Бидия Дандарон - Избранные статьи; Черная Тетрадь; Материалы к биографии; История Кукунора Сумпы Кенпо

• Название: Избранные статьи; Черная Тетрадь; Материалы к биографии; История Кукунора Сумпы Кенпо
• Автор: Бидия Дандарон
• Издательство: Евразия
• Жанр: Буддизм
• Год: 2006
• ISBN: 5–8071–0204–5

Бидия Дандарович Дандарон (1914–1974) — известный буддийский философ, ученый — тибетолог и религиозный деятель, наследник древней буддийской традиции, восходящей к Будде Шакьямуни. Ему принадлежат исследования базовых положений философии буддизма, переводы сочинений авторитетных тибетских ученых — буддистов XVIII в. и практических текстов буддийской тантры. В настоящее издание включены статьи по основополагающим проблемам теории и практики буддизма, перевод сочинения тибетского ученого Сумпы Кенпо «История Кукунора» и последнее неоконченное сочинение Б. Д. Дандарона «Черная Тетрадь», содержащее размышление автора о судьбах народов и о нравственных проблемах современности сквозь призму философии махаяны. Книгу завершает собрание материалов к биографии Б. Д. Дандарона. Издание представляет интерес для религиоведов, историков, философов и для всех, интересующихся буддизмом.

---

Когда Дандарон начинал работать над переводом этого сочинения. посвященного в том числе теории становления сансары, сложной алхимии махабхутов, метафизике спасающих совершенных существ, у него было время тщательно выверять текст и обсуждать его с учениками. Именно при переводе "Карнатантры" продолжилась работа по созданию на русском языке буддийского терминологического ряда. В 1972 г. он форсировал перевод "Карнатантры", чувствуя, что времени остается мало, и практически не перепроверял его. Это сказалось на качестве, и перевод второй части "Карнатантры" так и остался черновым. При публикации буддологических статей в журнале "Гаруда" я счел возможным опубликовать ту самую первую четверть перевода "Карнатантры", которая была им доработана. Этим была приоткрыта неизвестная область интереса Дандарона к ньингмапе и дзогчену, интереса, который отражал и теоретический аспект его исследований и глубокие смыслы буддийской практики.

Всегда проповедуя как высшее достижение буддийской философии теорию мадхьямаки — прасангики, Дандарон, тем не менее, углубленно занимался построением непротиворечивой теории становления и эволюции сансары, опираясь на фундаментальное учение о четырех великих элементах, так называемых махабхутах, и развивая учение о ступенчатой дифференциации Ясного Света — сущности буддийского абсолюта, дхармакаи. Эта склонность к идеям эволюции Ясного Света пронизывала не только постоянные беседы с учениками, но составляла и содержание практики: он настаивал на быстрейшем переходе к завершающим периодам созерцания, сопровождающихся пранаямой и объясняемой им соответственно четверичной природе махабхутов, как это изложено в "Карнатантре" Нацог — Рандола. Так что в практике и в мировоззрении Дандарона в этот период, несмотря на неизменную приверженность классике нагарджуновского релятивизма, все же заметен был интерес к читтаматре. Поэтому нет ничего удивительного в том, что, поистине представляя все школы и всю Полноту Проповеди, он тем не менее демонстрировал акцент на теории Ясного Света. Мы же. стараясь сохранить Полноту его Проповеди и заранее зная, что это долго не продлится, в конце концов, неумолимо разошлись в своих врожденных предвзятостях по разным направлениям. Так. чисто махамудринский стиль сохранял А. И. Железное, развивая его в практике системы Ямантаки и Хаягривы. Ю. К. Лавров сосредоточился исключительно на Хеваджра — тантре, специально создавая конфликтные ситуации и практикуя бесстрашие. В. Пупышев последние годы жизни посвятил тибетской медицине, как в теории, так и в практике, А. Данелюс продолжил изучение и практику тантры Ваджрабхайравы, А. Донец посвятил себя изучению и переводу сутр и дхарани.

Общаясь с учениками. Бидия Дандарович любил рассказывать йогические истории из жизни махасиддхов. Эти житийные истории можно было найти на тибетском языке или в переводах на английском. Рассказы же Учителя, которые мы называем "Преданиями Кудунского круга", нигде не опубликованы, это биографические сюжеты об отце и о Лубсане Сандане Цыденове, об их учениках, это живая история недалекого прошлого йогической жизни бурятских буддистов, уникальное свидетельство реальности чудес практики, вдохновляющее и поэтическое повествование о жизни людей необычных.

Рассказывал Бидия Дандарович и об особых переживаниях из своего личного опыта. Так, с его слов, Лубсан Сандан приходил к нему домой, и Бидия Дандарович прислонил голову ему на плечо; это было перед его последней поездкой в Москву (1972 г.). Но особенно многозначительна и важна для судьбы сангхи и самого Дандарона стала его последняя встреча с Цыденовым. Вот устный пересказ об этой встречи с Лубсаном Санданом в Москве. Утром 9 июня

Вскоре Учитель выехал в Улан — Удэ. На перроне Улан — Удэнского вокзала Бидию Дандаровича встречали Лавров и Пупышев. "Водки!" — потребовал Бидия Дандарович, — "Пусть приедут срочно Саша и Бутидма [Мункина]". Железнов был в это время в Кижинге. Им сообщили, но каждому порознь. Раньше в Улан — Удэ успела Бутидма, Саша приехал через час после неё. Бидия Дандарович говорил им о проповеданном ему той ночью (9 июня) в Москве Учителем Лубсаном. Позже он поведал ученикам о первом из нескольких пунктов наставления Лубсана Сандана. Было сказано: "С тобой останутся те, кто не боится сансары".

Позднее стали известны и другие пункты проповеди Учителя Лубсан Сандана. Вот два из них. "Твои ученики — это не простые люди". И далее: "Раньше йогам являлись, мешая созерцать, мары в виде различных чудовищ, так было у индийских махасиддхов. У твоих учеников будет иначе. Для них препятствием будет закон страны. Но их внутренние переживания будут такие же, как и раньше у индийских и других йогов". До сих пор неясно, сколько же пунктов было в проповеди Лубсана Сандана в тот ночной визит. Но три положения Бидия Дандарович раскрыл, так как они относились исключительно к его ученикам. Остальная часть сказанного Лубсаном Санданом относилась к самому Дандарону. Последующие его действия могут косвенно раскрыть услышанное тогда в квартире Волковых.

Встреча с Лубсаном Санданом в Москве и возвращение в Улан-Удэ стали началом Ваджрной Проповеди — махамудры Учителя. Позже он обронил фразу: "Очевидно, придется садиться в тюрьму". Все почувствовали особенность и важность момента на расстоянии. Ученики, не договариваясь друг с другом, каждый самостоятельно, стали съезжаться в Улан — Удэ. Кроме тех, кто уже жил в Бурятии постоянно, приехали Антанас Данелюс, Линнарт Мялль, сестры Марет и Майя Карк, автор этих воспоминаний с женой Галиной, выписавшись из Ленинграда, Олег и Маргарита Альбедили и Донатас Буткус из Каунаса. Первый тезис Учителя Лубсана стал осуществляться на практике: реализовалась фантастическая атака на присущую всем двойственность, пробуждение спящей интуиции через парадокс, абсурдность ситуации, импульс риска, непрерывную необходимость самостоятельно принимать решения.

Ритуал сокшод проходил каждый день вечером. Сначала на Шишковке у Пупышева, а затем на квартире у Железнова, где в это время жил Дандарон. Бидия Дандарович практически ушел из дома. Отношения между сангхой и его женой становились все напряженнее. Софья Ивановна была недовольна, что Бидия Дандарович все свои силы и время тратит на дела сангхи. На многочисленные упреки с ее стороны он однажды ей сказал: "Я никогда не оставлю ребят, сангху, чтобы ни случилось". Софья Ивановна в своем недовольстве опиралась на Дандара, сына от первого мужа, студента — тибетолога ЛГУ.

Летом 1972 г. взаимоотношения учеников с Бидией Дандаровичем стали иными. Можно сказать так: он перестал с нами нянчиться. Учитель пошел на обострение отношений между собой и нами, иногда специально провоцируя экстремальные ситуации. Все вдруг обнаружили разделившую нас на внутреннем, скрытом уровне иерархию. Внешне сангха была едина, и все были дружны, проявляя необходимую взаимопомощь. Но внутренне каждый ощутил себя не очень уютно, когда стало ясно, что твой собрат явно понимает больше и глубже, но объяснить ничего не может, и ты сам не способен преодолеть невидимый магический барьер. Особенно ярко это проявилось в эпизоде встречи Дандара, пасынка Бидии Дандаровича. Он должен был прилететь из Ленинграда. Бидия Дандарович приказал Лаврову и мне поехать в аэропорт встретить его. Обратился он сначала к Юре: "Юра, ты поедешь в аэропорт?" — "Нет". Все замерли. "Даже если я тебе прикажу, не поедешь?" — "Если Вы прикажете, то поеду". "Володя, ты поедешь?" — "Да, поеду", — ответил я. Но в аэропорт приехали кроме нас с Юрой еще несколько человек: Л. Мялль, Марет Карк, Дасарма Баяртуева, В. Репка и А. Железное. Мы с Юрой, почти не общаясь, часа три слонялись по аэропорту. Репка и Железное держались рядом. Они стояли в отдалении, оживленно переговариваясь, и ощущалось на расстоянии, что у них нет никаких проблем: встречать или не встречать, разговаривать или не разговаривать с ним, они были совершенно раскрепощены. Но подойти к ним, принять участие в их свободном и оживленном разговоре не было никаких сил ни у кого из остальных. Как будто нас разделял невидимый непреодолимый барьер. Мы с Юрой также отделены от других были невидимой преградой. Дандара мы не встретили. Он нас благополучно миновал. Это тоже своеобразная магия. Ибо Учитель испытывал нас многопланово; прямолинейно исполнить его просьбу — это был бы минимальный успех. События в связи с приездом Дандара развернулись вечером. Мне пришлось его разговорить и выманить из дома под пустячным предлогом. Из темноты на нас надвинулись Лавров и Железное, и мы подошли к Дандару. Он побежал, началась погоня. Оказалось, что Лавров бегает лучше Железнова. Дандар отделался легким испугом и быстро оказался дома. Там уже был я. Бидия Дандарович смотрел на меня и Дандара удивленно. Спать мне пришлось на полу под столом, больше мест не было. Дандар устроился рядом со мной. Мне пришлось давать ему какие‑то сердечные таблетки и выслушать, как он боится смерти.