Евгений Салиас-де-Турнемир - Принцесса Володимирская

• Название: Принцесса Володимирская
• Автор: Евгений Салиас-де-Турнемир
• Жанр: Исторические приключения

Салиас де Турнемир (Евгений Салиас) (1841–1908) – русский писатель, сын французского графа и русской писательницы Евгении Тур, принадлежавшей к старинному дворянскому роду Сухово-Кобылиных. В конце XIX века один из самых читаемых писателей в России, по популярности опережавший не только замечательных исторических романистов: В.С. Соловьева, Г.П. Данилевского, Д.Л. Мордовцева, но и мировых знаменитостей развлекательного жанра Александра Дюма (отца) и Жюля Верна.

«Принцесса Володимирская». История жизни одной из самых загадочных фигур XVIII века – блистательной авантюристки, выдававшей себя за дочь императрицы Елизаветы Петровны и претендовавшей на российский престол. Таинственные предсказания, головокружительные приключения, трагическая любовь и вероломное предательство…

---

Денег, конечно, не было никаких. Ганецкий их достать более не мог, ростовщики не только не давали ни гроша, но вдруг, смекнув в чем дело, стали грозить полицией и арестами. И Алина, и вся свита ее смутились. Вечера музыкальные прекратились. Общество как бы почуяло что-то и отшатнулось от таинственной принцессы. Всякий день Алина ожидала страшного удара.

Казалось бы, после долгой распущенной, авантюристской жизни, пройдя огонь и воду, пора бы было красавице привыкнуть к мысли, что когда-нибудь она будет сидеть в тюрьме за долги. Казалось бы, что для такой личности, как она, попасть в тюрьму было бы, конечно, неприятно, но не должно бы быть событием или несчастьем. А между тем в Алине, женщине безнравственной в известном смысле, оставалась в другом смысле честная женщина, легкомысленная, мотавшая чужие занятые деньги, но возмущавшаяся всем своим существом при мысли попасть в тюрьму.

Менять же постоянно, по всем государствам и городам, любовников – ей не казалось позорным. Каждый раз она уверяла себя, что именно теперь в первый раз у нее явилось истинное чувство, стушевывающее все прежние чувства, – первое по своей силе и святости и, конечно, последнее.

Но если б она попала в тюрьму хотя бы на одну неделю, то сама себя сочла бы совершенно опозоренной в собственных глазах.

Наконец дело дошло до того, что вся компания бросалась из стороны в сторону, не зная, где и как достать хотя бы небольшие деньги. Даже добрую, безгласную и кроткую Франциску Мешеде послала Алина к какому-то родственнику Альбани с просьбой ссудить на некоторое время сколько-нибудь денег.

Вместе с этим она написала письмо трирскому посланнику, который раза два был у нее в гостях, графу Ланиаско, прося и у него денег взаймы. И ему, конечно, Алина писала подробно о своих делах, о своем предприятии и говорила, что через несколько времени она может возвратить ему то, что просит теперь.

Вместе с этим Алина обратилась с письмом к маркизу д’Античи, польскому посланнику при папском престоле. Маркиз д’Античи, с тех пор что Алина была в Риме, всячески избегал знакомства с ней и довольно явно удалялся от всякой возможности встречи с ней или с ее спутниками. Для маркиза и она сама, и ее гофмейстер, все эти Линовские, Станишевские и другие не только казались сомнительными, но посланник был уверен, что это проходимцы самого последнего разбора.

Письмо, посланное Алиной к маркизу, подтвердило его подозрение и, вместе с этим, вдобавок чуть не убедило его, что красавица музыкантша просто безумная.

Она говорила прямо послу короля Станислава, что намерена при помощи папского престола и в союзе с королем Польским начать дело против императрицы Всероссийской. Польскому посланнику было, конечно, лучше, чем кому-либо, известно, в каких отношениях с Екатериной находится его король.

Прочтя письмо иностранки, именующей себя и даже подписавшейся в письме принцессой Елизаветой Всероссийской, маркиз д’Античи только пожал плечами и рассмеялся.

Денег все-таки никто не давал, а ростовщики грозили всякий день арестом и препровождением в тюрьму. Тогда Алина, как на последнее средство, решилась написать английскому посланнику Гамильтону, в Неаполь. Когда-то проездом через Неаполь она нашла в нем крайне милого и любезного человека, готового, казалось, на всевозможные услуги. Алина не сочла нужным объявить английскому посланнику, кто она и о каком предприятии мечтает. Англия была в этом ни при чем; следовательно, Алине не стоило тратить слов; вдобавок, она была настолько больна в Неаполе, что ей только несколько раз удалось повидать Гамильтона на минуту. Теперь Алина написала английскому послу большое письмо, в котором было изложено все в подробности, было все описано: и прошедшее, и будущее. И прежнее путешествие до Рагузы, измена Радзивилла, примирившегося с русским правительством, нетерпение султана скорее увидеть у себя в Константинополе наследницу русского престола, чтобы поддерживать ее права; досада правительства Людовика XVI, что принцесса бездействует, что эскадра послана в Турцию даром. И победы маркиза Пугачева, или князя Разумовского, родного брата принцессы, были также описаны подробно, и готовность будущего папы, тотчас по вступлении на святейший престол, помогать Алине нравственным влиянием на весь католический мир.

Одним словом, письмо к Гамильтону было большое, подробное и переполненное всем тем, что женщина дерзкая и с воображением может написать. В конце письма, как маленькая подробность, не имеющая ничего общего со всем откровенным посланием, Алина прибавляла, что просит у Гамильтона на короткий срок взаймы самую пустую сумму, а именно – семь тысяч червонцев.

XXIV

Русский герой и богатырь, Алексей Орлов, главное действующее лицо переворота в пользу императрицы, был младший брат уже двенадцать лет всесильного вельможи и любимца государыни. Последние пять лет он провел исключительно за границей, командуя русским флотом и крейсируя по всем европейским морям. Это время его пребывания за границей разделилось на два периода известным подвигом у турецких берегов.

До этого памятного дня Алексей Орлов был известен в Европе, да отчасти и в России, только как брат фаворита. Даже на родине немногие знали, что главная роль в том событии, которое доставило Екатерине престол, принадлежала ему.

После этого памятного дня он сделался герой Чесменский. Этим сражением Алексей Орлов как бы затмил своей славой брата-фаворита.

Григорию Орлову поневоле захотелось тоже прославиться чем-нибудь, и так как оба брата были редкие в истории баловни обстоятельств, то судьба и здесь услужила фавориту.

В Москве явилось страшное моровое поветрие, и явился случай отличиться графу Григорию Орлову. Он был послан императрицей в зачумленную Москву, и хотя он въехал в Белокаменную вместе с могучим помощником – с российским морозом, но вся слава выпала на долю не молодца мороза, а на долю молодца Орлова. И Григорий вернулся в Царское Село через триумфальную арку, на которой была и осталась навеки надпись: «Орловым от чумы избавлена Москва».

И граф Григорий Орлов мог теперь самодовольно говорить:

– У Алексея – Чесма, а у меня – чума!

Со временем истина сказалась, до правды дорылись, но когда эта историческая правда является слишком поздно, то уже не может победить легенду.

Правда говорит, что как мороз победил чуму, так адмирал Спиридов победил при Чесме.

Но ведь бывают на свете и не такие шалости фортуны. Двое героев бесстрашно устремились когда-то один за другим в безвестную даль – туда, где конец света и где гибнет все, – в ту даль, что страшнее ада. Первый богатырь разумом, отвагой и силой воли – Христофор Колумб, второй – а вторым быть легче – Америго Веспуччи. Но фортуне это не понравилось. Она взглянула по-своему, вероятно, презрительно рассмеялась, и целая часть света назвалась Америкой, а маленький кусок земли Колумбией.

Во всяком случае, Алексей Орлов был не только герой Чесменский, не только победитель, сжегший в несколько часов целый турецкий флот, но Европа даже приписывала одному ему блестящий успех всего периода войны, который потом привел к Фокшанам и Кючук-Кайнарджийскому миру.

Но после Чесмы и чумы слепой фортуне надоели братья Орловы.

Прошло два года, и российская фортуна отвернулась от Орловых. Григорий перестал быть всесильным и фаворитом. Он вскоре был женат почти поневоле и удален от двора. Уже после женитьбы он безумно полюбил свою жену, путешествуя с ней за границей. Но фортуне и это не понравилось. Молодая красавица умерла в несколько недель.

И Григорий Орлов – вдовец, одинокий, опальный временщик – положение, худшее положения простого смертного, – вернулся к себе в Гатчину, зажил было тихо и мирно, уже не мечтая о славе и могуществе. Но и это не понравилось фортуне. Она послала герою-богатырю и красавцу, еще относительно молодому, безумие и смерть. Но незадолго до последнего часа Григорий Орлов видел ту новую яркую звезду, которая засияла на русском небе, над русской землей и которая ослепительно больно жгла ему глаза, жгла ему сердце.

Это была звезда князя Потемкина-Таврического.

Падение могущественного брата тотчас же повлияло на судьбу Чесменского героя. Неприятель, но не турецкий, а царскосельский и петергофский, пошел войной теперь на Алексея Орлова.

Победить этого врага было не только мудрено, но даже невозможно.

Алексей Орлов чувствовал, что скоро возьмут у него и то, что еще оставалось, – командование над флотом в Средиземном море.

Действительно, императрице нашептывали ближайшие советники, живущие кознями и ложью, что герой Чесменский может изменить монархине и России и увлечь за собой флот и десант, находящийся на кораблях.

Разумеется, умная Екатерина отвечала вопросом:

– Что же он тогда сделает? Кронштадт возьмет?

Но постоянное наушничество и доносы на Орлова все-таки действовали. Постоянно падающая капля воды пробивает и гранит.