Андрей Венков - Атаман Войска Донского Платов

• Название: Атаман Войска Донского Платов
• Автор: Андрей Венков
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9533-2868-5

Герой Дона, генерал от кавалерии, атаман Войска Донского Матвей Иванович Платов прожил жизнь, полную опасностей и необыкновенных побед. Сподвижник Суворова, он участвовал во взятии Очакова и Измаила. Герой Отечественной войны, Платов осенью и зимой 1812 года во главе казачьей кавалерии преследовал и разбивал французские войска вдоль Смоленской дороги, вел успешные бои под Вязьмой, Смоленском, Красным. В 1813 году все значительные заграничные операции русской армии проходили при активном участии казачьего корпуса Платова. После победного сражения за польский город Данциг Кутузов писал Платову: «Услуги, оказанные Вами отечеству в продолжении нынешней кампании, не имеют примеров! Вы доказали целой Европе могущество и силу обитателей благословенного Дона».

Книга историка А. В. Венкова живо и увлекательно рассказывает о жизни и подвигах легендарного Атамана Вихря — Матвея Платова.

---

«А половцы неготовыми дорогами побегоша к Дону Великому: кричат телеги полунощны, рци, лебеди распущены…» Это «Слово о полк Игореве». Б. А. Рыбаков в своей работе «Петр Бориславич» в поиске автора «Слова о полку Игореве» писал: «Упоминание „телег“ отнюдь не случайно. Это не кибитки-„вежи“, в которых живут жены и дети, только обременительные в походах и сражениях. Это — конные повозки военного значения, в которых возили доспехи и запасы стрел».

Ничего не изменилось в степи за шестьсот лет. По скрипу телег, напоминающему лебединые крики, понял Матвей Платов, что крадется в ночи Девлет-Гирей со всем войском и всем обозом. Хан шел медленно, не отрываясь от обозов с запасом стрел, поэтому и решили казаки, что нападение будет утром. Просто биограф неправильно понял его, Платова.

«Если ехать с Дона по большому Черкасскому тракту, то вправо от него, там, где речка Калалах впадает с Большой Егорлык, на вершине весьма пологой и длинной покатости доныне заметны еще остатки земляного вала, за которым, по преданию, бились казаки и Платов с горстью донцов отражал нападение двадцатитысячного турецкого корпуса» (Потго В. А. «Кавказская война.» Т. I). Место это находится на севере современного Ставропольского края, возле границ Ростовской области. Чуть западнее, если пересечь границу Краснодарского края, на возвышенности берут свое начало речки Ея, Челбас, Рассыпная и сам Калалах.

Перед рассветом ушедшая вперед казачья разведка дала знать, что «валит силы татарской видимо-невидимо». Татары приближались стремительно и охватывали казачий лагерь со всех сторон. Исследователи единодушны, что казаки «не успели опомниться и сесть на коней», «растерялся даже более опытный Ларионов, бывший лет на десять старше своего товарища», казаки были «близки к панике». Платов же, естественно, не растерялся. Счастье его характера заключалось в том, что при всех своих лености и сибаритстве, при массе других отрицательных черт (ведь пишем мы не о Боге, а о человеке), в критических ситуациях был Матвей Платов хладнокровен и деятелен и действовал молниеносно.

Он приказал быстро сдвинуть телеги и загородить со всех сторон небольшой окоп, возведенный за ночь, а затем отобрал двоих казаков на лучших лошадях и направил их за помощью к Бухвостову, который был неподалеку со всей едичанской ногайской знатью. Опустим выспренные речи, которые приписывали Платову его биографы («… Знайте, что вы положите головы в честном бою за край ваших отцов, за православную веру, за ваших братьев, за матушку-царицу — за все, что есть на земле святого и драгоценного для русского чувства!»), зададимся вопросом, почему не послали гонцов раньше, ведь знали, всю ночь «окоп» возводили. Или что-то рассмотрели в подлетевших татарах наметанным глазом донские полковники? Обоза не бросили, в осаду сели. И это из-за ногайского добра?.. Гонцы в окружении небольшой команды бросились на прорыв. В короткой рукопашной татары эту команду рассеяли и загнали в вагенбург, один из гонцов погиб, но другой, пользуясь круговертью и неразберихой скоротечного боя, прорвался и исчез за речкой Калалах, что, собственно, и нужно было Платову и всем осажденным.

В восемь утра, как явствует из документов, «окоп» был окружен со всех сторон, и крымчаки предложили донцам сдаться. В. И. Лесин в своей книге «Бунтари и воины» приводит гордый ответ осажденных: «Подолгу присяги, учиненной Ее Величеству, мы отказываемся принять ваше требование. Из укрепления нашего не выйдем. Умрем за веру христианскую, но живыми в руки бусурманские не отдадимся».

Переговоры закончились. Часть войска Девлет-Гирея спешилась и бросилась на штурм…

Будь у осаждавших регулярная турецкая пехота или хотя бы одна пушка, казакам пришлось бы туго. Да им и так было не сладко, но часов до четырех они продержались. Ружейным огнем и картечью из единственного орудия отразили шесть приступов. Потери пока были минимальны, татарские стрелы, пущенные снизу, от подножья холма, на излете били сгрудившихся посреди укрепления казачьих лошадей, люди же почти не пострадали.

Полковник Ларионов предлагал «политическое решение вопроса». Бой шел на ногайской территории, за ногайское имущество, и те же союзные России ногаи-едичанцы по одному и кучками крутились среди крымчаков не то в качестве зрителей, не то участников штурма. Можно было начать переговоры, привлечь к ним ногайцев и, обращаясь к неписаным степным законам, регламентирующим ситуации «гость — хозяин», «свой — чужой — доверившийся» и т. д., затянуть «переговорный процесс». Именно так, скорее всего, развивались бы подобные события сегодня. Но Платов отказался от каких бы то ни было переговоров. И другим не позволил их начать.

Меж тем старший в отряде подполковник Бухвостов (будучи подполковником русской армии, он считался чина на два выше донских полковников, тех вообще на уровне капитанов почитали) получил известие о развернувшемся сражении и велел седлать. У него был эскадрон ахтырских гусар, легкая драгунская команда и казачий полк Уварова, всего всадников пятьсот, еще меньше, чем у осажденных Платова и Ларионова. Союзные ногайцы вместе с Бухвостовым идти отказались, и вождь их, Джан Мамбет, «с изумлением и жалостью смотрел на отряд, скакавший, как он полагал, на свою погибель». Отражая седьмую атаку, Платов заметил в степи пыль подходившей подмоги и обратил на нее внимание уже приходивших в отчаяние своих товарищей.

Полковник Уваров со своим полком — это двести-триста казаков — врезался в тыл неприятеля. «Это была атака отчаянная, безумная, не оправдываемая ничем, кроме слепой и дерзкой отваги, но именно эти-то свойства ее и имели решающее влияние на судьбу Калалахской битвы». Платов посадил своих казаков на уцелевших коней и ударил из «окопа».

Атакованные с двух сторон татары попытались «отскочить», отходили «по эллипсу», чтобы не смять своих, ведь атаке подвергались далеко не все силы Девлет-Гирея. Но отходившие «по эллипсу», вбок, крымчаки нарвались на огонь четырех легких пушек Бухвостова, а затем на них налетели ахтырские гусары. «Это был финал, после которого все татарское скопище разбежалось в разные стороны, и собрать его не представлялось уже никакой возможности», — пишет В. А. Потто в «Кавказской войне».

Досталось и едичанцам, крутившимся среди крымчаков. «Огорченные» их двуличием казаки рубили всех «до смерти», рассказывая потом, что «трудно в баталии, а особливо между ногаями распознать приятеля с неприятелем»:

«То была единственная победа, едва ли когда встречающаяся еще в наших военных летописях: тысяча всадников гнала перед собой двадцатитысячную армию, охваченную паникой! Три раза пытался неприятель остановиться, чтобы собрать свои рассеянные силы, и три раза, сбитый Бухвостовым, снова бросался в бегство» (это опять В. А. Потто).

Со стороны казаков было убито 8, 15 без вести пропало и 54 человека ранено, лошадей убито 288 и переранено около трехсот. Татарских трупов подобрали около пяти сотен.

Опомнившиеся ногайцы приняли в преследовании Девлет-Гирея живейшее участие и предавали смерти всех, кого удалось настигнуть.

Крымчаков и закубанский сброд преследовали до Кубани. И здесь Платов отличился. Бухвостов доносил, что «он с величайшей опасностью для жизни бросался на многочисленные толпы неприятеля, подавая пример своим подчиненным, особенно в лесном сражении близ Кубани, где ободренные им спешенные казаки оказали храбрость примерную».

«Калалахская битва была выиграна, — пишет В. А. Потто. — Дон был спасен от погрома, и с этих пор казаки заговорили о Платове, как о чем-то чудесном. Начальство обратило на него особенное внимание, и даже вся армия, двор и сама Императрица узнали его имя. Но всех более полюбил его знаменитый Потемкин, который до самой смерти своей оставался истинным его благодетелем и покровителем. Калалахское сражение было, можно сказать, яркой запей блистательной славы, которая сделалась с тех пор неразлучной спутницей его на военном поприще».

— Почему Платов? — спросим мы. — Почему не Уваров, не Бухвостов?

Нет, это, конечно, преувеличение. О Платове и вправду узнали. В «Петербургских ведомостях» 16 мая 1774 года, через полтора месяца после сражения, появилась корреспонденция о его подвиге, и автором ее был не кто иной, как сам командующий 2-й армией князь Василий Михайлович Долгоруков. Когда и в какой еще армии командармы писали в газеты хвалебные заметки о подчиненных им полковниках? Эта умелая поддержка, сыграла свою роль. Просвещенная российская Императрица, женщина, читающая газеты, узнала, что есть у нее такой полковник. Узнала и наградила. Матвей получил такую же, как и отец, золотую медаль с изображением императрицы. На обороте была надпись: «За ревностную и усердную службу Донского войска. Полковнику Матвею Платову».

Видимо, в это время узнал о нем и Потемкин. С марта 1774 и по апрель 1776 года, как раз во время описываемых нами событий, он был «фаворитом», официальным возлюбленным Екатерины Второй. Может быть, в это время они и газеты вместе читали. Ведь всего два месяца, как любовники, — ясно, что живут душа в душу.