Ян Добрачинский - ПИСЬМА НИКОДИМА. Евангелие глазами фарисея

• Название: ПИСЬМА НИКОДИМА. Евангелие глазами фарисея
• Автор: Ян Добрачинский
• Жанр: Религия
• Год: 2002

Книга известного польского писателя Яна Добрачинского «Письма Никодима» — это беллетризация Евангелий, выполненная мастерски и убедительно, и обладающая огромной силой эмоционального воздействия на читателя. Это великолепная психологическая проза, лишенная и тени стилизации или нарочитой архаики, а вместе с тем не отступающая ни на шаг от духа и смысла Нового Завета.

Повествование ведется от лица Никодима, влиятельного фарисея, доктора богословия и члена Синедриона, который упоминается в Евангелиях как один из тайных учеников Христа. Бок о бок с ним читатель проходит долгий и трудный путь прозрения.

---

Ему все это незнакомо. Когда Он улыбается, Его тихая улыбка гораздо безмятежней, чем иной громкий смех. В Его голосе нередко звучит скорбь, печаль и даже отчаяние, но большей частью в нем слышится радость. Трудно поверить, однако это именно так. Эта удивительная радость подобна журчанью ручья на дне скалистого ущелья. Мы всегда можем услышать его, если только наклонимся пониже и прислушаемся. Но бывают минуты, когда источник выбрызгивает вверх фонтаном и переливается на солнце всеми цветами радуги. Он вскричал однажды: «Просите! Стучите! Каждый, кто просит — получит, каждому, кто стучит, — отворят! Не дадут змею тому, кто просит рыбу…» Его слова искрились восторгом. Мне кажется, у Него одно только горе и одна радость: горе, что люди бывают злыми, и всепоглощающая радость, что доброта Всевышнего превосходит людскую злобу… Недавно, когда мы проходили с Ним через Капернаум, к нам подошли семь старейшин местной синагоги и стали упрашивать Его исцелить смертельно больного слугу римского сотника, служащего на границе тетрархии Антипаса и Филиппа. Сотник этот, по их словам, человек богобоязненный и сочувствующий верным: он даже жертвовал на строительство синагоги в Капернауме. «Помоги ему, Равви, он действительно хороший человек…» — «Ведите!» — бросил Он коротко. Мы шли берегом моря по дороге, обсаженной черными кипарисами, к устью Иордана. Геннисаретское море распласталось на солнце — огромная равнина на дне котловины — а по его поверхности носились сверкающие искры, похожие на летающих рыб. Стоя в воде, рыбаки в коротких хитонах и повязках на голове с усилием тащили тяжелые сети к каменистому берегу. Естественно, Симон, Иоанн, Иаков и остальные пришли в возбуждение при виде этой картины, и тут же стали выкрикивать различные советы. У них просто руки чесались, так их тянуло к этим веревкам, поплавкам, к переменчивой воде с ее теплыми и холодными течениями. Они пошли за Учителем, но душой так и остались при лодках и сетях. Наивный народ! Они бы так никогда и не решились все это бросить, несмотря на целый год призывов и наставлений, если бы однажды Он не сделал следующего… Я знаю об этом со слов Иоанна, сына Зеведеева. Этот парень — большой охотник рассказывать. «Было это перед началом дождей, — сказал он, — Учитель говорил с народом. Чтобы они не слишком на Него напирали, Он сел в нашу лодку. Солнце уже садилось за Кармил, и слушатели разошлись. Тогда Он сказал Симону: „Закиньте сети!“ Мы всю ночь провели в море и ничего не поймали, так как два дня перед этим продолжалась буря и вся рыба ушла на глубину. Теперь мы видели, что снова ничего не поймаем, так как волна слишком сильно била о берег. Но Симон сказал: „Раз Учитель велел — поплыли…“ Мы отчалили. Когда мы закинули сеть, по воде побежали первые темные тени надвигающихся сумерек. „Поплавки зашевелились! Рыба идет!“ — закричал Симон. Мы подплыли и ухватились за веревки. Хоть и было нас четверо, сеть даже не дрогнула. Словно приросла ко дну. „Сильней! Сильней, ребята!“ — вопил Симон и сам тащил изо всех сил. Ничего не выходило. К счастью, неподалеку показалась лодка знакомого рыбака. Мы стали кричать, чтобы они помогли нам. Они схватились за сеть с другой стороны. Но и на сей раз нам не сразу удалось даже сдвинуть ее с места. Андрей закричал: „Рвутся веревки!“ И действительно, они лопались у нас в руках. Симон, ухватившись за борт, всей своей тяжестью старался преодолеть сопротивление. Он стонал сквозь зубы: „Погубим сеть!“ Это была бы огромная потеря, так как у нас не было в запасе никаких сбережений, и нам никогда не купить новой. Мы старались изо всех сил, в соседней лодке тоже кряхтели. „Пошла!“ — вдруг вскричал Иаков. „Идет!“ — закричал и Андрей. „Еще! Еще! Сильнее!“ — командовал Симон. Теперь сеть действительно поднималась. Вода между нашими двумя лодками забурлила. Мы тянули из последних сил. Наконец, над черной поверхностью воды показалась серебристо — белая масса рыбы, будто скала выступила из моря. Сколько же их было! Никогда, равви, я не видел ничего подобного. Мы бы сами никогда не дотащили нашу добычу до берега, но нам на помощь подоспели другие лодки. Уже спустились серые сумерки, когда под днищем нашей лодки, наконец, захрустели камни. Учитель стоял на берегу. Симон растолкал нас, спрыгнул в воду, и несколькими прыжками добрался до суши. Я видел, как он упал на колени перед Учителем. Ты ведь его знаешь — он такой горячий! Симон вскричал: „Уйди от меня, Равви! Я всего лишь грешник!“ Но Учитель улыбнулся и положил ему руку на голову: „Это ничего…“ — произнес Он и крепко уперся ладонями в плечи Симона: „Но отныне, — продолжал Он, — ты будешь ловить человеков…“ — Вот тогда–то, — Иоанн меланхолично улыбнулся, — мы и бросили все…»

Мы свернули влево, чтобы добраться до моста через реку, так как этот сотник жил в Юлии. На полпути мы увидели скачущего нам навстречу всадника. Завидев нас, он осадил коня и соскочил на землю. На нем была короткая солдатская туника и тяжелый пояс с пристегнутым к нему мечом. В руке он держал знак своей власти: жезл из виноградной лозы. Его гладко выбритое лицо было очень серьезно. Он остановился на обочине дороги и, выпрямившись во весь рост, ждал. Едва лишь Назарянин поравнялся с ним, как он быстро преклонил колена и опустил голову; густые пряди вьющихся темных волос упали ему на лицо. Иисус остановился.

— Это тот самый сотник, к которому мы направляемся, — шепнул один из провожатых.

Солдат тем временем поднялся с колен, но по–прежнему стоял склонив голову и сложив руки, потом заговорил по–гречески с твердым акцентом, как говорят варвары с севера:

— Не трудись, Господи… Я узнал, что Ты идешь, и выехал навстречу, чтобы сказать, что не достоин я, чтобы Ты был моим гостем и говорил со мной, и чтобы я прислуживал Тебе. Я знаю, — продолжал он, — Тебе достаточно сказать слово — и мой человек выздоровеет. Ты, как трибун, который приказывает солдату: «Иди туда» или «Сделай это» — и солдат повинуется.

Воцарилась тишина. Сотник стоял в тени дерева, по–прежнему склонив голову. Иисус смотрел на него, вперив в солдата пронизывающий насквозь взгляд своих черных глаз. Я бы сказал, тревожный взгляд… Казалось, что Он чего–то напряженно ждет…

— Иди, — вдруг произнес Он, — исполнилось тебе по вере твоей. — И на этот раз сотник не поднял головы. Точным солдатским движением он припал на одно колено, и склонился так низко, словно хотел губами дотронуться до края одежды Учителя. Потом он поднялся, выпрямился, и только тогда я увидел его еще молодое, охваченное радостью лицо. Этот человек воспринял слово как действие. Он заколебался, не зная, что предпринять: то ли бежать к коню, то ли еще раз пасть на колени. Наконец, Он порывисто поднял руку и поприветствовал Учителя из Назарета по–солдатски, как полководца, потом быстро подошел к коню, одним прыжком вскочил на него и так дернул поводьями, что конь затанцевал на задних ногах. Конь пошел под гору, всадник еще раз обернулся и поднял руку. Потом послышался сухой перестук копыт по придорожным камням.

Мы стояли и смотрели ему вслед. Когда наконец силуэт коня и всадника растаял вдали, Иисус повернулся к нам. Я уже говорил тебе о том, как Он умеет радоваться… Но я никогда еще не видел, чтобы радость била в Нем так мощно, ее таинственный источник исторгался из самого сердца Этого Человека. Он слегка покачал головой, словно не веря чему–то и удивляясь, потом тихо, словно про Себя, произнес:

— Я не нашел здесь такой веры…

Учитель медленно поднял глаза. Я заметил, что Он смотрел поверх наших голов на озеро, на серебристое русло Иордана, на отливающие медью взгорья Галаада, на играющие всеми оттенками зеленые галилейские берега.

— Истинно говорю вам, — неожиданно проговорил Он, — многие придут с востока и запада и унаследуют Царство…

Радость в Его голосе звенела, как овечьи колокольчики в неподвижном полуденном воздухе, но вскоре она омрачилась печалью: так омрачается небосвод перед первыми дождями.

— Но сыны Царства — закончил Он тихо, — низвергнуты будут во тьму…

Мы стояли, не понимая, о чем Он говорит. Он же обошел нас и стал спускаться к морю. Мы двинулись за Ним. По дороге я размышлял: «В Нем словно два человека: один радуется, что придут чужие, другой плачет, что сыны могут лишиться своего наследства. Он хочет всего одновременно…» Меня озарила эта мысль, словно молния ударила в спокойную гладь озера. Он хочет всего…

Вот таково Его учение, Юстус, о благословенных, которые счастливы и плачут, о Царстве, в котором много своих и чужих. По правде говоря, не знаю, зачем я хожу за Ним… Зачем? Для чего?

Одно только добавлю: слуга римского сотника выздоровел в ту самую минуту, когда Он произнес: «Исполнилось!»

ПИСЬМО 7

Дорогой Юстус!

Признаюсь, что на сей раз я не знаю, что тебе и сказать. То, чему я был свидетелем, перевернуло все мои суждения о Нем. Я много раз тебя уверял, что это совершенно обыкновенный человек. Сейчас я вынужден сказать, что я не знаю, кто Он: человек или некое таинственное существо, которое только выдает себя за человека…