Николай Назаркин - Мандариновые острова

• Название: Мандариновые острова
• Автор: Николай Назаркин
• Издательство: Издательский Дом Мещерякова
• Жанр: Детская проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-91045-578-2

Коля Кашкин и другие слегка взрослые герои этой повести подолгу живут в больнице. Никто из них не выписывается оттуда навсегда. Все возвращаются — рано или поздно.

Писатель Николай Назаркин едва упоминает диагнозы, совсем не описывает болезненных процедур, больничной тоски и страхов: его интересует жизнь. Занятия, приметы, привычки и фантазии неунывающих пациентов детской больницы колонистов Мандариновых островов.

---

И спросил. Сразу же! Чтобы не успеть подумать, что… Уф, ладно!

Давид Игоревич уже был на своём месте, один, газету читал. И сразу сказал, как будто ничего особенного и он вообще меня ждал:

— Звони.

И опять в газету уткнулся. В «Вечернюю Москву». Он там читал последнюю страницу, там всегда всё самое интересное печатают.

А я поехал к телефону. И чем ближе я приезжал к этому жёлтому телефону на тумбочке у стола, тем больше мне не хотелось звонить. И идея была дурацкая, дурацкая, вот! Но звонить было надо.

И я позвонил. Сначала домой. Только там никто трубку не брал. Я сразу очень обрадовался, потому что теперь можно было просто послушать пятнадцать гудков, я всегда пятнадцать жду, ну, из вежливости, и положить трубку. И спокойненько ехать домой, в палату то есть. Потому что никто не подошёл, нету никого.

Но только я обрадовался, так сразу вспомнил, что Александра говорила же, что в субботу, сегодня то есть, она на кафедре своей будет. Новый год, значит, праздновать. Уф! Ну почему я этого не мог потом как-нибудь вспомнить?! Когда уже в палате был бы, например?! Ведь не поедешь же второй раз спрашивать позвонить… А теперь…

Но я нажал на рычажки и, пока не передумался, снова начал набирать номер. Александриной кафедры. Я его из головы свободно помню, Александра заставила заучить. «Если что». Ну, это она так сказала. Вот я и заучил. Если что.

Ну… Там, на кафедре этой, сразу почти ответили. Александра и ответила. «Кафедра потамологии, Кашкина!» — загробно-официальным голосом. Как в моём любимом фильме: «Очень приятно, царь!» Я прям так почти и сказал, но всё-таки передумал и сказал просто: «Это я звоню».

Тут Александра сначала перепугалась, по-моему, потому что сразу стала кричать: «Что случилось?! Ты откуда звонишь?! Всё в порядке?! Там есть кто-нибудь рядом?! Ты не падал?! Почему ты молчишь?!» — ну вот как тут не молчать, а говорить, если она всё равно не слушает, а только кричит? Женщины…

Но я её сумел убедить, что совсем не умираю пока и что немедленно ехать спасать меня не надо. А надо мне всего-навсего узнать, как рисовать остров. Карту острова.

Александра успокоилась — это я понял, потому что она перестала кричать и стала ворчать, — и сказала сразу, что «она не может сейчас надолго занимать телефон, и вообще — её ждут», но что она сегодня всё-таки приедет. Да, точно, сегодня суббота, родителей пускают. И — уф! — старших сестёр…

И она правда приехала. В четыре часа, как обещала. О! И привезла с собой всякие вкусные вещички! Нет, всё-таки иногда сёстры что-то понимают, факт. Даже старшие. Тортик даже привезла, два куска, в бумажке завёрнутые. Там, на бумажке, было даже чего-то написано. Я прочитал — я всё читаю, болезнь просто читательная, — написано: «Список л…ры», в середине кремом замазалось. Литературы, наверное, да. Наверняка с празднования этой их кафедры тортик. И список тоже. У!!! «Наполеончик», люблю-обожаю! И ещё пирожки с капустой, и пирожки с рисом и луком. И ещё конфеты: три «Белочки», две «Мишки в лесу»… И три «Вечерних звона», с орешками! И ещё колбасу привезла, твёрдую, как я люблю. И ещё грибов, лисичек, в майонезной баночке. И ещё…

Ой, да, она ещё такой тубус привезла, в котором возят чертежи. И вытащила оттуда — миллиметровку! Бумагу такую, разлинованную по миллиметрам! Для чертежей — самое оно, это я сразу понял! Там можно самую маленькую линию прямо нарисовать, не то что в тетрадке, даже в клеточку.

Класс! Я так обрадовался, что сразу их схватил. Листы миллиметровки то есть. Там был один зелёный лист и один оранжевый. Я даже не знаю, какой какого лучше.

И ещё там был один лист… Только Александра, моя сестрица Александра, сразу его отобрала и свернула быстро-быстро, и всё на меня поглядывала. Как будто я чего! Я и ничего. А у неё уши покраснели.

Потому что на том, ну, на третьем листе… Была она нарисована. Сестрица Александра. Портрет, представляете!

А я и не сказал ничего. Потому что я, конечно, ещё не совсем взрослый, надо это объективно, по-мужски признать… Но всё-таки уже слегка взрослый, пожалуй. Ну, это я так решил.

И даже не улыбнулся, когда она этот лист прятала. А портрет был очень похож! Только красивее. Хорошая школа.

Доставшиеся волею счастливых обстоятельств шоколад и прочие изумительные лакомства изрядно подняли настроение наших колонистов.

Глава пятая Индрикотерии, слоны, обезьяны и — ну, там ещё

Я миллиметровку развернул во всю ширь и на кровати уложил. Зелёный лист. А на кровати — потому что на тумбочке не помещалось, а стол Валя Дубец занял. Пыхтел там чего-то за столом.

Я сначала решил внимания не обращать и всё рассматривал эту миллиметровку. Но он так пыхтел, что просто невозможно! Ну!

Лист на кровати не помещался и всё старался свернуться в трубочку. А у меня ещё нога эта неповоротливая! Я прижал один конец миллиметровки подушкой, а другой никак прижать не получалось. Потому что на коляске там нормально не подъехать, нога моя гипсовая-костяная мешает.

Да даже если бы и получилось — как там рисовать-то? На одеяле, что ли? Оно же мягкое, понимать надо! Прорвёшь бумагу — и всё! Капец! И бумаге капец, и вообще. Потому что сестрица Александра ещё раз не потащит. Из принципа. У неё принципы — знаете, какие? Железные. Железобетонные. Особенно в отношении воспитания меня. Они даже с мамой как-то об этом спорили, когда я подслушал. Ну, случайно услышал — они просто громким шёпотом спорили. А когда громким шёпотом — то просто невозможно не услышать! Лучше уж нормальными голосами. Тогда внимания не обращаешь — и всё. А на шёпот сразу обращаешь. Потому что там тайна. Если шепчутся — значит, чего-то хотят скрыть. Интересно же, ну? И как это родители со всякими старшими сёстрами не понимают?! Впрочем, оно, наверное, даже хорошо… Для нас, я имею в виду.

Ну, короче, миллиметровку эту дурацкую… то есть не дурацкую, конечно, но чего она всё время сворачивается!.. да, я всё-таки на кровати разложил. Ну, а дальше чего?

Дубец всё за столом пыхтит. Чего он там делает-то? Подъехать, что ли, подсмотреть? Можно, конечно. Только это получится, что я интересуюсь, чего он там делает. А я совсем не интересуюсь, мне только стол нужен. А если я поеду, то он может подумать, что я подумал, что…

Я на месте немножко покрутился. Вперёд-назад. И вокруг себя ещё. На кресле-коляске это просто: зажимаешь правое, допустим, колесо, и — вжиу-у-у! — левое с самой полной силой! Разворот на все триста шестьдесят градусов! Главное — ногой не сшибить ничего. И никого. А то я так на прошлой неделе, когда мы с народом гонки по коридору устраивали, чуть мою Елену Николавну не сшиб! Прямо удивляюсь, как она успела в сторону отпрыгнуть. Что значит — здоровые ноги! Вот бы мне такие!

Я ещё немножко подумал про ноги Елены Николавны, то есть… ну… не про её ноги, а вообще, про здоровые ноги. Да, про здоровые ноги просто. Что бы я такого сделал, если бы прямо сейчас мог — ать-два! — и зашагать.

Из палаты, потом из отделения, вниз спуститься — по лестнице легко, даже лифта не надо ждать, лифты для больных, а я здоровый, хо-хо! — и через центральный вход выйти… Как будто так и надо — и вообще, я по сто раз в день так хожу. Ничего особенного!

Да, а потом по двору, вдоль забора, мимо нового корпуса и ещё немножко мимо старого — он там выглядывает одной стороной — и через ворота. Прямо на улицу! И снова, опять, значит, вдоль забора, но уже там, не в больнице совсем, и можно даже абсолютно про этот забор не думать, не смотреть даже на него! Просто идёт себе человек по улице и идёт. Мало ли дел у людей! А что мимо больницы и мимо больничного забора идёт — так это так получилось просто. И совсем он к этой больнице отношения не имеет. Никакого! Просто так идёт, здоровыми ногами.

И дошагать вот так до автобусной остановки. Встать — что там лавочки, ерунда! — встать у столба прямо и ждать своего автобуса. Он там один до метро идёт. И всего пять остановок, а уж на метро я потом двину… Ну, не знаю даже…

О, точно, поехал бы сначала в Палеонтологический музей, а потом всем подарки покупать! Новый год же скоро! Или сначала подарки, а потом в музей? Не, всё-таки музей первее — подарки мешаться будут. А может, вообще с ними не пустят, с сумками: вдруг я захочу скелет индрикотерия в сумку спрятать! Хи, вот было бы классно! Так что всё-таки музей. Хотя жалко, конечно, потому что в Палеонтологическом я могу сто часов гулять. Ну, головой могу, только ноги вот… Не, я ж забыл, что ноги здоровые!

Можно же сегодня просто спокойненько за подарками, а завтра — в музей! На целый день! Сначала там всё обежать быстренько, чтобы вспомнить, где чего лежит, — я там уже сто тыщ лет не был, в мае вообще последний раз! — а потом медленно, не торопясь, весь день впереди и ноги нормальные, по самым любимым местам…