Владимир Шигин - Герои забытых побед

• Название: Герои забытых побед
• Автор: Владимир Шигин
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9533-3007-7

В истории отечественного флота было немало героев, совершавших подвиги во славу России. Увы, не всем посчастливилось заслужить признательность и память потомков. Драматической была судьба героя Чесменского сражения лейтенанта Ильина, преданы незаслуженному забвению имена капитанов Верёвкина и Муловского, завесой тайны окружена смерть легендарного командира брига «Меркурий», назван палачом национальный герой России адмирал Дубасов, а храбрец и государственник Баранов стал «героем» дешёвых анекдотов. Десятилетия скитался по коммуналкам всеми забытый самый результативный подводник в истории России Пётр Грищенко… О моряках, положивших жизнь на алтарь Отечества, но незаслуженно оклеветанных, рассказывается в новой книге известного российского писателя-мариниста Владимира Шигина.

---

Из интрюма перешли в каюту шкиперскую. Там Ильин подсчитал сало и парусину, брезент и кожи. Оттуда сразу в крюйт-камеру.

Крюйт-камера на «Громе», как и на других небольших судах, была одна и располагалась в кормовой части, недалеко от камбуза.

У тяжёлой дубовой двери сдал мичман часовому ключи, отстегнул шпагу и снял башмаки. Сопровождающий его констапель вставил в особый фонарь сальную свечу, дно фонаря залил водой и, не торопясь, отпер дверь. В середине крюйт-камеры помещался обитый свинцом бассейн, туда перед боем ссыпали порох для набивки картузов. Вдоль стен на решётчатых полках были расставлены бочки с порохом и пороховой мякотью, разложены картузы, кокоры, фальшфееры и прочие артиллерийские снаряжения. Меж ними ящики с углём от сырости.

Покончив с крюйт-камерой, доложил Ильин капитану:

— Порох сухой и готов к действу. В каморе порядок добрый.

— Ну и ладно, — отвечал Перепечин, таким докладом довольный, — пора нам и откушать, чем Бог послал.

В тот день по приглашению офицеров капитан обедал в кают-компании. Похлебав супца и отодвинув в сторону оловянную тарелку, Ильин обратился к Перепечину:

— Дозволено ли нам, Иван Михайлович, жалование будет жёнам частично оставлять?

— Намедни флаг-капитан обещал таковой ордер на подпись адмиралу изготовить. Кстати, жена твоя ноне где обитает?

— Да здесь, в Кронштадте.

— Тогда съезжай сегодня с обеда домой, боле времени не будет!

Но отбыть днём на берег Ильину так и не удалось. Навезли баржами гаубичных и мортирных бомб, погрузкой которых он и занимался. Каждую обмерял, сходны ли диаметры бомбовые с калибрами мортирными. За отсутствием свободных помещений велел раскладывать бомбы в сбитые из досок ящики, которые матросы ловко крепили прямо к палубе между грот- и фор-люками…

Шлюпкой Дмитрий добрался на Кронштадтскую набережную уже затемно. На звон колокольца выбежала девка-прислужница.

— Ой, барин приехали! С прибытьецем вас! — затараторила она, пропуская в переднюю.

Скинул Ильин шляпу, шпагу отставил. А навстречу уже бежала радостная Екатерина Никитична, его единственная и несравненная Катя, Катюшенька.

— Митенька мой! — только и смогла произнести, утонув в его объятиях…

Утром следующего дня Дмитрий Ильин был уже на корабле, не ведая, что впереди разлука с любимой на шесть долгих лет.

В новом адмиральском приказе было указано лишь на то, что капитанам кораблей и судов следует назначать гребцами в шлюпки из наиболее здоровых матросов, одевая их при этом как можно престижней.

До отхода оставались считанные часы.

ПОД ПАРУСАМИ «ГРОМА»

«Вступив под паруса» 26 июля 1768 года, бомбардирский корабль «Гром» в составе Первой Средиземноморской эскадры взял курс к берегам далёких южных морей. Плавание проходило в тяжёлых штормовых условиях, из-за скученности экипажей и десантных войск на кораблях и судах эскадры начались болезни. За время этого первого и самого трудного похода русского флота умерло более двухсот человек. На «Громе» положение было несколько получше, чем на других кораблях, но больных всё равно хватало. Не теряя времени, играли различные учения: парусные сменяли артиллерийские, артиллерийские парусные.

31 августа эскадра бросила якоря на рейде Копенгагена. Там адмирала Спиридова ждал указ о производстве ряда офицеров в следующие чины.

На бомбардирском корабле «Гром» указ о производстве зачитывал флаг-капитан Плещеев: «Известно и ведомо будет каждому, что мы Дмитрия Ильина, который нам мичманом служил, для его оказанной в службе нашей ревности и принадлежности в наши лейтенанты всемилостивейше пожаловали… Всем нашим помянутого Дмитрия Ильина за нашего лейтенанта надлежащим образом призывать и почитать…»

Капитану «Грома» Ивану Перепечину было присвоено звание капитан-лейтенанта. Вновь произведённых офицеров торжественно привели к присяге. Снимая треугольные, расшитые золотым галуном шляпы, целовали они поочерёдно крест и Евангелие. После чего флаг-капитан съехал, а команда продолжила погрузку.

На берегу Дмитрию Ильину удалось побывать за всё время стоянки лишь раз. На «Громе» повредилась грот-мачта и потребовалась кой-какая кузнечная работа. Сняв вместе с корабельным мастером лекала, Ильин свёз их в кузню. Только-то и видел, что собаку у порога да мокрые от пота спины кузнецов. Всё остальное время участвовал в погрузке.

Затем был новый переход уже к берегам Англии. При переходе бомбардирский «Гром» поотстал от остальных и шёл в одиночку. Дул свежак. Гуляла приличная волна. Опасаясь за перегруженный корабль, Перепечин спустил паруса.

Но беда, как говорится, одна не приходит. Ночью из-за недосмотра рулевого корабль развернуло бортом к волне. Зажатый водяными валами, «Гром» скрипел и трещал. Команда, однако, держалась стойко. После полуночи, не выдержав напора ветра, рухнула грот-мачта.

— Фалундер! — крикнул кто-то.

Но было поздно, работавших на палубе завалило такелажем.

Выволокли из-под грот-стеньги и зашибленного Ильина. Лейтенанту придавило ногу, разбило лицо. Остальные отделались синяками.

В торчащем из палубы обрубке мачты, в самой её сердцевине, чернела гниль…

Взятый в Копенгагене лоцман советовал, пользуясь попутным ветром, идти чиниться в ближайший норвежский порт. Но капитан «Грома» отказался наотрез:

— Не по пути нам туда, чай, не в Архангельск плывём.

Из донесения командира «Грома» капитан-лейтенанта Перепечина на имя адмирала Спиридова: «Сделался шторм: от большого волнения и от качки ослабли ванты, которые беспрестанно тянули; служители, будучи от вливания валов на корабль всегда в воде, мокрые и от беспрестанной работы и без пищи, ослабли; напоследок стали рваться фал-репы, бак-штаги и фордуны и от излишней тягости грот-мачты стала трогаться палуба; в 11 часов пополуночи от большой качки переломилась грот-мачта…»

А вскоре задул попутный норд-ост, и спустя несколько суток бомбардирский корабль входил в речку Гумбер, на которой стоит английский порт Гулль. Наскоро отремонтировавшись, снова в море. Теперь предстояло пройти славящийся штормами Бискайский залив.

Из-за большого числа больных вахту на «Громе» несли в две смены: первая — лейтенант Дмитрий Ильин, вторая — мичман Григорий Селевин. За Дувром поменяли лоцманов, а за мысом Зюйд-Фордленд попали в шквал. Пришлось пережидать. Пройдя к мысу Лизард, который прикрывал от волн, «Гром» отдал якорь. Под килем восемь саженей воды, в самый раз для безопасной стоянки.

Через двое суток вокруг бомбардирского корабля отстаивалось, пережидая непогоду, уже более полутора десятка судов.

— Гляньте, ваше благородие, никак наш тащится? — окликнул вышедшего на верхнюю палубу Ильина матрос.

Опираясь на руку вестового, Ильин обернулся. Точно, на рейд заворачивало маленькое облезлое судёнышко с российским бело-голубым флагом.

— Вроде этакой лягухи у нас не имелось! — подивился Ильин.

А с «лягухи» уже орали что есть мочи:

— Мы датский наёмный пинк с командами разбившихся у Копенхафена ботов. За капитана Корсаков-второй!

Лейтенанта Корсакова-второго на Балтийском флоте знавали хорошо. Был он из плеяды отчаянных ботовых капитанов. Тех, что гибнут каждую кампанию в количестве огромном, чудом оставшись в живых, клянутся, что «больше в море ни ногой», а по весне снова просятся на свои гибельные боты.

Едва пинк стал на якорь, как Иван Корсаков уже съехал на «Гром». Вскоре слабо упиравшийся капитан бомбардирского корабля был усажен им в шлюпку и свезён на пинк.

Вахтенный офицер «Грома» князь Костров отметил в вахтенном журнале: «В третьем часу капитан-лейтенант Перепечин вместе с лейтенантом Корсаковым поехали на датский пинк».

Принявший у него вахту унтер-лейтенант Афанасьев дописал: «В 8 часов капитан-лейтенант Перепечин вернулся на корабль».

Томительно тянулись дни ожидания. В конце каждых суток в журнале бомбардирского корабля появлялась одна и та же запись: «Стоя фертоинг на якорях, за противным ветром, против местечка Диль, на рейде Доун всякие случаи. Было скучно».

Зато не скучал развесёлый Корсаков-второй. На «Девице Казарин» (так игриво именовался датский пинк) без передыху палили из пушек, лейтенант праздновал свои именины.

Но вскоре и «громовцам» выпал случай встряхнуться.

Зашедшее в одну из ненастных ночей на рейд тяжелогружённое трёхмачтовое английское судно, не сумев встать на якорь, навалилось на «Гром». В шканечном журнале «Грома» сохранилась следующая запись: «В 1/2 1-го часа… судно при SWZN и среднем волнении продрейфовало мимо „Грома“, на котором стали отдавать канат плехт; в 1/2 1-го часа судно навалило на „Гром“ и сделало повреждение с левой стороны в крамболе и в гаубичном порте; на „Громе“ в 1 час ночи отдали все канаты, а судно продолжало дрейфовать на „Гром“»; «с общего согласия командира и прочих офицеров» отрубили на «Громе» канат плехт, «чтобы не сделать кораблю большего повреждения», и остались на даглисте; «судно ещё несколько дрейфовало и остановилось поблизости не более 20 саж.; в половине 2-го часа с „Грома“ стали палить из 3 пушек поминутно и подняли с кормового флагштока фонарь с огнём для призыва лоцманов…»