Джоджо Мойес - Девушка, которую ты покинул

• Название: Девушка, которую ты покинул
• Автор: Джоджо Мойес
• Жанр: Современная проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-389-04717-4

Почти столетие разделяет Софи Лефевр и Лив Халстон. Но их объединяет решимость бороться до последнего за то, что им дороже всего в жизни.

Картина «Девушка, которую ты покинул» для Софи — напоминание о счастливых годах, прожитых с мужем, талантливым художником, в Париже начала XX века. Ведь на этом полотне супруг изобразил именно ее, молодую и прекрасную.

Для Лив Халстон, живущей в наши дни, портрет Софи — это свадебный подарок, сделанный незадолго до смерти ее горячо любимым мужем. Случайная встреча раскрывает глаза Лив на истинную ценность картины, а когда она узнает историю полотна, ее жизнь меняется навсегда…

Книги Джоджо Мойес переведены на многие языки мира, регулярно входят в список бестселлеров «Нью-Йорк таймс», а права на их экранизацию покупают ведущие киностудии Голливуда.

Впервые на русском языке!

---

И тогда я встала. Мне хотелось обогнуть стол и подойти к сестре. Хотелось прижаться к ней, хотелось, чтобы она сказала, что все будет хорошо, что с нами ничего не случится. Но выражение ее лица говорило о том, что разговор закончен, и я, расправив юбки, пошла на кухню.

В ту ночь я спала очень беспокойно. Мне снился Эдуард, его лицо, искаженное гримасой отвращения. В моем сне мы ссорились, и я снова и снова пыталась втолковать ему, что приняла единственно верное решение, а он поворачивался ко мне спиной. А еще мне приснилось, будто мы опять ссорились, но уже сидя за столом, он отодвинул стул, я посмотрела вниз и обнаружила, что нижняя часть тела у него отсутствует. «Смотри, — сказал он. — Ну что, теперь ты довольна?» Я проснулась от собственных рыданий и обнаружила, что Эдит смотрит на меня черными бездонными глазами. Она протянула руку и нежно погладила меня по мокрой щеке, словно в знак сочувствия. Я обняла ее, и вот так, прижавшись друг к другу, мы лежали в полной тишине до самого утра.

Весь день я была точно сомнамбула. Пока Элен ходила на рынок, я приготовила детям завтрак, проследила за тем, чтобы Орельен, который опять был не в настроении, отвел Эдит в школу. В десять я открыла бар и обслужила несколько посетителей, явившихся с утра пораньше. Старик Рене со смехом рассказывал о том, как немецкое военное транспортное средство попало в канаву за казармами да так и застряло там. Этот инцидент страшно развеселил посетителей бара. Я раздвинула губы в улыбке и кивнула, мол, да, теперь будут знать, вот он, пресловутый немецкий стиль управления. Но я видела и слышала все словно со стороны.

Орельен и Эдит вернулись на обед, состоявший из ломтя хлеба и крошечного кусочка сыра, и пока они сидели на кухне, пришло уведомление от мэра о необходимости сдать несколько одеял и столовые приборы для новой казармы, расположенной в миле отсюда. Посетители недовольно рассматривали бумажку с предписанием, прекрасно понимая, что дома их будут ждать такие же. В душе я была даже довольна. Пусть все видят, что реквизиция не обошла стороной и меня.

В три часа мы сделали перерыв, чтобы посмотреть, как проходит немецкий санитарный обоз; от колес едущих вереницей грузовиков и повозок дрожала земля. Посетители бара на время притихли. В четыре пришла жена мэра, чтобы поблагодарить за добрые письма и ласковые слова. Я предложила ей выпить чашечку кофе, но она отказалась, объяснив, что хочет побыть одна. Мы видели, как она, пошатываясь, идет через площадь, а муж осторожно поддерживает ее под руку, словно боится, что жена упадет.

В половине пятого бар покинули последние посетители, и хотя до закрытия оставалось еще полчаса, я знала, что с наступлением темноты к нам больше никто не зайдет. Я прошлась по обеденному залу, чтобы опустить жалюзи на окнах, и очень скоро комната погрузилась в темноту. На кухне Элен проверяла у Эдит правописание, прерываясь время от времени, чтобы спеть песенку Жану и Мими.

Эдит уже успела привязаться к маленькому Жану, и Элен неоднократно отмечала, что лучшей помощницы и желать нельзя. Элен ни разу не поставила под сомнение мое решение взять к себе девочку; ей даже в голову не могло прийти отдать кому-то бедного ребенка, хотя число ртов в нашей семье увеличилось.

Поднявшись наверх, я достала из-под стропил свой дневник. Хотела написать пару строк, но поняла, что любое мое слово будет свидетельствовать против меня. Тогда я засунула дневник обратно в тайник и задумалась над тем, доведется ли мне еще когда-либо поговорить с мужем.

Немцы явились на ужин в положенное время, но почему-то без коменданта. Настроение у них было подавленное, и я, в который раз, понадеялась, что дела у них совсем плохи. Пока мы работали, Элен не спускала с меня глаз. Я видела, что она изо всех сил пытается понять, как я намерена поступить. Я подавала на стол, наливала вино, мыла посуду и вежливо кивала тем, кто благодарил нас за вкусную еду. Закрыв дверь за последним посетителем, я взяла на руки Эдит, которая, как обычно, заснула на ступеньках, и отнесла в спальню. Уложила в постель, накрыла одеялом, убрала со щеки непослушную прядь волос. Она беспокойно зашевелилась, даже во сне лицо ее сохраняло тревожное выражение.

Дождавшись, пока Эдит крепко уснет, я медленно, очень сосредоточенно причесала и заколола волосы. Я смотрела на свое отражение в тусклом свете свечи. Неожиданно что-то привлекло мое внимание. Повернувшись, я увидела подсунутую под дверь записку. Подняла и развернула ее. Там рукой Элен было написано:

Что сделано, того не воротишь.

Но тут я вспомнила об убитом заключенном в башмаках не по размеру, о грязных, оборванных людях, которые еще сегодня днем шли по главной улице города. И мне сразу стало ясно: у меня нет выбора.

Положив записку в тайник, я тихонько спустилась по лестнице. Посмотрела на висевший на стене портрет, осторожно сняла его с крючка и аккуратно завернула в шаль. Закутавшись потеплее, шагнула в темноту. Я уже закрывала за собой дверь, когда неожиданно услышала шепот сестры, ее голос пожарным колоколом прозвучал в моих ушах:

— Софи!

9

После долгих месяцев жизни при комендантском часе было как-то непривычно идти по городу в кромешной тьме. Пустынные обледеневшие улицы, плотно зашторенные темные окна. Я шла быстрым шагом, низко надвинув на лоб шаль. Оставалось только надеяться на то, что если кто и выглянет из окна, то не узнает меня, так как увидит лишь смутную тень крадущегося человека.

Холод пронизывал насквозь, но я его едва чувствовала. Минут пятнадцать я шла к ферме Фурье, где немцы обосновались годом раньше, и за это время утратила способность думать. Стала просто шагающей вещью. Мне казалось, если я хоть на секунду задумаюсь о том, куда иду, то просто-напросто не смогу заставить ноги слушаться, переставлять их одну за другой. Если задумаюсь, то сразу услышу предостережения сестры и гневные обличения соседей, паче чаяния узнавших, что я навещала господина коменданта под покровом ночи. Я буквально осязала собственный страх.

И тогда я, как заклинание, стала повторять имя мужа:

«Эдуард. Я освобожу Эдуарда. Я могу это сделать».

Наконец я достигла окраины города и свернула налево, где грязная дорога была напрочь разбита военным транспортом. Старая лошадь, когда-то принадлежавшая моему отцу, в прошлом году сломала ногу, попав в одну из рытвин; сидевший на ней немец слишком быстро ее гнал и не смотрел, куда едет. Орельен даже заплакал, узнав о печальном событии. Еще одна невинная жертва оккупации. Но сейчас нам уже было не до лошадей, их никто больше не оплакивает.

«Я верну Эдуарда домой».

Когда я свернула к ферме, луна скрылась за облаками. Я брела, не разбирая пути, по лужам стылой воды. Башмаки и чулки промокли насквозь, руки окоченели, и из боязни выронить картину я вцепилась в нее еще крепче. Увидев огни в доме где-то вдали, я пошла на свет. Впереди на обочине появилась расплывчатая тень какого-то мелкого лесного зверька. Должно быть, зайца. Затем дорогу мне перебежала лиса, остановилась и смерила меня наглым взглядом. Уже через секунду я услышала предсмертный хрип бедного зайца и с трудом подавила рвотный позыв.

Теперь ферма была уже близко, свет в окнах слепил глаза. Услышав совсем рядом шум мотора военного грузовика, я с замиранием сердца поспешно нырнула на обочину, подальше от ярких фар. Пока тяжелая машина вихляла по ухабам, я успела разглядеть в кузове лица сидящих впритирку женщин. Я долго смотрела им вслед, а затем стала осторожно выбираться, цепляясь шалью за ветки, на дорогу. Ходили упорные слухи, что немцы откуда-то привозят к себе девушек. И вот теперь я убедилась, что это не досужие вымыслы. Я вспомнила о Лилиан и тихо помолилась за нее.

Наконец я оказалась у ворот на ферму. Примерно в ста футах от себя я увидела уже другой грузовик и неясные силуэты вышедших оттуда женщин. Они молча свернули к двери налево, словно хорошо знали, куда идти. Я услышала мужские голоса, нестройное пение где-то вдалеке.

— Halt, — перегородил мне путь немецкий солдат, и я подпрыгнула от неожиданности.

Он поднял ружье, затем, присмотревшись, махнул рукой в сторону группы женщин.

— Нет… нет. Я к господину коменданту, — пролепетала я, а когда он снова нетерпеливо махнул рукой, уже громче сказала: — Nein. Herr Kommandant. Мне назначено.

— Herr Kommandant?

Лица его я не видела, но он явно пристально изучал меня. Затем размашистым шагом пересек двор, подошел к двери, которую я только сейчас заметила, постучал, и я услышала приглушенные голоса. Я ждала не в силах унять сердцебиение, от волнения кожа пошла мурашками.

— Wie heist? — вернувшись, спросил он.

— Я мадам Лефевр, — прошептала я.

Он показал на мою шаль, и я торопливо сдернула ее с головы, чтобы он видел мое лицо. Он махнул рукой в сторону двери на противоположной стороне двора: