Владимир Успенский - Неизвестные солдаты

• Название: Неизвестные солдаты
• Автор: Владимир Успенский
• Издательство: Издательство «Советская Россия» (Книги 1, 2); Роман-газета, № 8 2006 г. (Книги 3, 4)
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1965

Никогда не сотрутся в памяти нашего народа события первых месяцев Великой Отечественной войны, никогда не будут забыты беспримерные подвиги бойцов и командиров, которые своим мужеством и упорством обескровили немецко-фашистские войска в приграничных боях, в сражениях под Смоленском, Киевом и Ленинградом, а потом нанесли фашистам поражение под Москвой. Об этих людях и этих событиях рассказывает в своей книге В. Успенский. «Неизвестные солдаты» — роман-эпопея, охватывающий большой круг героев, от колхозников до генералов, от красноармейцев до ученых. Это люди разных характеров. По-разному складываются их судьбы во время войны. Автор показывает, как в трудные дни отступления закладывался фундамент будущей победы, как перемалывались в боях немецкие войска, как крепли в нашей стране те силы, которые остановили врага и погнали его на запад. Среди героев книги — Сталин, Жуков, Василевский, другие известные исторические личности. Но при всем этом «Неизвестные солдаты» — это, прежде всего, роман о народе, совершившем великий подвиг.

В свое время Михаил Шолохов назвал этот роман лучшим произведением о войне.

---

Вдали, над Лефортовским парком, поднимались серебристые аэростаты воздушного заграждения. На мостовую перед домом вышел дворник дядя Миша в каске, с противогазной сумкой через плечо. Игорь прикрыл ставни.

— Ну, за успехи, Прохор, — сказал Ермаков, поднимая рюмку.

— За победу, Степаныч. И за скорую встречу после войны в этом же самом доме.

Утром Игорь долго лежал в постели. Он наслаждался покоем, радовался, что впереди еще целый свободный день, что никуда не надо спешить.

Часов в девять в его комнату вошла Неля, длинная, тонконогая, с мальчишеской прической. И куртка на ней была ребячья, с карманами на боках, и ботинки мужские, этак тридцать восьмого — тридцать девятого размера. Села верхом на стул, спросила:

— Бока не болят?

— Приветствую тебя, небесное созданье. Здороваться, конечно, ты еще не научилась?

— А ты не научился вставать вовремя?

— Я лентяй, — сказал Игорь. — Принципиальный и неисправимый. По моему мнению, горизонтальное положение является для человека наиболее естественным. Вероятно, в далеком прошлом предки мои были ящерами.

— А мои — птицами!

«Страусами», — хотел сказать Игорь, но сдержался, боясь обидеть ее. Он подумывал иногда, что ее мальчишеские манеры — все это напускное. Сознает свою нескладность, некрасивость и бравирует, делает вид, что ей все равно. Может быть, даже бессознательно. И, наверно, со временем это пройдет. Она уже немного похорошела в последнюю весну. Взгляд стал мягче, а глаза — темнее и глубже. Губы вроде бы растянулись вширь и меньше напоминали букву «М». Раньше, была палка-палкой. А теперь пополнела, заметнее проступали груди. Нелька, вероятно, стеснялась этого, сутулилась и выставляла вперед плечи.

— Ты не работаешь нынче? — спросил Игорь.

— Во вторую смену.

— У вас же одна.

— А я теперь на другом месте. На оборонном предприятии, — с гордостью сказала она.

— Что же ты там делаешь? Дырки для пушек?

— Секрет.

— Девчонкам секретов не доверяют.

— Не старайся, не разозлишь, — предупредила Неля. — И вообще береги свой авторитет в моих глазах. Ты теперь наставник и опекун. Отец сказал, что ты теперь вместо него, и велел передать привет.

— Как? Он уже уехал? — Игорь приподнялся.

— В шесть часов. Так что вступай в свои права. Распоряжайся. Только поешь сначала, завтрак готов.

— Не могла разбудить, — проворчал Игорь. — Ну, отвернись, что ли, одеваться буду… Да не уходи, не уходи, вопросы есть. Альфред пишет?

— Вчера получила, — достала она из кармана куртки письмо. — Тебе, конечно, привет.

— Разумеется, старый друг… В армию его еще не взяли?

— Куда ему. Броня. И очкарик к тому же.

— Диссертация как?

— Кто его знает. Вычисляет, одним словом. И чудит, как всегда. Стихи пишет, — осуждающе произнесла Неля.

— Ого! Это интересно! — повеселел Игорь. — Ну-ка, прочти.

— Вот, — пробежала она глазами по строчкам. — Ага, тут. Слушай:

Меня, человека, никто не жалел,
А вот я и собаку жалею.
Снаружи давно для других очерствел,
Но душой очерстветь не сумею.

— Гм, крик сердца, — удивился Игорь. — И довольно складно получилось.

— Да ты вникни в смысл! Его, видишь ли, никто не жалел… Как ему только не стыдно! Ну отец еще так-сяк, некогда было. А бабушка с ним до сих пор готова нянчиться, как с младенцем. Это же кумир ее… А он — такие слова. Я и письмо-то бабушке показать боюсь.

— Ничего, это он для рифмы слова подобрал, какие под руку подвернулись, — успокоил Игорь. — Влюбился он, наверно, и без взаимности.

— Я тоже думаю, что влюбился, — серьезно сказала Неля. — И для него это, должно быть, очень тяжело. Он замкнутый. Для него влюбиться — это просто страшно.

— Всем страшно.

— Для тебя-то не очень, — скептически произнесла она. — А Альфред уже в таком возрасте, когда трудно привычки ломать. Ему стукнуло двадцать пять.

— Жена быстро к рукам приберет, — сказал Игорь. — А про меня ты зря… Тебе все в жизни прямолинейным представляется. А я вот теперь вижу — такие зигзаги порой бывают, что только ахнешь. Человек — он не машина. Ту заправил, она и стучит. А у человека сердце.

— Шальное сердце, — нахмурилась Неля, — Ты не рассуждай, а умывайся быстрей. Скоро Настя придет.

— Коноплева? — вытаращил глаза Игорь. — К тебе?

— Нет, к тебе.

— Это еще почему? Откуда она знает?

— Я ей позвонила, — с вызовом сказала Неля. — Она просила позвонить, если ты приедешь… Вот. Она мне нравится, а ты — нет. Ты сам не знаешь, что делаешь.

— Как это не знаю? — загорячился Игорь, — Как не знаю? Я люблю, у меня ребенок будет.

— Во-первых, не у тебя, а у той… Во-вторых, ребенки у всех бывают, и это еще ничего не значит. А любить ты должен Настю.

— То есть как это — должен?

— Она хорошая.

— Ну и логика.

— А в любви логики не бывает.

— Много ты знаешь, что бывает, а что нет.

— Знаю. Я тоже не маленькая и тоже люблю, вот!

— Кого же?

— Одного человека.

— Подумаешь, поцеловалась небось раза два с пацаном в подворотне…

— Не смей! — крикнула она. — И не с пацаном. И не в подворотне! И не целовалась я с ним. Он большой и военный. И ничего даже не знает!

На глазах у нее навернулись слезы, верхняя губа приподнялась. Игорь испугался: сейчас заплачет. Вот уж не ожидал от нее такого! Но в кого же? Уж не в Порошина ли? Чем черт не шутит! Девчонки — они сумасшедшие. Романтика у них всякая… «Ну и ну», — покачал он головой.

Позвал ласково:

— Нелька!

— Чего тебе?

— Ты это самое… Не расстраивайся. Хорошо, когда любишь. Дышится глубже. Хоть иной раз и больно, будто игла в сердце, а все равно хорошо.

— Может, мне сказать ему? — с надеждой спросила она, не глядя на Игоря.

— Сам понять должен.

— А он на войну уедет. Надолго.

— Ну, ты словами-то не говори. Глазами, улыбкой… А лучше — ничего не надо, это ведь и так всегда видно.

— Тебе видно, а ему нет. Он серьезный.

— А я, значит, так себе! — обиделся Игорь. — Ничего ты не понимаешь! Другой ходит без всяких чувств, а рожа у него от рождения хмурая. Про него говорят: ах, глубокий, ах, переживает! А у меня, может, все нутро изболело, а физиономия вот такая несолидная. Не могу я о подобных вещах вслух рассуждать. Начну говорить — стыдно; в шутку сверну — еще хуже. Ну что сделаешь, раз я такой! И отстань от меня, если я несерьезный.

Хлопнул дверью и ушел в ванну. Умывшись холодной водой, ворчал сердито: «Все хорошие… Один Булгаков никуда не годится. Ну, и беседовала бы со обоими хорошими… А то все ко мне. Несут, как в мусорный ящик. А про себя и сказать некому…»

— Игорь? — прозвучал виноватый голос за дверью.

— Отстань.

— Игорь, ты не сердишься?

Он промолчал. Злость исчезла:

— Игорь, ты извини, ладно?

— Ладно.

В нос ему попала мыльная пена. Он фыркнул.

— Ты что, смеешься? — насторожилась Неля.

— Отвяжись от меня, наконец!

Девушка громко вздохнула и умолкла.

Трудно было понять, к кому пришла Настя. Она сухо поздоровалась с Игорем, посидела с ним несколько минут, разговаривая о пустяках. Вспомнили Соню Соломонову, которой не удастся, вероятно, и в этом году поступить в институт. Мать не отпустит ее из дому в такое время.

Игоря радовало спокойствие Насти. Кажется, она уже все переболела. Хорошо, если так. И ей самой легче, и ему лучше. Только взгляд Настиных черных глаз немного смущал Игоря. Девушка смотрела на него пристально, изучающе, будто запоминая. Он даже спросил грубовато:

— Чего глядишь? Изменился, что ли?

— Я же тебя не видела в форме, — улыбнулась она.

Настя предложила съездить в Измайлово, погулять. Но Игорь отказался. Времени у него немного, а пока поедешь туда и обратно — пролетит незаметно.

— Тогда пойдем в Елоховский сквер, душно ведь в комнате.

— Это можно.

Отправились втроем. В сквере, возле памятника Бауману, были вырыты глубокие узкие щели, чтобы прятаться во время воздушных налетов. Над щелями, поверх бревен и земляной насыпи, уложены куски дерна с порыжевшей, зачахшей травой.

— Ну, наделали овощехранилищ, весь вид испортили, — недовольно произнес Булгаков.

— Тут тебе Москва, а не лес, — съязвила Неля. — Тут бомбить могут.

Игорь не ответил ей. Лень было связываться.

Сели на затененную скамейку. Неля сразу же углубилась в книгу. Игорь и Настя долго молчали. Было пустынно и тихо. Среди редких белых облаков медленно плыла лысая макушка Елоховского собора. С колокольни слетели голуби, описав спираль, опустились на дорожку. Игорь подумал, что зимой, если будет голодно, голубей изведут.

— Когда приедешь еще? — спросила Настя.