Николай Сагарда - Святой Григорий Чудотворец, епископ Неокесарийский. Его жизнь, творения, богословие

• Название: Святой Григорий Чудотворец, епископ Неокесарийский. Его жизнь, творения, богословие
• Автор: Николай Сагарда
• Издательство: Издательство «Воскресение» (РПАБН и Н-БИ)
• Жанр: Религия
• Год: 2006

По благословению Высокопреосвященнейшего КОНСТАНТИНА,

Архиепископа Тихвинского, Ректора Санкт–Петербургской Духовной Академии

Блестяще написанная диссертация знаменитого патролога, профессора Санкт–Петербургской Духовной Академии Николая Ивановича Сагарды, является первым не только в отечественной, но и в мировой патрологии фундаментальным исследованием о жизни и творениях св. Григория Чудотворца. За этот труд, удостоенный Макарьевской премии, автору была присуждена степень доктора церковной истории.

Впервые изданное в 1916 году, это исследование давно стало библиографической редкостью. Предпринятое ныне его переиздание имеет целью познакомить читателя с одним из лучших произведений Русской патрологической науки.

---

Святилища бога Месяца владели обширными землями и при них было много служителей; доходами с земель пользовался и распоряжался жрец. Такие владения, по приведенному выше сообщению Страбона, имело и святилище Месяца Фарнака в Америи вблизи Кавиры.

Кроме того, есть известия, что в Понтийском дарстве почитался бог небес, называемый греками Зевсом; этот бог особенно был чтим в Газиуре, древней царской резидендии. Рядом с ним почитался и бог солнца, которого греки уподобляли Апполону [99].

Вместе с почитанием этих местных божеств можно наблюдать в Понте и влияние персидской религии. Известно, что значительная часть понтийской аристократии, которая в то же время составляла класс крупных собственников, принадлежала к персам, переселившимся сюда вслед за распространением на Понт персидского владычества. Персы относились с уважением к местной религии и оставили великим жрецам местных святилищ большие земельные владения, царский почет и множество иеродулов. Но рядом с местными храмами они ставили и свои жертвенники, наделяли привилегиями персидских жрецов, хотя и не стремились распространить персидскую религию на счет местной: оба культа уживались рядом. Персидские боги не имели храмов в собственном смысле слова, а только священные ограды, рассеянные по всей стране и находившиеся в распоряжении коллегии магов. Большая часть этих священных оград была посвящена высшему богу — Ормузду. Но в Зиле, древнем понтийском городе, было особенное святилище, посвященное трем популярным божествам — Анаитиде, Оману и Анадату. Город был расположен на совершенно правильном холме, который древние называли холмом Семирамиды. Можно думать, что в Зиле было древнее местное святилище, которое было присвоено иранскими завоевателями; но за то самый культ персидских божеств в Зиле был организован по образцу местных культов: великий жрец Зилы соперничал с жрецом Коман в значении, богатстве, объеме земельных владений и числе иеродулов; здесь так же торжественно, как и в Команах, носили по улицам Зилы деревянное изображение бога Омана. Сюда приходили обитатели окрестных областей, к какому бы племени они не принадлежали, и приносили в Зиле свои клятвы [100]. При храме Анаитиды процветала и священная проституция. О персидских культах в Понте Страбон сообщает следующие данные: „В Зилитиде есть город, построенный на насыпи Семирамиды, имеющий храм Анаитиды, которую чтут также армяне. Жертвоприношения совершаются там с большим торжеством, и все тамошние понтийцы клянутся в важных обстоятельствах. Толпа храмовых служителей, почтение к жрецам были здесь во времена царей такими же, какими мы описали их раньше… Многие цари исказили священное служение, сократили число храмовых служителей и уменьшили другие богатства. Уменьшена была и разделена на большое, число провинций и прилегающая область, так называемая Зилитида, которая имеет город Зилу на земляной насыпи. В древности цари обращались с Зилой не как с городом, а как с святилищем персидских божеств, и жрец в нем был неограниченным владыкой. Город занят был большим числом храмовых служителей и жрецов, имевших большие доходы…. земля священная и принадлежавшая жрецу подлежала ведению немногих сдужителей“ [101]. В другом месте Страбон говорит, что Сакаи „доходили до Каппадоков и в особенности до тех народов у Евксина, которые называютея теперь Понтиками. Персидские полководцы того времени напали на них ночью во время пира после грабежа и истребили их совершенно. На равнине с помощью земляной насыпи они придали скале подобие холма, обвели ее стеною и соорудили там храм Анаитиде и еще двум персидским божествам, имевшим общий жертвенник, Оману и Анадату; они же установили ежегодный народный праздник — Сакая, который празднуется и до настоящего времени жителями Зилы“ [102].

Страбон дает сведения и относительно культа персидских божеств. Сообщив, что в Каппадокии многочислен класс магов, называвшихся также пирефами, он говорит, что здесь было много и храмов, называвшихся пирефеями, или храмами огня, представлявших обширные помещения; посредине их стоял алтарь, на котором маги поддерживали много золы и неугасаемый огонь. Ежедневно они входили в храм и пели пред огнем таинственные песни в течение почти целого часа, держа в руках пучок прутьев и имея на голове шерстяные тиары, от которых по обеим щекам спускаются покрывала, прикрывающие даже губы. To же самое соблюдалось в храмах Анаитиды и Омана; и эти божества имели священные помещения, а изображение Омана носили в процессиях [103]. В частности относительно культа Анаитиды Страбон сообщает такие подробности, которые в известной степени сближают его с культом богини Ma и которые делают понятным возможность широкого распространения и влияния его среди понтийского населения. „В храмах (Анаитиды), — говорит он, — были служители и служительницы… Кроме того, знатнейшие из народа посвящали богине девиц–дочерей, для которых существовал закон: проституировать долгое время на служении богине, а потом вступать в брак; никто не отказывался жениться на такой женщине“ [104].

Когда стало проникать в страну греческое влияние, то греческие элементы стали примешиваться и к местным религиозным культам. Это смешение выразилось прежде всего в попытках перевести на греческий язык имена местных божеств и ассимилировать их с божествами Олимпа; отсюда Ma называется Артемидой или Ение, Ормузд — Зевсом Воителем, и грек Дорилай делается великим жрецом Коман, не возбуждая никакого протеста. Отожествив богиню Коман Каппадокийских с Артемидой Таврополой, распространяют сказание, что культ ее перенес сюда из Таврической Скифии Орест с своей сестрой Ифигенией, и что самое место получило название Коман потому, что здесь он снял свои отросшие во время печали волосы (κόμη) [105]. Далее, сообщается [106], что и Каппадокийские и Понтийские Команы притязали на обладание мечом Ифигении, или еще, что Орест после своего возвращения έκ Ταύρων впал в болезнь и, вопросивши оракула об исцелении, получил ответ, что он тогда только выздоровеет, когда построит храм Артемиде в месте, совершенно похожем на местность έκ Ταύροις; он сначала построил храм в Команах Понтийских, но потом, когда болезнь не оставляла его, и в Команах Каппадокийских [107].

Римское владычество в свою очередь принесло с собою римское влияиие и в области религии; отсюда появились Аполлон и Беллона. Как известно, римляне терпимо относились к национальным религиям. Но политика романизации провинциальных городов требовала такой силы, которая связывала бы разнородные части государства; такой силой и явился культ императоров, который был шире каждой национальной религии и должен быть принят всеми народами, соединенными под властью Рима. И в Малой Азии уже при Августе каждый значительный город имел свой храм в честь императора [108]. В Неокесарии было два таких храма, — один был посвящен Августу, и в честь его совершались игры ’Άκτια, вероятно, уже при Полемоне и Пифодориде; а второй — Александру Северу [109].

Однако нельзя преувеличивать греко–римского влияния ни в области культуры, ни в области религии. Несомненно, что большие города приняли и греческие или латинские имена; латинский и греческий язык был языком правительственным, языком образованных классов и вообще высших кругов общества. Но греческий язык не сделался народным языком даже в III в. по Р. Хр.: народная масса говорила на местных языках, хотя писавшие книги иногда писали их на греческом языке, а лица административные говорили по–латыни. Народ продолжал веровать в свою собственную религию: ее боги образованными классами были отожествлены с богами Греции и Рима и названы греческими именами, но они не имели греческого и римского характера, — они были азиатскими божествами [110]. Это можно сказать о всей Малой Азии вообще, — это же можно приложить и к Понту в частности.

Чтобы закончить картину религиозно–культурных влияний в Понте до распространения и утверждения в нем христианства, необходимо указать еще на несомненное присутствие здесь, по крайней мере, в прибрежных торговых городах и более крупных и важных пунктах внутреннего Понта иудеев рассеяния. Вполне определенное указание на это находим в Деян. II, 9. Далее иудей Акила, спутник апостола Павла, был родом из Понта (Деян. XVIII, 2); из Понта же был и иудейский прозелит Акила, переводчик Ветхого Завета. Из того, что последний Акила был прозелит из начала II в. по Р. Хр., ясно, что иудейство и здесь, как и всюду, развивало свою пропаганду и имело известный успех. Широко было распространено иудейство и в Каппадокии [111]. Любопытный факт для характеристики способов распространения иудейства представляет женитьба Полемона II на Веренике, дочери иудейского царя Агриппы I (Деян. XII) и сестре Ирода Агриппы II (Деян. XXVI). Вереника, бывшая долгое время вдовой после смерти своего мужа и дяди Ирода Халкиса (ум. в 48 г. по Р. Хр.), сама убедила Полемона жениться на ней. Последний согласился на этот брак, главным образом, ради ее богатства и даже принял обрезание. Но когда Вереника в скором времени оставила его, он в свою очередь оставил иудейские обычаи [112]. Несомненно, конечно, что иудейство и в Понте имело такое же значение в подготовке почвы для распространения христианства, как и в других местах [113].