Дмитрий Старицкий - Две свадьбы и одни похороны

• Название: Две свадьбы и одни похороны
• Автор: Дмитрий Старицкий
• Жанр: Боевая фантастика
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-9922-1443-7

Земля лишних — другой мир. Сюда таинственный орден незаметно для окружающих отправляет людей, посчитавших себя лишними здесь — на старой доброй Земле. Но Георгий Волынский к лишним себя никогда не относил. Он попал в этот мир случайно, по ошибке, вместе с автобусом и тринадцатью юными красавицами из эскорта, которых он вез на корпоративную вечеринку.

Чтобы выжить, им всем пришлось фантастически измениться. Главный герой, бывший креативный директор, теперь командир боевого отряда, гламурные девицы-модели, ставшие стрелками, снайперами и радистами, — его бойцы, мирный школьный автобус превратился в бронированного, камуфлированного и вооруженного монстра. Их сплотила общая цель — добраться до своих, до русского анклава, преодолев тысячи километров намеченного маршрута через дикие земли, кишащие хищным зверьем и бандитами. Многое им уготовано в долгом и опасном пути: погони и перестрелки, страх и ярость, любовь и ненависть…

---

Я с удивлением только час назад узнал, что Билл — верующий и принадлежит к этой конфессии: когда ко мне прибежала в растрепанных чувствах Катя, уже одетая в подвенечное платье, прося совета — как быть? Она же православная.

Ответил ей просто:

— Бог у нас един, Катя, а что веры разные, так это уже от людей. И так как православного храма тут нет, то не будет для тебя большим грехом венчаться у протестантов, потому как они тоже христиане, к тому же тринитарии. А англикане и методисты — по догматам наиболее близкие к православию из всех христиан. Так что не бери дурного в голову. Не в униаты записывают. Вспомни, как в Библии завещано: «Прилепися жена к мужу своему, да станут они одна плоть», — вот блин, даже в образ проповедника вошел не без удовольствия.

— Ты так думаешь? — спросила Катя с подозрением, растягивая слово «думаешь».

— Не думаю, Катюха, а знаю.

Ответил с апломбом, а то как еще ее убедить? Накрутит себя, взбрыкнет в одночасье, забыкует на религиозной почве и все насмарку пустит. Все мои труды по сводничеству. Какой же я тогда свах?

Посмотрел ей прямо в глаза и добавил, понизив голос:

— Если тебя мучает, что под венец идешь без исповеди, так я готов у тебя ее принять. И отпустить грехи.

— Обломись, Жорик, — фыркнула невеста, — ты и так про меня слишком много знаешь.

— Ну тогда иди и не греши, — перекрестил я ее, — я тебя благословляю.

— Нет, Жора, ты для меня все же загадка, — покачала головой Катя и, крутанув пышными юбками, умчалась по своим хлопотам.

Наконец все заняли свои места на помосте.

Билл с Саркисом в качестве шафера, или, как тут говорят, — бестмэна, отделились от толпы и встали рядом с пастором.

Потом по проходу пустили чьих-то детей лет семи-восьми. Девочка была в коротком, но пышном белом платьице, из-под которого двумя коронами выглядывали кружева длинных панталончиков. Она гордо несла маленькую корзинку и, как толстовский сеятель, раскидывала по суконной дорожке лепестки цветов, беря их горстью из этой корзинки. А мальчик в белой рубашке с черной бабочкой и серых штанах до колен рядом с ней на вытянутых руках осторожно нес белую бархатную подушечку с золотыми кистями по углам. На подушке лежали обручальные кольца. И было заметно, что он очень боится их уронить, хотя кольца на такой случай были заранее слегка прихвачены ниткой.

Эта пара юных ангелочков, дойдя до падре, все названные причиндалы сложили на импровизированный алтарь под аркой и, получив от пастора по конфете, гордые бросились в толпу к родителям.

Затем я, на правах посаженого отца,[82] взяв Катю за пальцы по-королевски, то есть с прямым выносом рук вперед движения, неторопливо повел ее этим проходом, шагая по цветочным лепесткам к алтарю, у которого ее ожидал толстый, красный, рыжий, лысоватый счастливый Билл, одетый во все белое.

С первым нашим шагом по помосту из динамиков торжественно взревел марш Мендельсона. Скорее всего, кто-то из наших девчат расстарался и выкопал этот музон по случаю на MPЗ-флешке или в телефоне. А может, и сам Саркис. Но точно не прихожане методистской церкви.

На Кате было надето длинное легкое платье нежно-персикового цвета, с декольте и кринолином и короткая смешная фата без флердоранжа.[83]

Я вел Катю к алтарю, чувствуя пальцами, как ее начинает нехило колбасить.

На середине пути Катя заполошно воскликнула, и, слава богу, за громкой музыкой ее слов никто, кроме меня, не услышал:

— Жора, ты не сказал мне главных слов.

— Каких?

— Ты со мной не развелся, придурок.

Да, мой косяк, ничего не попишешь. И для Катиного душевного равновесия я ей тут же сказал три раза «талах», что ее ненадолго успокоило.

Наступил момент истины.

Мы с Катей, неторопливо пройдя дорожкой, встали напротив жениха с шафером.

Пастор, прижав Библию к сердцу, вскинул в сторону толпы правую руку. Музыка стихла, и он выкрикнул неожиданно высоким тонким голосом:

— Есть здесь человек, который может сказать что-то, из-за чего не может быть совершен данный брачный обряд?

Наступившая молчаливая пауза показалась мне вечностью. Я подспудно все ждал от кого-то подлянки. Чуйка свербила под копчиком, что без этого не обойдется. А пальцы чувствовали, как снова колотит Катю. Сквозь фату мне было видно, как она закусила нижнюю губу, закатив глаза под брови. Она тоже очень трусила, что кто-то сейчас выйдет и опорочит ее перед всеми. И убьет ее второй шанс.

Но обошлось. Все промолчали. Хотя чуйка моя успокаиваться даже не собиралась. Просто вибрировала.

Пастор продолжил:

— Пусть такой человек выйдет сюда и скажет это всем громко. Или молчит об этом всю свою жизнь, до смерти. — Он приподнял обеими руками над головой том Библии, как будто бы хотел такому нахалу, буде тот обнаружится, вбить этой книгой голову в штаны.

Никто не вышел.

Катю отпустило. Она уже улыбалась сквозь фату. Победно так.

— Подойдите ко мне, дети мои, — сказал пастор.

И мы с Саркисом подвели к нему брачующихся.

— Возьмитесь за руки и скажите друг другу пред Богом и людьми слова брачного обета.

Билл осторожно поднял фату на невесте, потом снова взял Катю за руки и, глядя ей в глаза, с чувством сказал:

— Я буду любить тебя и почитать тебя во все дни моей жизни. Я, Вильям, беру тебя, Екатерина, в мои законные жены, чтобы быть с тобой и хранить тебя, начиная с этого дня. Я обещаю быть верным тебе во времена хорошие и плохие, в богатстве и бедности, в болезни и здравии, в горе и радости, пока смерть не разлучит нас.

Катя, держа Билла за руку, смотря ему в глаза и сияя запредельным счастьем, чуть сбивчиво произнесла ответную формулу брачного обета:

— Я буду любить тебя и почитать тебя во все дни жизни моей. Я, Екатерина, беру тебя, Вильям, как своего законного мужа, чтобы быть с тобой и хранить тебя, начиная с этого дня. Я обещаю быть верной тебе и в хорошие времена и в плохие, в богатстве и бедности, в болезни и здравии, в горе и радости, пока смерть не разлучит нас, — и сама лучилась просто ангельским светом.

Было заметно, что говорила она не на своем языке. Заучила наизусть, скорее всего. Я же помню, что Катя довольно посредственно знала английский.

Потом они взяли с алтаря кольца и обменялись ими.

Методистский священник, прижав к груди Библию, бросил в толпу слова, словно пригрозил:

— Что Бог соединил, никакой человек да не разделит.

Потом, обратившись к молодоженам, произнес:

— Супружество, вами заключенное, я авторитетом Матери нашей Методистской церкви Новой Земли подтверждаю и благословляю. Отныне вы муж и жена пред Богом и людьми. Во имя Отца и Сына и Святого Духа! Аминь.

Он перекрестил новобрачных книгой.

— А теперь скрепите свой союз поцелуем.

Тут же раздался шквал аплодисментов, и на радиоточке снова врубили Мендельсона. А Зоран стал усерднее тратить пленку под вспышку.

Итак, первая часть Марлезонского балета[84] завершена благополучно, а чуйка гадская все ноет про возможную подлянку и сдаваться не собирается.

Теперь осталось найти вторую невесту для продолжения банкета, пока первая целуется с законным мужем. Я же и второй невесте тоже посаженый отец.

Душа стремилась завершить наконец-то действо, которое снимает с меня ответственность за двух юных дев.

А кто спас хоть одну душу — спас весь род человеческий, говорит Писание.

Воздастся тому.

Надеюсь.

Вот Дюлекан стоит чуть в сторонке в своем подвенечном платье. Вижу. Одна стоит.

А где Доннерман?

Нет Доннермана.

Чуйка заныла просто бормашиной.

Пробежался глазами по толпе гостей.

Потом по периферии — и краем глаза зацепил знакомую фигуру, заворачивающую за угол оружейного магазина.

Я немедленно бросился туда, как самонаводящаяся ракета по тепловому следу.

Выскочив за угол, увидел, как Борис в свадебном костюме садится в служебный «хамви», с которого он уже оборвал все цветы, и они убитыми трупиками валялись на гравии.

— Стой! Ты куда? — крикнул я ему, подбегая к машине.

— Домой! — огрызнулся сержант, садясь на водительское место. — Обломись, Жора, не выйдет меня на проститутке женить. Думаешь, нашел лоха педального? — Он торжествующе показал мне комбинацию из трех пальцев, покрутив этой фигой у меня под носом.

— Кто тебе сказал, что она проститутка? — спросил я как можно спокойнее.

— Какая тебе разница? Главное — сказали.

— А ты не подумал, что тебе могли неправду сказать?

— А то нет? — взвился Доннерман.

Было такое ощущение, что еще чуть-чуть — и он начнет на себе рубаху рвать и пуп царапать. Накрутил себя парень нехило.

— Нет, — ответил я ровным тоном. — Эскорт — это торговля красотой, а не телом.

А внутри у меня все так клокотало, даже пристрелить его захотелось, урода. Взять и всадить три-четыре пули в эту наглую рожу. Даже не знаю, что бы было, не оставь я свой «шмайсер» в домике.