Евгений Салиас-де-Турнемир - Принцесса Володимирская

• Название: Принцесса Володимирская
• Автор: Евгений Салиас-де-Турнемир
• Жанр: Исторические приключения

Салиас де Турнемир (Евгений Салиас) (1841–1908) – русский писатель, сын французского графа и русской писательницы Евгении Тур, принадлежавшей к старинному дворянскому роду Сухово-Кобылиных. В конце XIX века один из самых читаемых писателей в России, по популярности опережавший не только замечательных исторических романистов: В.С. Соловьева, Г.П. Данилевского, Д.Л. Мордовцева, но и мировых знаменитостей развлекательного жанра Александра Дюма (отца) и Жюля Верна.

«Принцесса Володимирская». История жизни одной из самых загадочных фигур XVIII века – блистательной авантюристки, выдававшей себя за дочь императрицы Елизаветы Петровны и претендовавшей на российский престол. Таинственные предсказания, головокружительные приключения, трагическая любовь и вероломное предательство…

---

Во время пребывания в Барлетте произошел обмен документами между Чарномским и бароном Кнорром. Чарномский считал себя слишком скомпрометированным в неудавшейся поездке Радзивилла, а между тем, ввиду политических событий, ему хотелось принести повинную и возвратиться на родину. Он нашел самым безопасным ехать в Варшаву под чужим именем и там, узнав наверное, может ли он воспользоваться амнистией, – объявить свое настоящее имя и просить прощения. Шенк, владевший патентом на звание капитана, барона Кнорра, узнал в Рагузе, что мстительный Мочениго все-таки разыскивает повсюду оскорбителя своего сына. После тщательных расспросов и расследований Шенк убедился, что этот глава семейства – человек, с которым шутить нельзя и который будет способен разыскать в Италии ненавистного барона Кнорра, Шенк вдруг предпочел иметь другое имя.

В одну из бесед в Барлетте дело уладилось очень быстро. Чарномский заявил, что он далее за Алиной не последует, а отправится в Венецию, надеясь по пути на родину догнать князя Иеронима Радзивилла. И вот Шенк и Чарномский поменялись документами. Новый барон Кнорр, бывший конфедерат, отправился на север, а новый Чарномский, то есть Шенк, последовал в Неаполь. Шенк смеялся про себя, что надул Чарномского, что легко, быть может, в Венеции с Чарномским-Кнорром случится какая-либо беда… А между тем в Неаполе Шенк узнал, что его самого в известном смысле обманул Чарномский. Имя конфедерата– поляка, деятельного агента польских магнатов, было настолько хорошо известно в Риме, что ехать туда Шенку под именем Чарномского было совершенно невозможно. Он снова хотел было по-прежнему остаться бароном Шенком, но по капризу Алины назвался польским именем Линовского.

Едва только Алина оправилась от болезни, как обратилась с просьбой к английскому посланнику Гамильтону выхлопотать ей три паспорта для путешествия в Рим. Причиной этого дальнейшего движения было все-таки полное отсутствие денег. Ганецкий как иезуит, имел связи с Римом, был знаком со многими кардиналами и уверял Алину, что в Риме он может достать ей деньги. Алина и сама думала, что если продолжать предприятие, то надобно теперь, опираясь на Ватикан, на помощь и благословение папы, войти в сношение с польским королем, – следовательно, надо быть в Риме.

Несмотря на все, что Алина уже знала и понимала в политике, она наивно воображала, что Станислав Понятовский, сидящий на престоле польском по воле и милости Екатерины, решится действовать с ней заодно и поддерживать ее права на русский престол.

Алина думала, что если она обещает Понятовскому возвратить утраченные провинции, то он будет ей помогать.

В декабре месяце Алина приехала в Рим, наняла небольшой, но уютный дом на Марсовом поле и тотчас же захотела войти в сношение с кем-либо из кардиналов, который мог бы представить ее святому отцу; но здесь по приезде в Вечный город Алина узнала неожиданную и оригинальную помеху в ее делах. Оказалось, что еще за три месяца перед тем умер папа Климент XIV.

Конклав кардиналов по обычаю собрался тотчас же выбрать нового наместника святого Петра. Благодаря проискам разных государств Европы и разным интригам в самом Риме дело избрания нового папы оказалось, сверх чаяния, не только затруднительным, но почти невозможным. Уже третий месяц конклав сидел запертый в Ватикане, а папа не был еще выбран. Несмотря на строгое запрещение законом и обычаем, чтобы кардиналы за все время, что длится конклав, не сносились с внешним миром, теперь кардиналы, напротив того, сообщались с Римом и с курьерами, которые то и дело прибывали с разных концов Европы. Кардиналы ели, пили, спали безвыходно в одной зале и прилегающих к ней горницах, не выходили на улицу, но зато знали отлично, что совершается и что требуется от них и при версальском кабинете, и венском, и мадридском.

Ганецкий, обещавший достать тотчас же денег Алине, был смущен более всех. Тот кардинал, на которого он рассчитывал, был точно так же заперт.

Покровитель Ганецкого, кардинал Альбани, до которого теперь нельзя было добраться, сам метил в папы, несмотря на свои молодые годы.

Алина, сделавшаяся за последнее время от болезни крайне раздражительной и неестественно предприимчивой, не упала духом. Она объявила всем своим, что если они не сумеют передать от нее письмо в конклав кардиналу Альбани, то она сама отправится туда. Ганецкий возражал ей, что если при слабой охране конклава кому-либо из мужчин можно еще пробраться к кардиналу, то во всяком случае женщину не пропустят даже и в коридоры Ватикана. Алина не отвечала ничего, а к вечеру посланная ею в магазины Франциска привезла ей мужской костюм. Когда друзья Алины увидели ее в мужском платье, наутро готовую идти в Ватикан и хотя бы силой пробраться к кардиналу Альбани, то они, разумеется, смутились. Тогда Ганецкий, пользуясь платьем, присвоенным его должности капеллана и духовного отца, вызвался сам передать письмо Альбани.

Действительно, Ганецкому удалось через разных знакомых иезуитов убедить кардинала на одну минуту приблизиться к одному из окошек нижнего этажа Ватикана, выходящего на площадь. В известный час Ганецкий приблизился к окну и передал Альбани письмо от Алины. Из этого письма кардинал узнал, что в Риме появилась принцесса Володимирская, дочь императрицы Елизаветы, которая просит помощи Ватикана и будущего папы в деле искания прав на русский престол.

Альбани было, конечно, невозможно покинуть залу конклава, но через несколько дней явился к принцессе аббат Рокотани, представился ей и заявил, что явился по приказанию, переданному ему тайным образом кардиналом Альбани. С этой минуты Алина могла сноситься с Ватиканом и конклавом через аббата. Она узнала вскоре, что если Альбани удастся быть избранным в папы, то он, конечно, в качестве святого отца будет к ее услугам, так как она обещает спасти из рук схизматического государства верную римскому престолу католическую Польшу.

Этот успех придал силы Алине. Она чувствовала себя лучше. К этому присоединилось еще другое. Ганецкий неизвестно откуда и каким путем достал 2000 червонцев. Алина и вся свита повеселели. Все повели жизнь шире и роскошнее. Разумеется, одновременно с этим началось мотовство Алины, выезды в великолепных экипажах, приемы и вечера, на которых появились разные римские аристократы и дипломаты иностранных посольств. Однако Алине вскоре пришлось обращаться снова за помощью самого известного римского доктора Салицети, так как здоровье ее было положительно расшатано. Одна ночь, проведенная без сна, и вообще всякого рода небольшие отступления от простой жизни действовали на нее тотчас же. То, что прежде, бывало, позволяла себе Алина, было теперь немыслимо. День-два она была на ногах, на третий – в постели. Тем не менее, собирая у себя в гостиных все лучшее римское общество, она очаровывала всех по-прежнему.

По какой-то странной случайности, быть может, от влияния той же болезни, которая действовала на ее нервы, Алина вдруг вспомнила о своем таланте. У нее снова явилась страсть к музыке; она купила самую лучшую арфу, какую только можно было найти в Риме, и теперь каждый вечер положительно сводила с ума итальянцев, любителей и знатоков музыки.

Никогда, во всю жизнь, Алина не играла так, как теперь. В ее игре не было прежней страсти, прежних бурных порывов, могучих аккордов. Ее игра отличалась заунывностью, грустью. Все ее импровизации дышали такой тоской, что часто у слушателей вызывали слезы. Конечно, как и бывало в Берлине, затем в Париже, так и теперь в Риме, только и было разговоров и толков, что о принцессе, скрывающейся под именем графини Пиннеберг, у которой такой замечательный талант, какого и старожилы не припомнят.

XXIII

Между тем деньги, добытые Ганецким, истратились. Пока Алина со свитой жила роскошно и швыряла деньгами Ганецкого, ей легко было через Линовского и Станишевского занимать направо и налево у простых ростовщиков, прельщенных и обманутых ее богатой обстановкой. Друзья ее говорили, что принцесса всякий день ожидает получить с почты сумму, по крайней мере, в 20000 червонцев; но деньги эти по какой-то непонятной причине опоздали; поэтому принцессе необходимы на время тысячи две-три червонцев. Этими россказнями и Линовскому, то есть Шенку, и Станишевскому, то есть Доманскому, удалось кое-где добыть кое-какие сотни червонцев. Алина, в этом случае поддерживаемая Ганецким, надеялась, что как только папа будет избран, то римский престол поможет ей всячески, а прежде всего деньги будут. Если же будет выбран кардинал Альбани, то, по словам аббата Рокотани, его личные средства, как римского богача, будут к услугам принцессы.

Но случилось нечто иное, очень простое, но тем не менее не предвиденное ни Алиной, ни ее дальновидными и ловкими друзьями. Конклав все сидел, и, просидев уже месяца три, кардиналы как будто даже привыкли к своему положению. Одним словом, прошел новый год, шел январь, а папа все еще не был избран.