Евгений Салиас-де-Турнемир - Принцесса Володимирская

• Название: Принцесса Володимирская
• Автор: Евгений Салиас-де-Турнемир
• Жанр: Исторические приключения

Салиас де Турнемир (Евгений Салиас) (1841–1908) – русский писатель, сын французского графа и русской писательницы Евгении Тур, принадлежавшей к старинному дворянскому роду Сухово-Кобылиных. В конце XIX века один из самых читаемых писателей в России, по популярности опережавший не только замечательных исторических романистов: В.С. Соловьева, Г.П. Данилевского, Д.Л. Мордовцева, но и мировых знаменитостей развлекательного жанра Александра Дюма (отца) и Жюля Верна.

«Принцесса Володимирская». История жизни одной из самых загадочных фигур XVIII века – блистательной авантюристки, выдававшей себя за дочь императрицы Елизаветы Петровны и претендовавшей на российский престол. Таинственные предсказания, головокружительные приключения, трагическая любовь и вероломное предательство…

---

Игнатий с момента, когда он догадался, что Алина может быть спасена и может по-прежнему служить орудием их партии, тотчас же решил сначала оправдать ее официальным образом, а затем и очистить вполне в глазах общественного мнения.

Прежде всего он объяснил, что может сделать показание и объяснить всю историю, наделавшую шума, самому главному судье. И не только епископ рассказал целую адскую махинацию, устроенную русским правительством, чтобы погубить наследницу российского престола, но даже представил какого-то подкупленного им же бедняка, который взялся обвинять себя в соучастии неудавшегося покушения на жизнь принцессы Володимирской.

По словам этого свидетеля, в Париже была и, конечно, уже исчезла, спасшись бегством, целая куча агентов из московитского государства, которая под фальшивыми паспортами поляков, саксонцев и англичан явилась, чтобы убить принцессу. Его личная вина заключалась лишь в том, что он, зная об их намерениях, не предупредил ни принцессу, ни полицию.

Через две недели после этого снова весь город интересовался судьбой российской принцессы, возмущался и негодовал на варварское российское правительство. Общественное мнение указывало министру Шуазелю как на его священный долг – поднять вопрос, протестовать против нарушения самых коренных законов.

– Как! Дофин Франции, вся аристократия и весь придворный круг принимают у себя принцессу, восхищаются ею, изумляются ее качествами и дарованиями, сочувствуют ее несчастному положению, а тут вдруг являются наемники, злодеи, чтобы зарезать ее в собственном дворце, в нескольких шагах от дворца королей Франции.

Разумеется, епископ Родосский был осаждаем всем обществом. Все спрашивали: где чудом спасенная принцесса, когда вернется она, когда официальным путем, через Шуазеля, будет протестовать перед самой императрицей всероссийской?

Игнатий отвечал все, что только могло изыскать его воображение. Он отвечал, что принцесса в надежном месте, вне опасности, что делом этим он считает своим долгом заняться, что многие польские магнаты помогут ему. О месте жительства Игнатий ничего не мог сообщить; он теперь был сам зол на себя несказанно. Он не знал, где Алина, и не надеялся когда-либо узнать это. Сама она, конечно, побоится дать ему свой адрес, а ему разыскивать ее было совершенно невозможно. Ее надо было искать во всех городах этих стран, во всей Европе.

Игнатий даже не знал, на юг или на север выехала Алина, в Германии ли она, или, быть может, в Испании и, наконец, вне Европы!..

II

Граф Рошфор был в Париже, когда случилось ужасное происшествие в доме принцессы, когда начали ходить по Парижу невероятные толки про авантюристку-преступницу, бежавшую из тюрьмы.

Рошфор, человек порядочный и честный, был возмущен; он, знавший Алину близко, не мог поверить этим россказням.

Но скоро дело обернулось и скоро весь город восторгался принцессой и приходил в негодование от страшной махинации, при помощи которой императрица российская хотела отделаться от претендентки на престол – на престол, ею занятый самовольно.

Рошфор, серьезно привязавшийся к Алине, был в восторге. Вскоре ему пришлось по делам ехать обратно к своему государю. Герцог Голштейн-Лимбургский вызвал своего посланника ради тяжбы, которую вел с курфюрстом Бранденбургским.

Таким образом, письмо Алины, дошедшее в Париж, пролежало там до тех пор, пока курьер посланника не нашел нужным собрать все бумаги, накопившиеся за время отсутствия господина посланника, и выехал во Франкфурт.

Понятно, в каком восторге был влюбленный Рошфор, когда узнал местопребывание обворожительной принцессы.

Он, конечно, и не подозревал, что Алина не знает того про себя, что знает уже весь Париж.

И на этот раз судьба благоприятствовала Алине.

Когда она писала письмо, у нее явилось понятное желание оправдать себя пред глазами Рошфора, признаться, что она была замужем за простым саксонцем. Но она этого не сделала и ничем не выдала себя.

Рошфор отвечал тотчас же на это письмо.

И в первых числах марта маленький городок, где жила Алина, был встревожен вестью, которая разошлась из почтовой конторы по всему городку.

На почте было получено письмо от германского министра, адресованное красивой молодой женщине, обитающей в крошечном домике на краю города. На пакете была надпись: A son Altesse Serenissime Madame la Princesse Elisabeth de Wolodimir [27] .

Алина прочла надпись, приняла это за насмешку, но прочитала письмо – целое послание, красноречивое и страстное, где все было перемешано вместе: и объяснение в любви, и ссылка на ужасную историю в Париже, и негодование на российское правительство, пославшее злодеев убить принцессу.

Алина чуть не лишилась рассудка: она ничего не могла понять из этого письма.

Смутно чуялось ей, что чья-то рука милостиво спасла ее от позора. Она поняла, что после ее бегства совершилось в Париже что-то новое, что положение ее вовсе не так ужасно, как она думает.

Конечно, немедленно простой эльзасец, глуповатый на вид, поскакал курьером к другу. Господин приказчик самой известной гостиницы, Шенк, явился тотчас же, прочел письмо Рошфора, и хотя считал себя хитрым и умным, но тоже ничего не мог понять.

Русское правительство хотело убить принцессу Володимирскую, а ее гофмаршал храбро и самоотверженно спас ее в ее же уборной, убив главного злодея?

– Ну, что же наконец? – воскликнула Алина, когда Шенк несколько раз перечел письмо и встал в недоумении, разводя руками. – Что же вы скажете на это? Что это значит? – румяная от счастья и с блестящими глазами вымолвила Алина.

– Что я знаю? Что я скажу? Ничего я не знаю; одно только верно, неопровержимо и истинно – то, что есть на свете люди, которые врут еще лучше нас, обманывают еще лучше нас. Рошфор намекает на какую-то тонкую комбинацию: по глупости своей он воображает, что вам все известно.

– Что же делать нам? – воскликнула Алина.

– Ничего, подождать. Вы можете быть только спокойнее и счастливее; ваше дело не так плохо, как мы думаем. Увидим, что будет. Одно обстоятельство – самое важное, но об этом в письме ничего нет. В этом обстоятельстве, в этой подробности самое главное.

– Что вы хотите сказать? – спросила Алина.

– Важно, кто именно перевернул все это дело наизнанку, кто сочинил клевету на Российское государство и сумел тем оправдать вас? Если эта личность нам не известна или мало известна – какой-нибудь болтун, влюбленный в вас и старающийся и в отсутствие ваше оправдать вас на вечные времена, – то пользы нам нет; если же все это выдумано и подстроено нашим незабвенным самозваным епископом Родосским, то считайте себя по-прежнему принцессой Володимирской. Тогда все дело спасено; тогда не заботьтесь ни о чем. Эти господа, эти «мы», как выражался епископ, все сделали и все сделают для вас. Этим «нам» вы необходимы для их предприятия, но только об этом, собственно, мы переговорим с вами, моя милая, в другой раз. Я снова и более, чем когда-либо, буду умолять вас не соглашаться на ту роль, которую вам будут снова предлагать. Я, кажется, достаточно доказал мою истинную дружбу вам, и впредь я готов на все для вас, но, повторяю, теперь, когда еще можно отказаться от бессмысленного предложения… Не давайте своего адреса вновь, подумайте, удовлетворитесь ролью жены посланника, званием графини Рошфор. Пишите, пожалуй, на своих документах: «графиня Рошфор де Валькур, рожденная принцесса Володимирская» и, пожалуй, даже «султанша константинопольская и владетельница ост-индская» – все, что вам угодно. Я вам придумаю титул в двадцать две тысячи букв. Если вы пойдете в церковь под венец с графом Рошфором, я буду вашим мажордомом, пожалуй хоть простым управляющим вашего замка. Вы будете счастливы, спокойно доживете до глубокой старости. Если же вы согласитесь завоевать при помощи Франции и Турции, а главным образом при помощи всего вранья епископа и собственной фантазии российский престол, то я, конечно, тоже последую за вами… но предсказываю, что мы с вами кончим жизнь на чердаке и умрем с голоду.

Барон Шенк, конечно, тотчас же собрался было в Париж, чтобы узнать, как повернулось дело, как объяснилось несчастное приключение; но тотчас Шенк заставил себя покинуть это намерение. Он сообразил, что если Шель и Дитрих попали в какие-то преступники, посланные для убийства принцессы Володимирской, то, пожалуй, и сам он, вернувшись в Париж, окажется слугою русского правительства и тоже наемным убийцей, а не гофмаршалом принцессы. Тот, кто так хорошо сочинил всю историю покушения на жизнь принцессы Володимирской, мог отлично заочно сделать из него, Шенка, равно и русского каторжника-злодея, и князя Разумовского, и владетельного принца.

– Вот если бы я знал наверно, – шутил Шенк, – что я теперь считаюсь в Париже принцем константинопольским, с правами, самыми священными, на турецкий или персидский престол, то, конечно, я сейчас бы поскакал в Париж. А что если я там в глазах общественного мнения – но до него мне дела нет! – а главное, в глазах полиции и главного судьи окажусь не бароном Шенком и гофмаршалом принцессы Володимирской, а московитским спадассином? [28] А доказать, что я не русский острожник, мне будет так же мудрено, как доказать, что я – барон Шенк. Только те две собаки, от которых меня спас покойник Корнеску, и сам он могли бы свидетельствовать, что я родился в Венгрии, а не в России.