Эльга Лындина - Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие

• Название: Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие
• Автор: Эльга Лындина
• Жанр: Биографии и Мемуары

В последнее время наше кино – еще совсем недавно самое массовое из искусств – утратило многие былые черты, свойственные отечественному искусству Мы редко сопереживаем происходящему на экране, зачастую не запоминаем фамилий исполнителей ролей. Под этой обложкой – жизнь российских актеров разных поколений, оставивших след в душе кинозрителя. Юрий Яковлев, Майя Булгакова, Нина Русланова, Виктор Сухоруков, Константин Хабенский… – эти имена говорят сами за себя, и зрителю нет надобности напоминать фильмы с участием таких артистов.

Один из самых видных и значительных кинокритиков, кинодраматург и сценарист Эльга Лындина представляет в своей книге лучших из лучших нашего кинематографа, раскрывая их личности и непростые судьбы.

---

Но отчего все-таки так сошлось все на Нине Руслановой с ее озерным просверком голубых глаз, крепкими яблочными скулами и смолоду как бы надорванным голосом деревенской заводилы? Отчего она, резкая и раскованная, прячущая за этой раскованностью свою незащищенность и нежность, оказалась в итоге той актрисой, которой выпало счастье сыграть Наталью Адашову в замечательной картине Алексея Германа, женщину, пришедшую к нам из 30-х годов с их безумной верой в несбыточное счастье?

Русланова пленяет как раз тем, что вовсе не стремится пленять. Она не боится быть смешной, некрасивой. Ее искренность и соответствующие бурные реакции порой принимают за недомыслие (как изощренны мы стали в приятной лжи!), но она всегда остается притягательной в своей непоколебимой естественности и цельности. Мир для нее неделим, как цельна и неделима ее душа.

Более сорока лет назад второкурсница Театрального училища имени Щукина Нина Русланова впервые снялась в кино в картине Киры Муратовой «Короткие встречи». Фильм вышел в прокат с опозданием почти в два десятилетия, уже после того, как актриса сыграла Наташу Адашову в фильме «Мой друг Иван Лапшин». Но, может быть, именно такое стечение обстоятельств сегодня, спустя годы, помогает полнее осознать суть самовысказывания актрисы, суть ее дара? От первой роли – и по сегодня.

Путь художника во многом связан с его жизненной дорогой, от этого никуда не уйти. Корневая система, в общем, питает нас всю жизнь, в ней – и сила наша, и слабость… Нина Русланова – не исключение.

Ее часто спрашивают: не родня ли вы Руслановой Лидии Андреевне, великой русской народной певице? И нынче не удержать слез, слушая, как она поет «Валенки», проникнутые вековечной женской тоской по любимому «Да нет, – отвечает Нина Ивановна, – не родня мы… Я – Русланова сама по себе».

Она никогда не видела Лидию Андреевну, разве только в старых кинокадрах. А фамилию дали ей в детском доме, на пороге которого нашли ее. Славное имя певицы присвоили крошечной девочке за ее сильный голос. Свою настоящую фамилию она так и не узнала, как и не нашла своих родных.

Детский дом был на Украине, в маленьком городке Богодухове, что под Харьковом. Там прошли детство и отрочество Нины. Там же, после восьми классов, окончила строительное училище, получив профессию штукатура. С этого началась ее взрослая жизнь – отныне надо было заботиться самой о себе. Вместе с сокурсниками Русланова отправилась на стройку. Работы для ребят не нашлось. Часами сидели без дела, дожидаясь, пока привезут бетон, кирпич…Соответственно и платили: восемнадцать рублей в месяц. Стали подавать заявления об уходе, возлагая все надежды на Харьков, один из самых больших в стране городов. Верили, что найдут там работу и жилье. В конце концов, на стройке остались двое: Нина Русланова и ее подруга Нина Белимова. Обеих удержали занятия в вечерней школе.

В то время Русланова собиралась стать геологом. О геологии она знала немного, а вернее, почти ничего не знала. Но тогда, в 60-е, молодежь жила романтическими песнями у костра, фотографиями людей в штурмовках, открывших новое месторождение где-то на краю земли, фильмами о подвигах геологов, словом, мечтами «о туманах и о запахах тайги». Конкурсы на геологические факультеты были громадные. И Нина тоже хотела открывать алмазные трубки и петь у костра. Для этого нужен был аттестат зрелости. Окончив школу, две Нины отправились в Харьков и там быстро устроились на работу. Белимова вскоре поступила в педагогическое училище. А Русланова все чаще задумывалась о другом – о том, в чем сама себе не смела признаться: о сцене.

В начале 60-х в Харькове бурлила «оттепель». В том числе этот исконно театральный город словно вспомнил о том, что когда-то здесь существовала одна из лучших провинциальных трупп России – антреприза Николая Синельникова. О том, что здесь начинали свой путь Тарханов, Шатрова, Петкер… О том, что в Харькове создал легендарный театр «Березиль» «украинский Мейерхольд» Лесь Курбас, умерший в лагере. Молодежь мечтала о новом театре, свободном от рутины и тупости сталинского времени. Так возник театр под руководством выпускника Харьковского театрального института, ныне известного российского режиссера Адольфа Шапиро. Долетали слухи о московском «Современнике». Приезжал и собирал огромные аудитории Евгений Евтушенко.

Не стану утверждать, что все это впрямую тогда касалось жизни штукатура Нины Руслановой. Но, судя по всему, не обошло ее стороной. Время надежд, атмосфера его, его ожидания так или иначе соприкасаются с каждой судьбой. Думаю, что стойкий, постоянный интерес к людям, темперамент Нины Руслановой вряд ли позволяли ей существовать на духовной обочине. Словом, она начала решительно и серьезно готовиться к поступлению в театральный институт. Начала… с покупки туфель на модной «шпильке»: по мнению Нины, на низком каблуке актрисе ходить негоже. Была подготовлена программа, положенная абитуриентам. С этим она отправилась на экзамены. «Шпильки» не помогли – первая попытка окончилась неудачей. Однако не лишив Нину надежды.

В ту пору у нее были свои кумиры. Иногда это позволяет как бы заново увидеть устремленность будущей звезды. Людмила Гурченко, актриса, танцовщица, певица, в одном из интервью назвала знаменитую американскую киноактрису Джанет Макдональд любимой артисткой в годы своего детства. Макдональд покорила ее блистательным вокалом, пластикой и мощным темпераментом… Русланова была увлечена и надолго осталась верна советским актрисам Фаине Раневской и Людмиле Целиковской. По ее словам, она никогда не была киноманом. Не собирала фотографий актеров и не писала им письма – признания в любви. Просто любила…

Целиковская дарила ей радость. В старых довоенных фильмах она являлась зрителям, юная, хорошенькая, беззаботная. Пела милые песенки о любви. Обещала безоблачное счастье, которое, в конце концов, настигало ее героинь. Целиковская уводила от трудных будней (а их Нины Руслановой хватало), уводила от горестей и от реальных проблем, что иногда бывает так необходимо…

Любовь к Раневской росла у Руслановой долгие годы. Мастерство, талант, ирония и самоирония уникальной актрисы Нина осознала позже, способная профессионально их оценить. В молодости обожала юмор Раневской, добрый и печальный, что было ей особенно близко.

Потом, уже в Москве, Нина познакомилась с Раневской. Наверное, приложив некие усилия, могла бы продолжить общение. Но не стала приближаться – в этом черта ее независимого нрава, нежелание обременять собою других, себя другим навязывая.

Русланова может быть резкой, неуемной, случается – яростной, но только не ради того, чтобы подчеркнуть собственную значимость. Когда заходит речь о лучших ее работах, страстных и талантливых, она тушуется, настаивает на том, что не ее это заслуга, а режиссера, сценариста, партнера. И в этом ни грана позы, актерского кокетства, желания еще и еще раз услышать комплименты в свой адрес. Кстати, Раневская после спектаклей, приносивших ей огромный успех, вполне искренне страдала: «Сегодня я играла ужасно!»

– Когда я смотрела на Раневскую, сама уже став актрисой, я все время думала: Господи, как это у нее все так получается? – вспоминает Русланова. – Как?! Не знаю… Вот хочу так же сделать, а не могу! И это «не могу» просто разрывает меня.

Я – профессиональная артистка. Обычно хорошо вижу, понимаю, как работают мои коллеги, всю их тайную механику чую. А у Раневской – вот не вижу, не знаю, как это вышло.

…И снова обратимся в прошлое: вторая попытка поступить в театральный институт увенчалась успехом. Нину принял на свой курс опытный педагог Трофим Карпович Ольховский, запомнивший Русланову еще во время экзаменов. «Увидел меня и взял…Увидел, наверное, как я рвусь в институт, пожалел, стал со мной заниматься…» Но вряд ли она права. Вернее другое: Ольховский сразу разглядел, прочувствовал в диковатой новобранке незаурядный талант. Отстоял Нину, когда на первом курсе после показа ее хотели отчислить по причине «профессиональной непригодности». Не только отстоял, но дал ей к следующему показу два отрывка, очень разных: Хиврю из пьесы классика украинской драматургии Марка Кропивницкого «Чумаки» и Марию Сергеевну из пьесы Леонида Леонова «Золотая карета», немолодую, умудренную опытом и жестокими утратами женщину. На показе отрывки шли один за другим. Пока на сцене переставляли декорации, Нина, вылетев за кулисы, переодевалась и выходила на сцену уже не только в другом костюме, но и в совершенно ином душевном состоянии. После этого показа ее позиции в институте укрепились. Казалось бы, все о’кей… Но не для Руслановой: ей стало тесно в провинциальном вузе. Манила Москва. Конкретно – Театральное училище имени Щукина. «Щука» в ту пору гремела. Только что ее выпускники стали основой преобразованной труппы Театра на Таганке, перенеся на эту сцену свой дипломный спектакль «Добрый человек из Сезуана», ставший во многом поворотным для театра того времени. Выпускники Щукинского училища снимались в кино, страна знала их: Михаил Ульянов, Татьяна Самойлова, Юрий Яковлев, Андрей Миронов, Александр Ширвиндт… О педагогах училища рассказывали легенды… И Нина Русланова, озаботившись добрым напутствием Ольховского, рванула в Москву.