Владимир Колковский - В движении вечном

• Название: В движении вечном
• Автор: Владимир Колковский
• Жанр: Современная проза

Иногда смотришь на ясное небо ночное, и чувство возникает особое. Вот звездочка яркая, кажется, жизни полна, а ведь ее, может, и нет. Может, далеко она от нас за миллиарды лет световых, и свет ее мы ловим взглядом из невообразимо далекого времени. Свет ловим полный жизни, лучистый, яркий, а, между тем, самой звездочки уже нет…

Но на месте отгоревшей звезды все равно что-то есть, возможно, звезда новая и еще ярче, лучистей прежней. Так что, с точки зрения масштабов вселенских и всевозможных прочих ничего особого не происходит, вечного нет, есть только движение вечное к цели, а значит и жизнь…

---

Так, к примеру, экономическую географию он не любил. Считал сухой, черствой наукой, да и не нужна она ему была для поступления. Такие предметы он вообще считал как бы лишними и в этом смысле ни чем не отличался от того же Лешки Антольчика с его вышеупомянутыми прежде, так называемыми «псинусами». Такие предметы можно было не готовить дома, как следует, однако иметь по ним итоговую отличную оценку за год было необходимо. Во-первых, как максималисту, а во-вторых, что гораздо важнее, для аттестата.

Средний балл аттестата тогда округляли таким образом: «3», «3,5», «4» и так до наивысшей в то время пятерки. Потом эту цифру прибавляли к полученным на вступительных отметкам. Отсюда ясно, какое это имело значение: не добрал, положим, в школе до максимальных «пяти» — рви потом, где хочешь на себе волосы, коль не хватило каких-то смешных полбалла до проходного.

Ясно, что таким особенным экземплярам, как Зэро, Лось и Антольчик была совершенно единая хрень-балда, что первый начальный класс, а что десятый выпускной. А вот, например, толстячок неповоротливый Михаська и коротышка, грибник знаменитый Славик Малько, которые еще в девятом едва перебивались с тройку на четверку, к концу десятого вдруг превратились незаметно почти в круглых отличников с пятерошным аттестатом! И такую вот удивительную перемену в десятом выпускном Игнат наблюдал у многих своих одноклассников.

Даже как-то обидно ему было.

— Как это назвать, Михась? — спрашивал он с ехидцей у соседа спереди. — Я ведь с начала по самому максу, а ты… И один, считай, результат на выходе… Холява, по-моему.

— А сам? — вместо ответа спрашивал тот с кривоватой ухмылкой. — Сам-то упускал когда?

И прибавлял с той же ухмылкой:

— Эх, знали бы они про твои пятерки!

Под «ими» Михаська разумел, конечно же, некоторых учителей. И что тут было возражать-перечить, когда Игнат и сам впоследствии не раз признавался со смехом:

— Анекдоты про мою учебу в школе рассказывать можно!

И действительно, рассказывал. Про свой самый счастливый день, на-пример. А еще непременно и про диковинную «универсальную» тетрадку.

3 Универсальная тетрадка

Зачем учить дома «сухую и черствую» экономическую географию, если, глянув по-быстрому на переменке в учебник, можно и так очень просто получить желанную пятерку? Зачем учить дома историю? — она ведь также не нужна для поступления, а холява на ней еще и покруче. Доверчивый Колька, так он даже прямо с места разрешает отвечать.

Кроме того, на таких ненужных уроках, если они стояли в расписании первыми, можно было сделать массу полезнейших дел. Начала, к примеру, та же Нина Степановна разбор нового материала — достал нужные книжки-тетрадки из портфеля и погнал себе спокойненько на своей далекой «камчатке»… И списать можно, и выучить.

Таким образом, у Игната очень часто получались в расписании такие веселые дни, когда можно было и вовсе не заниматься домашним. А других интереснейших дел с забавами набегало порой ровно столько, что он в такие дни обычно даже забывал поменять тетрадки и учебники в портфеле. То есть, пришел домой со школы, забросил портфель под стол, назавтра в утренней спешке подхватил под мышку, и сразу на занятия…

И главная проблема заключалась именно в этом. Чтобы прочитать заданный параграф, нужен учебник, а его-то как раз и нет! На Лешку-оболтуса какая надежда, этот приятель мог запросто и месяц целый таскать беззаботно один и тот же портфель в школу.

— Хоть бы книжки, книжки мне носил! — в нелепой растерянности кричал на него Игнат. — Хоть какой-то толк из тебя…

В ответ Лешка только теребил смущенно затылок:

— Ай, опять из головы выскочило.

— Выскочило! Вот пусть бы что-то туда да вскочило… туда, туда, в эту голову! Сколько раз говорил: пришел со школы — и поменял сразу, первым делом… С захода самого, вот и вся-то она! — вся проблема.

— Так я думал… Как шел по дороге все думал, а как пришел, так оно и выскочило! — виновато оправдывался Лешка.

И вдруг отведя взгляд в сторону, бормотал тихо:

— Что ж, такой деловой, сам не поменял сразу?

В ответ Игнат злился еще больше.

— Сам, сам! — передразнивал своего подшефного въедливо. — Вот что теперь делать ты мне скажи? Книжки нет, а сто пудов вызовет… Михаська, Петрик, дайте географии.

— У самих одна.

— Ну вот, приплыли… слышь, Лешка, может… а у девчонок если?

— Достали мы их уже, без толку.

Тут Игнат уже просто не выдерживал:

— Слушай, братец, давай так… Где хочешь и как хочешь, но чтобы книжка была!.. В «А»-класс, если что, сбегаешь…

Такие же грандиозные проблемы были вначале и с тетрадками. Куда списать домашнее, если нет в портфеле нужной тетради?.. Но вот именно эту проблему Игнат разрешил вскоре кардинально и просто. Он быстро подметил, что в старших классах учителя обычно не собирали тетрадки на дом для проверки, они только иногда в начале урока проходили по рядам, просматривая, таким образом, сделано ли домашнее. Поэтому теперь у Игната все тетрадки были сплошь универсальными. Надо списать — он просто брал первую попавшуюся с местом свободным, переворачивал на чистую страничку и смело катал туда…

В общем, такая нехитрая система работала безукоризненно, и за все годы учебы в школе лишь один-единственный конфуз получился. Да и тот, считай, по одной своей собственной глупости.

В тот раз Игнат то ли забыл, то ли просто поленился отвести красным карандашом нужные в тетрадке поля, а историк Колька на своем традиционном просмотре это заметил. Выведя, как всегда, с нарочитой старательностью свою знаменитую «пьяную дорогу», он вдруг совершенно неожиданно отвернул одну страничку назад… а там формальдегиды!… еще одну страничку назад… закон Джоуля-Ленца!… еще назад… объем прямоугольного параллелепипеда!

Долго ворочал туда-сюда изумленный Колька диковинные странички… Необычайно долго покручивал он головой, сопровождая это действие своими неподражаемыми, частыми гримасками.

— И что эт-то, хлопче, у тебя за экономия? — спросил, наконец, протяжно. — Батька рубля на тетрадки не мае?

С тех пор поневоле пришлось держать наготове в портфеле отдельную тетрадку по истории. К счастью, не так уж и часто были по ней письменные задания…

«Рациональный» подход к учебе еще не один раз приносил вот такие побочные досадные неприятности. Были и трояки в журнал, были и четверки за четверть, в особенности за четверть первую, но в целом — в целом все это было не принципиально. И, как результат, Игнат неизменно имел на выходе как раз то, что ему и было нужно. А именно массу свободного времени, и все десять ученических лет с высоты самой почетной школьной Доски улыбчиво поглядывал на окружающих его взрослеющий год от году, торжественно глянцевый лик.

Глава вторая Детские мечты

Тёмную выбери ночь и в поле безлюдном и голом,

В сумрак седой окунись… пусть ветер, провеяв, утихнет…

Слушай… это летит хищная, властная птица,

Время ту птицу зовут, и на крыльях у ней твоя сила

Радости сон мимолетный, надежд золотые лохмотья…

И. Анненский

Чувство осознанное, что он вдруг совершил что-то «такое», грандиозное пробудилось у Игната еще тогда, когда он впервые, «держась несмело дрожащей слабенькой ручкой за скользкие стены, одолел вкруговую успешно огромную зальную комнату». И в тот же миг как порыв вдохновенный его охватило неодолимое желание повторить свой подвиг — желание, стремление к этому остались навсегда. С первых памятных дней с какой-то инстинктивной необходимостью самым важным для него было претендовать именно на самое высшее, словно это было неотъемлемой и наиважнейшей частицей его души.

С давних пор людское племя пытались делить на группы, классы, касты и т. п., по разным признакам. Вот, например:

«На протяжении всей зафиксированной истории и, по-видимому, с конца неолита на свете были люди трех сортов: высшие, средние и низшие…»

Так утверждает герой одной из самых знаменитых антиутопий минувшего века, подробно характеризуя далее особенности и жизненные устремления каждого «сорта». Долгое время именно такое деление, невзирая на вполне очевидную его ироничность, представлялось Игнату наиболее всеобъемлющим, полным, однако в настоящее время он почти всерьез считает, что трех «сортов», пожалуй, за много… И что можно свободно обойтись всего лишь двумя.

А именно.

Есть одни очень немногие люди, которые уже изначально, пусть в мечтах своих, пусть хоть в мыслях, всегда стремятся к чему-то наивысшему, грандиозному… И есть еще, обычно вполне счастливые люди, которым всегда известно по жизни доподлинно «че надо конкретно», и как его, этого «конкретного» добиться.