамедлительно покинул гавань, прихватив с собой и суррогатных сестер, довольных своей сверхурочной работой. Анна опять осталась одна. Все пытались поспать, она тоже — посередине зала, сидя на большом столе, опустив голову на скрещенные руки. Ночью Тюпфер проснулся.

— Что вы здесь делаете? Вы можете спокойно оставить нас одних, все спят! Ложитесь и вы!

— Но куда… — зевнула Анна.

Что? Он скинул одеяла, схватил костыли и возмущенно захромал прочь из зала. Толстяк в шелковой пижаме был разбужен ревом:

— Если вы немедленно!..

— Да, да, да… — забормотал он.

Толстяк тут же раздобыл для нее кровать, еще теплую от тела того, кто вынужден был ее уступить. Однако совесть Анну больше не мучила.

Они обе выбрали подходящую для пищеварения форель с картофелем. Лотте вспомнилась печальная концовка шубертовской песни «Форель», которую когда-то она учила: «…das Fischlein zappelt dran…»[92] Образ беспомощной, барахтающейся на леске рыбы, ассоциировался у нее с безногими и безрукими больными в венском госпитале.

— Я никогда не задумывалась, — сказала она, — что можно лишиться всех своих конечностей… Страшно…

Анна отложила вилку.

— Это были совсем мальчишки. Я неоднократно задавалась вопросом: что с ними стало? Я не нашла о них ни слова — ни в одной газете, журнале или книге. И все же они продолжали жить! Где и как?

Погруженные в мысли, каждая — в свои, они молча жевали нежную рыбу.

— А письма твоего мужа, из Польши, из России, из Нормандии… действительно сожгли? — спросила Лотта.