Шолом-Алейхем - Веселая компания

• Название: Веселая компания
• Автор: Шолом-Алейхем
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1988

Шолом-Алейхем (1859–1906) — классик еврейской литературы, писавший о народе и для народа. Произведения его проникнуты смесью реальности и фантастики, нежностью и состраданием к «маленьким людям», поэзией жизни и своеобразным грустным юмором.

---

«Должно быть, зто один из компаньонов фирмы «Ноль, Шмоль и компания», - подумал Аркадий.

Положив чемодан на одну из кроватей, Аркадий Швейцер представился существу в белых штанах и с красным галстуком, а существо, торопливо сняв очки, подпрыгнуло, тряхнув при этом длинными напомаженными волосами.

- Вы наш новый сосед? Присаживайтесь! Почему вы не сидите? - И он поднес Аркадию единственный стул.

Красный галстук, жирные длинные волосы, несуразно широкие рукава чесучового пиджака, белые узкие брючки, хриплый голос существа, подпрыгивание - все это было так забавно, что наш Аркадий с трудом сдерживал смех.

- Письмо пишете? - спросил Аркадий. - Пишите, пишите! - И отодвинул от себя стул.

- Я пишу не письмо, а книгу. Я все время пишу. Я, видите ли, писатель, сочинитель, - пояснило существо хриплым голосом, подтанцовывая и потряхивая редкими длинными волосами.

Только теперь Аркадий обратил внимание на его маленькие белые ручки с тонкими хрупкими пальчиками, которые выглядели еще меньше в широких рукавах чесучового пиджака.

- Писатель? Что же вы пишете? Как бы вы нас там не описали!

Сочинитель разразился мелким, рассыпчатым смехом и показал при этом темные маленькие зубки, какие бывают у ребенка-сладкоежки.

- Я не из тех писателей, что других описывают. Я рад, когда меня не трогают.

Последние слова были излишни. И без того ясно было, что человек этот рад-радешенек, если его не тронут. Такие люди не имеют своего лица, не выказывают своего характера, очень застенчивы. Они подчиняются любому, и все понукают ими и эксплуатируют их. Вы можете делать с ними что угодно, можете из ник веревки вить. Они никогда не сетуют на свою долю, плачут только над чужим горем, страдают за чужие грехи, перебиваются с хлеба на воду. Могут однажды без всякой жалобы у всех на глазах испустить дух. Они хватаются за острие ножа, жмутся к вам так крепко, что их не оторвать, не отогнать. Верная и преданная собачонка!

Глава 3

Так уж повелось на свете - помощь приходит неожиданно. Одному богу известно, что сталось бы с нашим героем, если б внезапно в комнату не вошел Бронзентолер и писатель не прекратил чтения своей «Холеры». Мне рассказывали, что один сочинитель довел однажды крепкого, здорового мужчину до обморока. С тех пор, заслышав слово «писатель», мужчина этот удирает за тридевять земель, туда, где черный перец растет.

- Чемчик, господь вам жертву послал, и вы терзаете ее своими творениями. Отложите-ка вашу «Холеру» и давайте что-нибудь пожуем.

Хозяин положил на стол сверток, в котором оказалась бутылка очищенной, хлебец, тарань и две луковицы. Аркадий глядел на него во все глаза и почти не узнавал: на нем был черный субботний кафтан, белая рубашка, желтые ботинки с красными пряжками, на голове - соломенная шляпа с широкими полями, а на носу сидело пенсне. Франт франтом! Темно-коричневое угловатое лицо под желтой шляпой сверкало, как бронзовое.

Сняв с себя парадное одеяние и оставшись в костюме Адама, Бронзентолер сунул длинные волосатые ноги в свои диковинные туфли и сказал:

- Ну-ка, Чемчик, будьте за хозяйку, приготовьте чай!

Писатель с красным галстуком, в белых штанах соизволил собственной персоной нагнуться, вытащил из-под кровати пузатый самоварчик и направился к выходу. На руках у сочинителя он выглядел, как малое дитя у заботливой мамки. По своему обыкновению, писатель подтанцовывал на ходу и потряхивал длинными волосами. Вернувшись, он, как хорошая хозяйка, принялся перетирать стаканы и накрывать на стол.

Вскоре хлеб был нарезан, тарань очищена, и все трое уселись за стол - хозяин на стуле, жильцы на кровати - и принялись за чаепитие, предварительно хлебнув, конечно, по стаканчику очищенной и закусив таранью. Все это без церемоний, по-простецки, словно они были знакомы бог весть с каких пор.

- А теперь, Чемчик, расскажите, что творится на белом свете! - сказал хозяин и, закурив папиросу, впервые внимательно глянул на Швейцера.

Тот, в свою очередь, зачадил толстой сигарой, дымище которой мог служить прекрасным средством от мух.

- Послушайте, - обратился хозяин к новому жильцу, - готов побожиться, что я видел вас в бильярдной у «Семадени»[2].

Румяные щеки нашего героя густо зарделись. Видимо, ему не очень понравилось, что его видели в таком месте, и он стал оправдываться:

- Возможно. Очень возможно. Бывает, днем нечего делать, вот и забежишь на полчаса поглазеть, как сражаются на бильярде.

- А мне сдается, я вас видел с кием в руке подле зеленого стола, и, конечно, не в кафтане. Не понимаю, чего тут стесняться? Профессия как всякая профессия!

И тут наш хозяин, как говорят, попал в самую точку.

Последнее время Аркадий Швейцер действительно жил только бильярдом. Собственно, профессией его, как мы знаем, были карты. Но карты и бильярд - свояки, и даже весьма близкие, как, к примеру, меламед и шадхен, арендатор коробочного сбора и мясники, торговец и банкротство, банкир и грабеж, и тому подобное.

Сам Аркадий не играл теперь на бильярде. Это стоило ему немалык денег, да и порядком осточертело. Нынче он наблюдал лишь за чужой игрой и «мазал».

«Мазать» на бильярде - это такое же занятие, как игра на бирже, и мы считаем нелишним остановиться на нем минуту-другую.

Представьте себе большой, сильно прокуренный и грязный зал, где стоит несколько длинных столов, накрытых зеленым сукном. Вокруг них с утра до поздней ночи снуют молодые люди с киями в руках, бьют ими по точеным костяным шарам, и кто больше загонит в лузу шаров, тот кончил партию и забирает деньги.

Играют обыкновенно только двое, все остальные, люди самые различные, сидят вдоль стен, следят за игрой и делают ставки на того или иного игрока. Это и называется «мазать».

Среди игроков попадается немало «специалистов». Они поначалу дают своему противнику несколько очков фору, выигрывают партию, а затем начинают вдруг проигрывать - делают фальшивые ходы (клопштос), у них появляется дрожь в руке (мандраже), и таким образом они ловят пижонов (простаков) и обирают их. Молодчики, которые сводят вот таких игроков, называются «хозяевами», или «наводчиками».

Одним из таких «наводчиков», пусть вас это не смущает, и был наш Аркадий Швейцер, последнее время не вылезавший из бильярдной. Он дышал день и ночь табачным дымом, слушал забористую брань, блатную речь, наблюдал дикие сцены, нескончаемые скандалы. Для нашего Аркадия это было падением, потому что по профессии он, собственно, картежник. Только несчастье заставило его так низко пасть. Но чего не сделает человек ради заработка!

Аркадий помнил те славные времена, когда он вел большую игру: разъезжал со своими парнями на пароходах, ловил «зайцев» и потрошил ик карманы до самого донышка. А потом неделями валялся в номерах гостиниц, не появлялся на свет божий и все играл, играл; затем в клубах метал банк: двадцать пять против двадцати, пятьдесят против сорока, сто против восьмидесяти, двести против ста шестидесяти, четыреста против трехсот двадцати. Вспомнив это, наш Аркадий тяжело взохнул.

- О чем вы так вздыхаете? Вас гнетет горе еврейского народа или неудачи в игре?

- Какая там, к черту, игра! Какие карты! - огрызнулся Аркадий тоном монарха, потерявшего державу. - Нынче ведут игру лишь со смертью. Прежде была игра, вот это игра! Куда девались те времена, когда понтировали и сто, и двести, и триста рублей на карту!

- Это вы так крупно играли? - спросил Бронзентолер и принялся как следует разглядывать соседа.

- Это, по-вашему, крупная игра? - ответил не без гордости Аркадий, точно разговор шел о его судах, бороздивших морские просторы, или о его юбилее, прогремевшем на весь мир. - Это вы называете крупной игрой?! А вы не видали, как понтируют пять сотен на карту? Как сейчас помню: сидела нас порядочная компания игроков. Смотрю, в банке изрядный куш - почти тысяча рублей. Банкомет смотрит на меня: «Что угодно?» - «Карту!» - говорю. «Сколько прикажете?» - спрашивает он. Я как стукну по столу: «Карту!»

Аркадию представляется, что он в клубе и понтирует. Лицо его пылает, глаза горят. Он ударил кулаком по столу, да так, что писатель чуть не свалился под стол. Полумертвый от испуга, он вскочил и стал разглядывать своего нового соседа.

Это понравилось Бронзентолеру, и он раскохотался.

- Что вы скажете о нашем сочинителе? - подмигнул хозяин. - Знаете, почему я назвал его Чемчиком? Потому что он наряжается и следит за собой, как настоящий немчик. А из немчика у меня получился Чемчик. Правда, прозвище здорово подходит ему?

- Точно по нему шито, чтоб мне пропасть! - заявил Аркадий и обернулся к Чемчику: - «Носите на здоровье и износите не больным!» - как говорила моя бабушка Толца, когда напяливала на меня арбеканфес, перешитый из ее ватной юбки.

Все трое расхохотались, и Чемчик показал при этом свои маленькие съеденные зубки.

- Значит, так крупно вы играли? Гм... - переспросил Бронзентолер и, не спуская глаз со своего нового квартиранта, выдохнул клуб дыма, который встретился с кольцами от сигары Аркадия. Облако наполнило маленькую темную комнатушку, и воздух так сгустился, что при свете маленькой лампешки друзья едва различали друг друга.