Евгений Салиас-де-Турнемир - Принцесса Володимирская

• Название: Принцесса Володимирская
• Автор: Евгений Салиас-де-Турнемир
• Жанр: Исторические приключения

Салиас де Турнемир (Евгений Салиас) (1841–1908) – русский писатель, сын французского графа и русской писательницы Евгении Тур, принадлежавшей к старинному дворянскому роду Сухово-Кобылиных. В конце XIX века один из самых читаемых писателей в России, по популярности опережавший не только замечательных исторических романистов: В.С. Соловьева, Г.П. Данилевского, Д.Л. Мордовцева, но и мировых знаменитостей развлекательного жанра Александра Дюма (отца) и Жюля Верна.

«Принцесса Володимирская». История жизни одной из самых загадочных фигур XVIII века – блистательной авантюристки, выдававшей себя за дочь императрицы Елизаветы Петровны и претендовавшей на российский престол. Таинственные предсказания, головокружительные приключения, трагическая любовь и вероломное предательство…

---

Перед отбытием на место Алина должна была заехать в Рим и принять клятву «нам», как выражался Игнатий. Клятва заключалась в обещании принцессою, по достижении престола московитского, прежде всего свергнуть с престола фаворита Екатерины – короля Станислава Понятовского, затем возвратить самой и заставить – хотя бы с оружием в руках – Пруссию и Австрию тоже возвратить польскому королевству отнятые провинции. Наконец, созвать сейм для установления нового образа правления с выборным королем на десятилетие или же нечто вроде Швейцарского союза и Венецианской республики. Выбор будет зависеть от сейма.

Наконец, Игнатий предложил Алине тотчас же получить для ее путешествия в Рим и на разные ее нужды сумму в пятьдесят тысяч итальянских лир, а если нужно, то и более.

– Я это знала. Я этого ждала! – воскликнула Алина, дочитав послание, которое она несколько раз должна была откладывать в сторону, чтоб успокоиться и овладеть собою.

– Я это чувствовала! Если бы я была не истинная принцесса Елизавета, а орудие интриги иезуитского ордена, как уверен Шенк, то Игнатий и теперь нашел бы другую женщину и поставил на эту роль самозванки и обманщицы. Нет! Теперь без меня нельзя обойтись! Я настоящая дочь императрицы Елизаветы!

Послав за Шенком, Алина вне себя от восторга объявила ему дивную весть. Шенк ахнул и молча грустно сел на диван.

Алина ожидала этого от друга.

– Неужели вы и теперь не верите?

– Во что? Я верю… Но во что?!

– В мое происхождение от Елизаветы Всероссийской! – торжественно произнесла она.

– Конечно, не верю!

– Это уже упрямство и малоумие!

– Нет! А почему вы верите?

– Зачем же им опять обращаться ко мне?

– Другой нет! Поискали и не нашли. Думаете вы, легко найти вторую Алину? Вторую красавицу и умницу, говорящую по-польски и… и безродную?!

– Какое дикое объяснение! – гордо отозвалась Алина.

– Бог с вами… Не слушайтесь меня. Делайте что хотите.

– Что же вы бы сделали на моем месте? Вы забыли письмо этого глупого Филиппа. Надо выбирать! Здесь все равно нельзя оставаться.

– Конечно, нельзя. Он способен приехать и арестовать нас, как Рошфора. Но не для заключения в Стируме, а для выдачи Франции как преступников или для выдачи союзнику России – Фридриху. Он выиграет свою тяжбу с ним, заплатив нашими головами.

– Ну… Тогда что же? Вы, стало быть, понимаете, что предложение Игнатия спасает нас. Надо получить деньги и ехать в Рим и в Турцию…

– Нет. Надо получить сто тысяч от Игнатия, даже больше, и затем… затем… – Шенк запнулся.

– Что же?

– Исчезнуть…

– Куда?

– Скрыться отсюда… Бежать из Европы в Америку! Там на эти деньги мы заживем спокойно.

– Какая нелепость, Шенк!

– А в Европе вы, да и я с вами кончим в тюрьме. Мы слишком стали уже знамениты.

– Не в Европе мы будем… В Турции и в России.

Шенк встал и выговорил:

– Я даю совет. Делайте что знаете и что хотите. Об этом мы столько раз говорили, что не стоит опять повторять то же в сотый раз…

Шенк хотел выйти, но будто вспомнил нечто и остановился.

– Во всяком случае, пишите тотчас Игнатию, чтоб он прислал деньги. Это главное! А остальное вздор! Видно будет, что предпринять нам, когда у нас будет сто тысяч в кармане.

– Пятьдесят!

– Просите полтораста, чтобы двинуться в Рим. Он пришлет сто. Затем на всякий случай скорее напишите герцогу, опровергая все клеветы.

– Я уже написала. Но он не поверит.

– Поверить мудрено… Но он влюблен в вас до безумия и сделает вид, что поверил. А вам это все равно. Жениться он теперь, конечно, на вас уже не захочет, но и это вам все равно… В особенности если у вас будет свое состояние.

Наутро тот же курьер, привезший письмо Игнатия, был отправлен обратно в Рим.

Алина соглашалась на все условия Игнатия и просила немедленно прислать полтораста тысяч.

Прошел еще один томительный месяц. От герцога явилось уже два послания – длинных, страстных. Он просил прощения у возлюбленной и обвинял принца Адольфа в умышленной лжи и клевете.

Герцог обещал Алине, что, как только ему удастся выкупить право на графство Оберштейн, он подарит его ей и затем предложит руку и сердце владетельной графине Оберштейнской.

– Поверил всему, – объяснил Шенк. – Но влюблен настолько, что расстаться не может и желает жениться не на авантюристке, а на имперской графине. Глупая игра в слова и понятия!

Через дня два Шенк явился к Алине и предупредил, что хочет говорить с нею о серьезном деле… И в последний раз.

– Берите деньги Игнатия, покупайте у герцога Оберштейн для себя и в качестве владетельной графини откажите его руке и его сердцу. Он сделается вашим монархом наполовину, но останется в дураках и будет смирен и покорен. А вы в качестве графини Оберштейн кончайте мирно ваше существование, да и мне дайте мирно умереть около вас… так лет через сорок, пятьдесят… Если понравится, выходите замуж за какого-нибудь другого монарха, покрасивей и поумней герцога Филиппа… Неужели эта будущность не лучше путешествия в Турцию и погибели?..

Алина даже не отвечала Шенку, а только вздохнула и отвернулась, как от настоятельных просьб избалованного ребенка, который сам не знает что просит.

Но прошло еще много времени, а от Игнатия ответа не было…

Наконец в замке узнали с курьером о скором прибытии государя Лимбурга. Герцог явился и бросился к ногам обожаемой Алины, прося прощения за все!..

Алина простила холодно…

Холодность и равнодушие ее еще более воспламенили герцога. Он не знал как загладить свою вину.

А Алина была действительно равнодушна к прежнему возлюбленному поневоле. Красавица была полна теперь одною мыслью, сгорала от нетерпения, от одного чувства неизвестности…

– Отчего не пишет Игнатий? Не отвечает ни слова? И что ответит он? Нет ли снова чего ужасного в будущем? Новое, быть может, разочарование?! – И красавица чувствовала, что нового такого удара она не перенесет. Два раза подыматься так высоко, чтобы два раза упасть, было бы не по силам самой энергической натуре.

VIII

Наконец пришло новое большое послание в Нейсес от Игнатия. Алина, прочтя его, была поражена.

Вероятно, в политическом мире совершился громадный переворот. Игнатий писал Алине, что предприятие их рухнуло, что Франция не хочет помогать Польше, а Турция после двух страшных поражений при Ларге и Кагуле, нанесенных ей русской армией, склоняется к миру. Игнатий утешал ее высочество, что если и надо отложить всякие надежды на предъявление прав ее на русский престол, то, быть может, со временем, через год-два, хотя бы и через десять лет, обстоятельства переменятся к лучшему.

Алина была опечалена, но не удивлена: так хорошо рассказал и объяснил ей все Игнатий. Итак, снова, во второй раз, но уже не по ее вине, она фактически как бы лишилась прав на имя принцессы Володимирской.

Но в том же письме было и нечто утешительное для Алины, даже радостное, хотя и необъяснимое.

Игнатий предлагал ей немедленно прислать сто тысяч франков на ее личные нужды.

Барон, прочитав письмо Игнатия, пришел в полный восторг.

– Я благодарю Бога, – воскликнул он, – что все так обошлось, да вы и сами должны быть благодарны. Все это было моей мечтой за все лето. Подумайте, после всех треволнений, после всех странствий и совершенно дикого, бездомного существования авантюристки вы сделаетесь герцогиней Голштейн-Лимбургской и принесете в приданое вполне выкупленное графство Оберштейн, но по закону, а не так, как бывало прежде: то принцессой российской, то персидской.

– Вы знаете, – отвечала Алина грустно, – что на этом вопросе мы никогда не сойдемся; я лучше желаю погибнуть в борьбе за свои священные права, нежели удовлетвориться ролью владетельной принцессы крошечного государства и жены глупого и пошлого герцога. Скажу более: Оберштейн я выкуплю у него; но пойду ли за него замуж – я обещать не могу. Я думаю, что мне лучше остаться свободной. Это мы увидим после. Необходимости выходить замуж за принца Филиппа я не вижу; быть герцогиней Лимбургской, княгиней Священной Римской империи или просто владетельницей Оберштейна – право, все равно, в особенности для той, – прибавила Алина, – которая могла быть императрицей.

– Конечно, но обещайтесь мне, что вы тотчас же напишете Игнатию и попросите выслать эти деньги. Он может передумать, и тогда снова вы очутитесь в том же положении. Судя по его письму, мне кажется, что ему хочется заручиться вашим обещанием, что вы не станете ничего предпринимать помимо него, что вы, так сказать, откажетесь от ваших прав принцессы.

– И мне тоже кажется, – сказала Алина.

– И потому предложил вам такую крупную сумму. Игнатий не такой человек, чтобы даром бросаться такими деньгами, и поэтому пишите, что вы останетесь жить в Германии и что если он тотчас вышлет обещанную сумму, то вы приобретете графство Оберштейн и немедленно выйдете за герцога Лимбургского.