Пенелопа Уильямсон - Сердце Запада

• Название: Сердце Запада
• Автор: Пенелопа Уильямсон
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1995

Клементина Кенникутт, воспитанная в пуританской Новой Англии, стремится убежать из дома своего жестокого отца. Поэтому, когда Гас Маккуин, ковбой со смеющимися глазами и грандиозными планами, предлагает ей отправиться вместе на его ранчо в Монтану, Клементина быстро соглашается. Но ничто не подготовило беглянку ни к суровой действительности жизни на пограничной территории, ни к внезапным порывам своевольного сердца, а меньше всего к влюбленности с первого взгляда в Зака Рафферти, предназначенного ей судьбой, лихого и безрассудного брата Гаса. Будучи леди, Клементина решает, что не позволит фронтиру или замужеству одержать над ней верх. Она живет полной жизнью, заводит дружбу с городской проституткой, встает на защиту индейцев и подавляет желания собственного сердца, пока Зак, решившись на противостояние, не вынуждает ее сделать выбор. 

Перевод осуществлен на сайте http://lady.webnice.ru.

Перевод: Rusena

Редактирование: LuSt, codeburger

Иллюстрации: Nata Nata

Полное оформление можно посмотреть в теме

Пенелопа Уильямсон "Сердце Запада"

http://lady.webnice.ru/forum/viewtopic.php?t=15235

---

Маккуин перевел взгляд на сына. Прошлой ночью у мальчика был очередной приступ, но сейчас он выглядел здоровым. Дэниел сидел на коленях Сафрони, лепеча себе под нос и размахивая ложкой в воздухе.

Сафрони украдкой бросила быстрый взгляд на вошедшего Гаса и неуклюже поднялась на ноги, по-прежнему крепко прижимая Дэниела к груди.

– Пойду уложу его спать, – сказала она Клементине, стоявшей у гладильной доски и утюжащей складки на одной из своих юбок.

– Не буду спать! – тут же заявила Сара.

Клементина не сводила глаз с Гаса, пристально наблюдая за ним, даже когда брызгала водой на ткань, наполняя комнату ароматом лаванды.

– Ты можешь помочь мисс Сафрони собрать яйца, – сказала она дочери.

Сара сама слезла со стула и, размахивая руками как маленький генерал, с прямой спиной промаршировала из кухни, вызвав у Гаса еще одну улыбку. Его дочь уже заставила всех понять, кто здесь главный командир.

Маккуин задался вопросом, уйдет ли Сафрони, если он скажет, что больше не сможет платить ей доллар в неделю. Почему-то он в этом сомневался. И, кроме того, жалованье Сафрони выплачивалось из денег Клементины, вырученных за масло и яйца. Его жена сбивала масло, которое продавала по двенадцать центов за полкилограмма, и выращивала несушек, прося по пять центов за десяток яиц. Именно эти деньги, заработанные Клементиной, держали ранчо на плаву все лето, и Гасу было противно признаваться в этом, даже себе самому. Ведь обеспечивать семью — мужская обязанность.

Клементина повернулась к гладильной доске и сжала ручку утюга. Она подняла его, и Гас увидел как хрупкие кости и сухожилия руки выступили под потрескавшейся и покрасневшей кожей. Лицо жены покрывала испарина, но тем не менее ее окружало спокойствие, которое постоянно исходило из неведомых глубин, куда ему хода не было. Иногда он ненавидел силу, которую чувствовал в Клементине.

Иногда Гас даже думал, что женат на женщине, которую толком не знает и не любит.

– Разве сейчас не слишком жарко для такой работы? – спросил он.

– Гладить нужно независимо от погоды, – бросила Клементина, отчего Гас стиснул зубы. Жена вынуждала его чувствовать себя ответственным за жару и засуху, за все это несуразное, плачевное состояние мира. Она поставила утюг на подставку и подняла голову как раз в нужный момент, чтобы заметить выражение его лица. – Гас? Что-то случилось?

– О, Боже, нет, конечно, что вы, миссис Маккуин, – произнес он, подражая ее бостонскому выговору и напыщенным манерам, которыми она пользовалась как щитом, чтобы держать людей на расстоянии. – Все так замечательно, что чудесней не бывает!Скот продолжает дохнуть, и, похоже, предстоит еще один восхитительный денек с сорокаградусами в тени и раскаленным ветром, высушивающим траву и то, что осталось от реки. Даже не припомню еще такого дня, когда все было настолько хорошо.

Гас замолчал, чтобы перевести дыхание, и взглянул на Клементину. – Давай, чего ждешь? Говори же. Давай, черт тебя подери, скажи!

Ему не следовало бранить её. Он никогда так прежде не делал. Однако в глазах жены Гас не увидел осуждения, только беспокойство.

– Что ты хочешь от меня услышать, Гас?

– Что я должен был предвидеть, что рынок завалят говядиной. Должен был предвидеть, что наступит засуха, ведь за всю зиму почти не выпало снега. Не должен был пороть горячку, закупая больше скота, чем нужно, лишь потому, что у нас случился один хороший год. Не должен был занимать деньги на покупку лесистого участка, который мне приглянулся, когда его выставили на продажу. Не должен был закладывать все до нитки и даже душу, чтобы построить дом как на Востоке для своей бостонской жены посреди богом забытых монтанских прерий, где палящие засухи, лютые зимы, ураганные ветра и степные пожары так же в порядке вещей, как сорняки на грядке.

Его бостонская жена с Востока смотрела на него, ничего не говоря. Какие бы чувства не обуревали Клементину, она держала их застегнутыми наглухо, как ее жесткий воротник. На памяти Гаса, за всю их совместную жизнь Клементина высвобождала эмоции только в постели, в его объятиях, и только однажды в тот день на могиле Чарли, когда истошно вопила от ярости и боли. Гасу так хотелось, чтобы и сейчас она дала волю чувствам, пошумела и поругалась на него, возможно, даже разрыдалась. Черт, что же это за женщина такая, которая никогда не плачет? Маккуин хотел, чтобы она обнажила свой страх, и тогда он смог бы показать себя настоящим мужчиной и успокоить жену.

Клементина шагнула к мужу, но Гас попятился, испугавшись напора внезапно всколыхнувшихся в груди чувств. Именно ему не терпелось покричать, поругаться и разрыдаться. Именно он нуждался в утешении.

– Гас, что такое? Что случилось?

Маккуин наткнулся бедром на стул и сел на него. Закрыл лицо руками и случайно угодил локтем в лужу пролитой Сарой каши.

– Вот черт! – воскликнул он и рассмеялся, но вырвавшийся у него смешок больше походил на рыдание. Гас прижал к губам кулак.

Горячие слезы обжигали, и он крепко зажмурился. Но когда открыл глаза, жена по-прежнему стояла рядом. Гас не мог поднять голову, не мог позволить ей увидеть его лицо, не тогда, когда глаза застила жгучая пелена. Клементина коснулась кулака, который Маккуин все еще плотно прижимал ко рту, и тем самым словно выдернула из бочки затычку.

Полились слова, резкие и скрипучие.

– О, Боже, Клем, мы совсем разорены. Близится срок выплаты налогов, а все проклятое ранчо заложено, от подвала до дымовой трубы. Скот теперь не просто страдает от жажды, он подыхает, а те, кто еще таскают ноги — лишь беспородные твари. Чтобы построить дом, я занял деньги под землю, и сейчас я так ужасно... – «Боюсь». Но Гас не мог сказать этого жене. Не мог сказать, как сильно напуган. Он мужчина. Тот, кто должен заботиться о ней. Тот, кто закармливал ее обещаниями дать ей все, что она когда-то оставила, поддавшись на его посулы и сбежав с ним. Тот, кто делился с ней грандиозными планами по превращению «Ревущего Р» в самое лучшее ранчо к северу от Техаса.

 Каким-то образом ее рука оказалась у него на голове, и Клементина снова и снова гладила его волосы, как мать, ласкающая ребенка. Сладко. Так приятно, что Гас устыдился. Устыдился, что так сильно в этом нуждался.

– Сколько тебе нужно? – спросила Клементина.

На мгновение Гас понял ее неверно и чуть не сказал вслух: «Я хочу тебя всю. Всю тебя, Клементина, включая — даже в особенности — те части, которые мне никогда не принадлежали». Но затем, прежде чем слова сорвались с губ, он осознал, что жена говорила о деньгах, и горько усмехнулся.

– Почти все, что находится в банке профсоюза горнорабочих, если бы нам взбрело на ум его ограбить.

– В таком случае, на налоги. Сколько тебе нужно на налоги?

Гас провел рукой по лицу. Он трясся, но глубоко внутри, внизу живота, там, где, слава Богу, она не могла увидеть.

– Около сотни.

Клементина отошла в сторону, и Гас чуть было не вытянул руку, чтобы вернуть ее. Он услышал, как она пересекла кухню, стуча каблуками по сосновым доскам. Загремела посуда, а затем снова послышалось клацанье туфель, и Клементина положила что-то между его расставленных локтей. Предмет пах мукой и зазвенел, ударившись о стол.

Это что-то хранилось в мучном закроме, было спрятано в мучном закроме. Гас почувствовал муку на пальцах, когда взял вещицу в руки: странный мешочек имел форму сердечка и был сделан из какого-то шелковистого материала. Именно этот тяжелый мешочек звенел и был наполнен...

Гас поднял голову и пристально посмотрел на жену. Та ответила ему спокойным взглядом широко распахнутых глаз.

Его рука так крепко сомкнулась вокруг шелкового кошелька, что ладонь засаднило.

– Откуда это? – И тут же подумал, что убьет Клементину, если она скажет, что деньги от его брата.

– От моей матери. Там было больше, но я немного потратила за эти годы. На фотографическое оборудование, ведь ты с таким неодобрением относился к фотографированию, что мне казалось неправильным брать твои деньги, а еще... и на другие вещи.

– Другие вещи, которые я не одобрял?

Клементина втянула в себя воздух, ее плечи окаменели. Тем не менее она крепко сжимала губы, как всегда делала вместо того, чтобы спорить с мужем. Гасу захотелось встряхнуть жену, ударить ее. Заставить Клементину хоть что-то почувствовать, черт бы ее побрал.

Маккуин не осознавал, что резко поднялся со стула и замахнулся, пока жена не отшатнулась от него. Сейчас ее округлившиеся глаза казались темными, а кулаки комкали тяжелую черную ткань юбки. Клементина смело подняла подбородок, но в ее глазах по-прежнему плескался дикий страх, и Гас ощутил, что отчасти доволен этим страхом, помоги ему Боже.

– Ты ударишь меня, Гас? – спросила она тихим напряженным голосом. – Нарушишь свое слово и снова ударишь меня?