Евгений Салиас-де-Турнемир - Принцесса Володимирская

• Название: Принцесса Володимирская
• Автор: Евгений Салиас-де-Турнемир
• Жанр: Исторические приключения

Салиас де Турнемир (Евгений Салиас) (1841–1908) – русский писатель, сын французского графа и русской писательницы Евгении Тур, принадлежавшей к старинному дворянскому роду Сухово-Кобылиных. В конце XIX века один из самых читаемых писателей в России, по популярности опережавший не только замечательных исторических романистов: В.С. Соловьева, Г.П. Данилевского, Д.Л. Мордовцева, но и мировых знаменитостей развлекательного жанра Александра Дюма (отца) и Жюля Верна.

«Принцесса Володимирская». История жизни одной из самых загадочных фигур XVIII века – блистательной авантюристки, выдававшей себя за дочь императрицы Елизаветы Петровны и претендовавшей на российский престол. Таинственные предсказания, головокружительные приключения, трагическая любовь и вероломное предательство…

---

Конец второй части

Часть III

I

В один из октябрьских дней 1772 года, в сумерки, густой непроницаемый туман опустился на большой, многолюдный город и окутал его как бы в беловато-грязный саван.

От крестов церквей и шпицев главных городских зданий до мостовой улиц все застлало непроницаемым туманом; пешеходы и экипажи двигались медленно, и только свет из лавок и огонь фонарей, висящих на цепях, протянутых поперек улиц, слегка облегчали движение, но и этот свет расплывался в тумане какими-то обманчивыми желтыми пятнами.

Однако движение в городе было сравнительно большое и смелое; экипажи разъезжались искусно, минуя друг друга в тех местах, где волны тумана были особенно густы. Прохожие двигались тоже сравнительно быстро, и все население относилось к этому туману совершенно равнодушно, как бы не замечая его.

Очевидно, что подобного рода сырое покрывало, скрывающее от глаз все предметы, было не диковинкой для жителей. В другом городе, быть может, жизнь и движение на улицах на время сильно уменьшились бы; здесь же, в этом громадном городе, все шло своим чередом.

Город этот – Лондон, испокон века, с первого дня своего существования привык половину года проводить в этих серых, непроницаемых волнах.

На одной из небольших улиц, но с красивыми домами, где жила аристократия торгового мира, выделялся из прочих домов один маленький домик в два этажа довольно изящной архитектуры.

Домик этот был занят уже несколько месяцев иностранцами и немало смущал соседей образом жизни своих обитателей.

В этом домике, роскошно убранном внутри, было всегда тихо днем, мертво-тихо до полудня; зато вечером всегда у подъезда стояло много карет и экипажей вплоть до утра. А по воскресеньям и праздникам, когда в других соседних домах все было чинно, молчаливо и тихо, а семьи, собравшись вместе, читали Библию и Евангелие, – в этом домике, наоборот, бывало шумно и весело.

Обитательница этого домика – приезжая иностранка, вдова, неизвестной национальности, кто говорил – француженка, а кто считал ее немкой, – слыла за женщину довольно сомнительной репутации. Это была госпожа Мария де ла Тремуаль, и хотя имя это было аристократическое, древнего происхождения, но некоторые, знавшие ее лично, уверяли, что французская аристократка, часто говорившая о своих предках времен крестовых походов, говорит по-французски с сильным иностранным акцентом.

Месяца три назад, в августе, чопорные соседи, жившие на этой улице в своих собственных домах, были, наконец, настолько возмущены и оскорблены образом жизни госпожи Тремуаль, что пожаловались на нее начальству. Они обвиняли ее в том, что в ее помещении – не что иное, как игорный дом, в котором по ночам собирается всякий народ, и что шулера обыгрывают там богатых юношей из разных почтенных семейств.

Жалобщики просили об удалении госпожи Тремуаль с их улицы и квартала. Действительно, однажды ночью констебли и другие полицейские чиновники нагрянули вдруг в дом, и вышел большой скандал. Они нашли все в самом приличном виде.

У хозяйки, необыкновенно красивой женщины, были просто гости, которые спокойно беседовали за чашкой чая. В числе гостей оказался один лорд, известный всей Англии, один бельгийский маркиз, два барона, адмирал голландского флота и член польского посольства в Лондоне. Помимо хозяйки, были две-три дамы, не титулованные, красивые и молодые, но без мужей. Одна из них была действительно известна лондонской полиции как дама, ведущая веселый образ жизни, но осторожно и чинно; ничего оскорбляющего нравы общественные она никогда себе не позволяла. Только присутствие одной этой личности могло быть сомнительно, могло дурно рекомендовать госпожу Тремуаль; остальные же гости могли назваться членами высшего круга.

Госпожа Тремуаль была глубоко оскорблена, возмущена поведением полиции; она сама потребовала, чтобы весь дом был тщательно обыскан, чтобы найти хотя какие бы то ни было следы игры в карты, домино или даже в шахматы.

Некоторые из гостей были точно так же возмущены поступком полиции и обещали хозяйке на другой же день поднять дело и жаловаться.

Однако все это кончилось ничем, по просьбе самой госпожи Тремуаль. Ей было невыгодно и неприятно заводить какое бы то ни было дело с полицией и властями Лондона, так как многое в ее обстановке и в ее жизни было действительно сомнительно. Ее имя и документы были подложны, а большие деньги, которые она тратила, появлялись из самых разнообразных, часто темных источников.

Трое молодых людей, наиболее часто ее посещавших, тоже отсоветовали ей ссориться с соседями. Эти лица были барон Фриде, барон Шенк, оба немцы, и голландец Ван-Тойрс.

Эта французская аристократка, вдова де ла Тремуаль, была, конечно, не кто иной, как та же, брошенная на произвол судьбы по волнам житейского моря, Катрина – в детстве, Людовика Краковская – в юности, затем Алина Франк, Алина Шель…

Барон Фриде, еще недавно красивый молодой человек, теперь похудевший, постаревший, с болезненным видом, с лихорадочно блестящими, но усталыми глазами, с сухим, зловещим кашлем, был – Дитрих, бросивший жену и отечество, чтобы последовать за женщиной, которую обожал, для которой сам был только игрушкой и даже хуже того – простым курьером, посыльным, иногда участником в разных постыдных делах.

Другой молодой человек, замечательно красивой наружности, элегантный, очень образованный, говорящий почти на всех европейских языках, – был сын богатого гентского банкира. Ван-Тойрс был почти в одинаковом положении с Дитрихом и даже, с известной точки зрения, – в еще худшем.

Дитрих бросил жену, с которой прожил несколько месяцев и которую возненавидел, но он ничего не потерял и никого, кроме этой постылой жены, не сделал несчастной.

Ван-Тойрс, безумно влюбившись в Алину, бросил все свое семейство, жену и троих детей, отца, мать и бабушку, обожавшую его и умершую с горя.

Пользуясь доверием отца и управляя банкирским домом, Карл Ван-Тойрс с первых дней знакомства с Алиной начал дело разорения своей семьи.

С той минуты, что Алина отдалась ему, Ван-Тойрс принужден был передавать ей громадные суммы, которые Алина не тратила, а просто как бы расшвыривала вокруг себя. Скоро пришлось занимать, и всякий охотно давал старшему сыну известного банкира всякие суммы, и Алина с Дитрихом и Ван-Тойрсом объехала Голландию, Бельгию и снова проехала по северной Германии с целой свитой, как владетельная принцесса. Затем они поселились в Гааге.

Не прошло года, как дела запутались; вся семья Ван-Тойрсов была разорена, осталась почти на улице, а банкирский дом оказался несостоятельным ввиду той массы векселей, которую раздавал во всех городах молодой человек. По жалобе отца полиция была поднята на ноги, кредиторы помогли, и Карлу Ван-Тойрсу невозможно было уже оставаться на континенте. Поневоле Алина с двумя друзьями переехала в Лондон.

В торговом мире богатой столицы имя банкира Ван-Тойрса было тоже несколько известно; слухи о банкротстве еще, вероятно, не дошли сюда, и Карл мог еще несколько месяцев доставать деньги на векселя торгового дома.

Когда-то, еще в Генте, на деньги нового друга Алина купила документы за крупную сумму, для того чтобы Дитрих стал бароном Фриде. В Бельгии существовал миллионер с этим титулом, о нем слыхали и в Лондоне, и теперь, когда все средства Ван-Тойрса иссякли, Дитрих-Фриде поневоле, в свою очередь, скрепя сердце, согласился выдать себя за сына этого миллионера, чтобы доставать деньги.

Так продолжалась жизнь изо дня в день, жизнь бессмысленная, праздная… Наконец, когда все деньги, добытые самозваным сыном миллионера, подложным бароном Фриде, тоже были рассорены, тогда поставщики госпожи Тремуаль стали грозиться засадить ее в тюрьму по самым ничтожным суммам. Более сотни тысяч разбросала госпожа Тремуаль по Европе и избегла неприятностей, а теперь из-за ничтожной суммы – менее тысячи фунтов стерлингов – ей приходилось расплачиваться позорным образом.

Но в эту минуту явилась новая личность, представленная Ван-Тойрсом госпоже Тремуаль. Это и был барон Шенк.

Это был человек лет за тридцать, веселый, остроумный, полунемец, полубельгиец, с умным лицом, но особенно некрасивым.

В продолжение нескольких дней Алина невольно с удивлением разглядывала черты лица барона.

– Можно ли быть настолько дурным! – говорила она своим друзьям.

И во сколько барон Шенк был дурнее Ван-Тойрса и Дитриха, во столько был умнее, смелее, находчивее и изобретательнее, а сверх всего этого вскоре оказался оригинальной личностью… находкой для друзей.

Дней через десять после своего знакомства с госпожой Тремуаль, однажды вечером, оставшись наедине с ней, он, шутя, объявил, ей, что он самозваный барон, не имеет никаких определенных средств к существованию и живет на средства, «добываемые честнейшим образом… по мнению нечестных людей».