Луис Карлос Монталван - Пока есть Вторник. Удивительная связь человека и собаки, способная творить чудеса

• Название: Пока есть Вторник. Удивительная связь человека и собаки, способная творить чудеса
• Автор: Луис Карлос Монталван
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-56648-8

Вторник — так зовут золотистого ретривера, героя этой книги. Но книга не только про собаку. Она — о потерях, разочарованиях, войне, преданности и любви. Ее автор — Луис Карлос Монталван, ветеран войны в Ираке, бывший капитан армии США, награжденный звездами, медалями и другими знаками отличия. После ранения и контузии в Ираке он стал инвалидом, неспособным выйти из квартиры, — ему повсюду мерещились снайперы, его одолевали приступы паники при виде вполне безобидных предметов. Жена ушла, военная карьера рухнула. Все изменилось, когда Луис взял себе Вторника — специально выдрессированного для помощи инвалидам пса-компаньона, который ежесекундно днем и ночью был рядом. Благодаря Вторнику Луис вернулся в нормальную жизнь, добился многого и стал знаменитым. О том, как это было, что пришлось пережить Луису и Вторнику, об удивительной связи человека и собаки рассказывает эта вдохновляющая и трогательная книга.

---

А потом, через три месяца, его наставника перевели в другую тюрьму.

Должно быть, расставаться им было тяжело. Очень нелегко расстраивать Вторника, особенно когда он смотрит на тебя своими умными грустными глазами. Наверное, наставник всплакнул и обнял пса в последний раз. Вторник стоял в дверях камеры, смотрел, как он уходит, и собачье сердце разбивалось. Если Вторнику грустно, это сразу видно: тоска растекается по всему его телу. Кажется, что он сейчас рухнет в обморок. Боль начинается в глазах, а потом уходит внутрь, развязывая все узлы. Может, кто-то скажет, что три месяца — совсем немного, но жизнь собаки коротка. Три «псиных» месяца — что два человеческих года. Это все равно что трехлетнему ребенку дать отца, который в нем души не чает, а когда малышу исполнится пять, навсегда его забрать.

Вторник был опустошен. Я знаю: он счел, что это все из-за него. Что он сделал не так? Почему его отвергли? Я почти вижу, как он стоит в дверях камеры, смотрит в коридор, хотя наставника давно увели, настолько давно, что новый дрессировщик уже потерял терпение и тянет поводок, умоляя пса идти. И Вторник наконец трогается с места, уходит от своей прежней жизни без малейшей жалобы. Уходит в новую камеру. Сворачивается клубком под койкой заключенного, понурившись и тоскуя.

Именно это и делает Вторника особенным. Я представляю себе, как молодой золотой ретривер с разбитым сердцем лежит под койкой и, думаю, даже отказывается есть. Только Вторник так может. Только Вторник принимает разрыв так близко к сердцу всего после трех месяцев вместе. Только Вторник будет ощущать потерю так глубоко. Редкое и неудачное стечение обстоятельств породило настоящую бурю неучтенных последствий. Этому ретриверу создали все условия, чтобы он с восторгом окунулся в связь между человеком и собакой. С помощью поощрений его приучили верить, что все действия хозяина — это реакция на его поведение. Вторник очень, очень чувствительный пес. Он хандрил не напоказ. Это были подлинные боль, одиночество и тоска. Десятки других собак проходили через такое и без труда перестраивались. И только Вторник совершенно пал духом. Только ради Вторника хотелось бросить все, обнять его и сказать:

— Пойдем со мной, мальчик. Я тебе дам все, что ты хочешь.

Новый наставник оказался человеком нервным. Он не был готов к такому открытому проявлению скорби, и тоска Вторника быстро начала его утомлять. Думаю, этот заключенный был нытиком вроде актера Стива Бушеми, он все время дергал поводок и повторял:

— Давай, Вторник, давай!

А потом всплескивал руками и восклицал:

— Я ни при чем! Ни при чем! Это все собака.

Из этого не могло выйти ничего путного. Вторник точнее других псов умеет оценивать людей. Он изучает тебя и все понимает. Я уже разобрался: он откликается сердцем, только если уважает. Могу представить, как Вторник вздыхал и спрашивал себя: «Как же это я так низко пал?» — когда мольбы нового наставника перешли в оправдания, а потом в жалобы. Он послушно исполнял команды на занятиях, потому что был под это заточен. Но как только дрессировка заканчивалась, пес прятался под койку и лежал там недвижно. Он скучал по своему другу. Он повесил нос и сник. Так продолжалось почти неделю.

Наконец вмешался заключенный по имени Том. Он был самым старшим в группе, больше тридцати лет отсидел за убийство с отягчающими вину обстоятельствами (от двадцати пяти лет до пожизненного). По молодости он перечитал чуть ли не все книжки тюремной библиотеки. Толкал штангу, дежурил по столовой и получил несколько образований. Но когда первое слушание по досрочному освобождению окончилось ничем, Том прекратил из кожи вон лезть, чтобы сделаться лучше, и начал примиряться со своей судьбой. К тому времени, как начала действовать программа «Щенки за решеткой», он большую часть времени проводил в камере или перед телевизором.

— В тюремной системе чувства приходится отсекать, — сказал он. — Иначе не выживешь, потому что здесь очень тяжело. Но, знаете, собаки снова сделали меня человеком.

К моменту появления Вторника Том выдрессировал шестерых псов, немецких овчарок, и все они сдали курс дополнительной дрессировки. Все они сейчас работают в этом большом мире, стараясь сделать его лучше. Это большая редкость. Лу Пикар и ее «Собаки-компаньоны Восточного Побережья» добиваются успеха в 80 % случаев, но во многих организациях по дрессировке псов-помощников программу оканчивает меньше половины животных. Не хочу сказать о них ничего плохого — статистика просто отражает высокую сложность курса. Собаки-компаньоны — это элита, они должны во всем подтверждать свой статус. Понятно, почему Том гордился своим рекордом — 6:0. Таких показателей не было ни у одного заключенного его колонии. В закрытом тюремном мире успех — социальная валюта, рекорд принес Тому уважение соузников, они прислушивались к нему и, что самое главное, не трогали.

Другие заключенные не верили, когда Том предложил взять Вторника.

— Зачем рисковать рекордом ради спятившего пса? — спрашивали они. — Никудышная собака.

Им казалось, что из Вторника уже ничего не слепишь. Он лодырь. Сломленный полугодовалый щенок. Никто, кроме Тома, не верил, что пес выкарабкается. Хотя и он сомневался.

— Момент выпал удачнее не бывает, — признался он.

Предыдущая собака Тома, немецкая овчарка, незадолго до этого сдала нормативы и стала служить в Министерстве национальной безопасности ищейкой, специализирующейся на взрывчатке, и рекордсмен весь извелся без пса.

— …знаете, собаки снова сделали меня человеком.

Том не пытался подольститься ко Вторнику. Не дергал за поводок. Вместо этого он залез под койку «Стива Бушеми» и лег с ним рядом. Тогда в песике было всего семь кило, а не тридцать семь, как сейчас, так что места для двоих как раз хватило. Том касался его лап, иногда чесал за ушами, но большей частью тихонько лежал, не говоря ни слова. Когда три часа спустя он поднялся. Вторник тоже встал и пошел следом в новый дом. Поставил передние лапы на койку Тома, принял поглаживание по голове и «хорошего мальчика», а потом лег в конуре в углу камеры.

С тех пор Вторник хвостом ходил за Томом. Шел рядом во время прогулки, пускал слюни на его колено в телевизорной комнате. Когда Том ложился спать, Вторник подходил, тыкался носом, а потом сворачивался в своей конуре. Во дворике, где вообще-то нужно было заниматься дрессировкой, щенок запрыгивал на скамью и жался поближе к наставнику. Никто, даже Том, никогда подобного не видел, У Вторника такие грустные глаза, особенно если его чем-то обидят. В семь месяцев он выглядел, наверное, совсем как брошенный ребенок. Да он и был таким. Когда я думаю о маленьком Вторнике, то отчетливо вижу, как это воплощение любви и невинности узнает, что такое боль.

Другие заключенные стали называть Вторника рохлей.

— Что ты будешь делать с этим слабаком, Том? — язвили они, выгуливая здоровенных «немок». — Возьми себе настоящую собаку.

Они ставили все, что у них было, — сигареты и шоколад, на то, что из Вторника ничего не выйдет.

Тому было все равно. Он верил в этого пса. Конечно, щенок был ранимый, но ведь умный и чуткий. Тому было шестьдесят, полжизни он провел за решеткой, так что знал, что спешить незачем. На то, чтобы разбить сердце или совершить преступление, хватит и мгновения. А преображение требует времени, особенно душевное, так что Том был готов таскаться с прилипалой-Вторником и сносить незлые насмешки молодых парней: он по опыту знал, что старый пес всегда знает, как ему лучше всего взобраться на вершину, даже если мышцы одряхлели и лапы уже не те.

Вторник был упрям, но нельзя было допустить, чтобы его отсеяли, так что Том обучал щенка командам. Наставник не перетруждал подопечного. Он видел и собак, и людей, которые надорвались из-за слишком упорной работы. Том нагружал Вторника медленно, но неуклонно, стараясь, чтобы псу было интересно заниматься, однако и через месяц обучения подвижек заметно не было. Вторник смотрел, слушал слова, брови прыгали, но его грустные глаза говорили: «Зачем? Зачем напрягаться?»

— Он все знал, — рассказывал Том, — но не реагировал. Просто не хотел ничего делать.

Для обучения — служебной собаки ли, бухгалтера, солдата — необходимо желание. Чтобы научиться, нужно желать успеха. На этом основан метод Лу Пикар: выполнение задания должно приносить счастье. У собак работа и награда связаны неразрывно — это записано в генах. Они стайные животные и судят друг друга на основе полезности поступков для группы — это заложено природой.

А у Вторника связь между работой и наградой разорвалась. Он рассуждал примерно так: я шесть месяцев выполнял команды. Я был хорошим псом. И что я за это получил? Меня передавали из стаи в стаю, а когда наконец приняли, то тут же отвергли.

Через несколько недель Том понял, что дрессировать Вторника обычным способом не получится. Он все думал и думал над этим, а возможно, сожалел о проигранных сигаретах, и вдруг однажды взгляд его упал на надувной бассейн в тюремном дворе. Этот бассейн приобрела организация «Щенки за решеткой» — его использовали при дрессировке в качестве награды. Глубина бассейна была метр двадцать, собаки в нем так и кишели, но Том подумал: «Почему бы и нет? Что я теряю?»