Андрей Венков - Атаман Войска Донского Платов

• Название: Атаман Войска Донского Платов
• Автор: Андрей Венков
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9533-2868-5

Герой Дона, генерал от кавалерии, атаман Войска Донского Матвей Иванович Платов прожил жизнь, полную опасностей и необыкновенных побед. Сподвижник Суворова, он участвовал во взятии Очакова и Измаила. Герой Отечественной войны, Платов осенью и зимой 1812 года во главе казачьей кавалерии преследовал и разбивал французские войска вдоль Смоленской дороги, вел успешные бои под Вязьмой, Смоленском, Красным. В 1813 году все значительные заграничные операции русской армии проходили при активном участии казачьего корпуса Платова. После победного сражения за польский город Данциг Кутузов писал Платову: «Услуги, оказанные Вами отечеству в продолжении нынешней кампании, не имеют примеров! Вы доказали целой Европе могущество и силу обитателей благословенного Дона».

Книга историка А. В. Венкова живо и увлекательно рассказывает о жизни и подвигах легендарного Атамана Вихря — Матвея Платова.

---

Видимо, в это время узнал о нем и Потемкин. С марта 1774 и по апрель 1776 года, как раз во время описываемых нами событий, он был «фаворитом», официальным возлюбленным Екатерины Второй. Может быть, в это время они и газеты вместе читали. Ведь всего два месяца, как любовники, — ясно, что живут душа в душу.

О Платове узнали. Не более. До потемкинской любви к нему было еще далеко, до следующей турецкой войны, когда взлетел вдруг Платов и воссиял. А пока, кроме медали, ничего особого не случилось. «Дальнейшая служба Платова не принадлежит Кавказу», — писал далее Потто. Еще как принадлежит! Другое дело, что ничего не было известно об этой службе, ибо и после Калалаха остался Матвей Платов обычным донским полковником, лихим, совершающим подвиги, что было в порядке вещей, так как донских полковников, совершающих подвиги, в России было много.

Вернемся к Платову, к Бухвостову, к Девлет-Гирею, чье войско рассеялось, как дым. Хорошо же было войско! Закубанские хищники, отчаявшись поджиться на Дону и в ногайских стойбищах, покинули незадачливого хана. Однако Девлет-Гирей не пал духом, неожиданные волнения в Чечне и Кабарде увлекли его под Моздок, откуда, вновь разбитый, он бежал к Чегему.

Отряд Бухвостова на плечах бегущего противника достиг Кубани, перешел ее вброд и здесь втянулся в бои с черкесами. В начале июня Бухвостов с гусарами и полковники Уваров, Платов и Данилов с казаками в жестоком бою разбили «громадное скопище черкесов» у города Копыл (ныне Славянск-на-Кубани). В разгар битвы Бухвостов и Уваров ворвались в сам город, где захватили тридцать четыре турецкие пушки. За этот подвиг Бухвостов был награжден орденом Святого Георгия третьей степени. Весь июль и начало августа над Кубанью гремели выстрелы. Наконец стало известно, что в Кучук-Кайнарджи подписан мир. Беспокойного Девлет-Гирея сами турки обвинили в том, что он все время преследовал личные цели, хотел объединить всех татар и сделаться независимым от Турции. Султан Абдул-Гамид велел схватить хана и доставить в Константинополь. На Кубани и Тереке стало потише. «Кабарда, татары и Чечня, не смея повторять открытых нападений без поддержки Турции, занялись своими, искони неразрешимыми и нескончаемыми распрями…» — пишет историк. Полк Матвея Платова с Кубани был переброшен в Россию «гонять самозванца Пугача».

Глава 5 ПУГАЧЕВЩИНА, СЕЧЬ И ВЫГОДНАЯ ЖЕНИТЬБА

Следующие десять лет служебной биографии Платова бесцветны, и особого продвижения по службе нет. А ведь это лучшие годы в жизни человека, от двадцати до тридцати. На что же потратил он их? Ну, во-первых, усмирял пугачевское возмущение…

Пугачева на Дону не приняли. Может, и поддержали бы его в бедных верхних станицах, но шел со злодеем разный наброд, нищета, которой терять нечего и которая надеется приобрести больше, чем потерять. По Хопру, Медведице, Иловле скатились от Саратова шайки пугачевцев на верхние станицы не хуже татарской орды.

Луковкин, походный атаман верных царице казаков, с пятью сотнями после восьмидесятиверстного ночного перехода обрушился внезапно на пьянствующую в станице Етеревской пугачевскую братию, разметал и выбил за пределы Войска.

Обтекая землю донских казаков, спустились пугачевцы дальше, к Царицыну, где ждали их уже собранные со всего Дона полки.

Сомневались донцы, и бегали многие казаки из лагеря в лагерь, но Царицына Пугач не взял, прошел мимо, и здесь, на Астраханской дороге, настиг его Михельсон с коронными войсками и разбил вдребезги.

Пугачев бежал на Волгу, на Яик, и донской старшина Иловайский устремился за ним, бросая запаленных лошадей и выбившихся из сил казаков, кинулся ловить злодея, хватать за хвост птицу-удачу.

Платова тоже посылали под Царицын. Из трех полков, Акима Уварова, Павла Кирсанова и Матвея Платова, вернувшихся «на льготу» (отпуск со службы — до нового «призыва») с Кубани, скомпоновали два полнокровных, по пятьсот сабель, и под командованием Кирсанова и Платова отправили на мятежников.

После поимки самозванца не вернулся Матвей на Дон, а целых два с лишним года искал и преследовал шайки пугачевцев, которые разбрелись по Волге и прилегающим губерниям.

По приказанию графа Петра Ивановича Панина, руководившего подавлением восстания, ставили в каждом селении по одной виселице, по одному колесу — кости ломать. Растягивали истязаемого на колесе, ломали ему ломом каждую конечность в двух местах и, наконец, ударом по животу ломали хребет. Помните казнь Остапа в «Тарасе Бульбе» Н. В. Гоголя, когда кости захрустели? Ставили еще в селении «глаголь» для вешания некоторых за ребро. И наводили под этими нехитрыми орудиями порядок и тишину в великорусских селениях ребята молодого полковника Платова.

Долго еще в этих селениях донскими казаками детей путали.

Скучная служба, а никуда не денешься. Благодетель, князь Василий Михайлович Долгоруков, ушел в отставку. И «Крымским» его назвали, и Георгия первой степени пожаловали, а вот фельдмаршальский чин — никак, он и обиделся. Можно бы на Серебрякова понадеяться, на походного атамана казачьих полков в Крыму… Тот, как и Матвей, больше к русской власти, чем к своей, донской, прислонялся, одного поля ягоды. Но при встрече с пугачевцами прошиб Серебрякова геморрой, казаки смеялись: «От страху кровью ус…ся». Разгневанный Потемкин чуть было не казнил его, Императрица отстояла. Но был теперь Серебряков конченой фигурой. Не на кого Матвею надеяться. Разве что на батюшку, Ивана Федоровича.

Батюшка, Иван Федорович Платов, побывал с полком в Польше, в Санкт-Петербурге, переброшен был оттуда под Москву и теперь так же, как и Матвей, ловил ослушников вокруг древней столицы. На виду, на отличном счету…

Оставим на время отца и сына Платовых гонять за бунтовщиками по бескрайним российским просторам и посмотрим на дон, где устанавливалась в это время новая власть, делились посты, к которым службистых и приверженных российской короне Платовых и близко не подпустили.

Опасаясь, как бы пугачевская зараза не прижилась на Дону, дали власти донцам послабления. Следствие над ефремовскими сторонниками прекратили и всех, кто выжил, отпустили. Самому Ефремову из Пернова разрешили перебраться в Таганрог, но опальный атаман отказался и поселился в Санкт-Петербурге; не захотел, а может, и побоялся на Дон возвращаться. Старшего сына его, к тому времени подросшего, загнали со сменным полком одного из Иловайских на Кубань.

Навезли власти в Черкасск хлеба в счет жалованья, осчастливили черкасню. Шестьдесят четыре тысячи четвертей! Потемкин, смело взявший на себя главное начальствование над Войском, да и не над ним одним, доискивался истинных причин возмущения и предполагал их на Дону заранее пресечь. Усмотрел, что одна из причин — самовластие старшинское. Ввел он на Дону Гражданское правительство, сохранив за ним прежнее название — Войсковая Канцелярия. Двух членов, старшин, он в это правительство сам назначал, а четверых Войско выбирало на один год. Руководствовалось отныне правительство не донским обычаем, а российскими законами, соблюдая, однако, данные Войску ранее привилегии. Вместо Семена Сулина, атаманившего на Дону во время неспокойствия, наказным поставили Доказавшего свою преданность Алексея Иловайского.

И Иловайского и все правительство посадил Потемкин на жалованье. Атаману положил в год тысячу да «столовых» денег четыре тысячи, правительству, конечно, поменьше. Но кто и когда на Дону жил на жалованье?..

И еще одно событие, важное для Дона, которое и нашего героя коснулось. Всех, кто в это время полками командовал, приравняли к русским воинским чинам, считали их пониже майора, но повыше капитана.

Привыкало Войско Донское, обустраивалась старшина на новом положении. Средняя станица и без Ефремова власть в Черкасске удержала. Вылезли вверх многочисленные Иловайские, родня их Дячкины, Луковкин, усидел наверху ефремовский прихвостень Васька Маньков, доказал свою преданность царице, лазутчиков пугачевских нещадно налавливая. Из коренной черкасни вышел наверх Дмитрий Мартынов, герой дунайских баталий. Бессменно заправлял всеми бумажными делами Иван Артемович Янов. Да ликовали, не уставали, свалившие Ефремова дружки Кирсанов и Юдин.

Блеска прежнего у атаманской власти не стало. Иловайский с его утиным носом, тонкими губами и усиками не дотягивал до величественного, породистого Ефремова. И полковника ему дали, и генерал-майора, и из наказных в войсковые атаманы возвели. Нет — мелковат.

Слухи весь год будоражили Канцелярию и весь Черкасск один страшнее и нелепее другого. Вроде и успокоилось все, но упорно ждали страшного. Да и как не ждать? Все ходили и друг друга пугали: «Сечь разогнали, и нам то же самое будет».

Запорожскую Сечь в 1775 году разогнали, и донские казаки в этом участвовали. Дожились…