Константин Крылов - Русские вопреки Путину

• Название: Русские вопреки Путину
• Автор: Константин Крылов
• Жанр: Политика

Константин Крылов – популярный российский публицист и политолог, главный редактор сайта Агентства Политических Новостей и журнала «Вопросы национализма», один из идеологов национал-демократического движения.

Произведения Константина Крылова отличаются яркостью и остротой; главный вопрос, который его занимает – положение русского народа в современной России. Как пишет К. Крылов, русский национализм давно уже принял цивилизованные формы. Сейчас русские националисты, по сути, единственные европейцы в России – хотя бы потому, что только русские националисты хотят создать в России национальное государство европейского типа. Все остальные, включая нынешнюю политическую элиту, – за дикарство и азиатчину.

Обо всем этом и многих других проблемах русской нации К. Крылов рассуждает в своей новой книге, представленной вашему вниманию.

---

Особенно интересным свойством низкого человека является его любовь к врагам. Низкий человек не просто откупается от тех, кто ему вредит, но еще и восхищается этими «сильными людьми», и – при малейшей возможности – пытается стать для них «своим», хотя бы на время. Более того: враги вызывают у него не только страх, но и уважение – известная поговорка «боится, значит – уважает» здесь полностью применима. Уважение обычно переходит в восхищение, особенно же если враг вдруг по какой-то причине проявляет милосердие к низкому человеку – то есть бьет не сильно. Пожалуй, это единственная ситуация, в которой низкий человек способен на что-то вроде благодарности.

Низкий человек очень ценит свою жизнь, более того – считает ее высшей ценностью. Разумеется, воспринимает он ее – как и все остальное – локально, как жизнь «здесь и сейчас». Низкий человек не только «продаст за копейку», но и предаст (все и вся) при первом же приступе страха – а напугать его очень легко [20] . Однако же он не способен и не желает совершать никаких усилий для того, чтобы продлить свою жизнь или сделать ее более полноценной в будущем. Он даже не может поддерживать свое физическое состояние на должном уровне: минутное удовольствие от лишней кружки пива или от случайного секса с незнакомым партнером обычно полностью подавляет мысли о возможных последствиях [21] . Можно сказать, что низкие люди живут так, как будто их действия не имеют никакого значения (или очень быстро его теряют – «мало ли что я вчера говорил»), зато жить они будут вечно («завтра будет то же, что и вчера», а смерть всегда находится где-то за гранью восприятия).

Нетрудно догадаться, что низкому человеку ни в коей мере не свойственны никакие «гражданские добродетели». Как правило, низкий человек потребительски относится к государству, в котором живет, – поскольку оно свое. Он никогда не будет ничего делать для него, если его к этому не принуждать силой. Он аполитичен – что, впрочем, не мешает ему интересоваться политикой. Но воспринимает он ее только как забавную возню, тему для досужей болтовни. Разумеется, низкий человек всегда пацифист, а то и пораженец: война – это дело начальства, которое (по его глубочайшему убеждению) затевает «всякие разборки» исключительно для того, чтобы сделать плохо лично ему, «простому человеку». Если же ему все-таки приходится брать в руки оружие, то из него получается плохой солдат, но отличный палач и каратель.

Тем не менее, низкие люди по-своему удобны в качестве «населения». Трусливые и неблагодарные, они зато терпеливы, легко переносят плохое обращение, а главное – не путаются под ногами у «специалистов по управлению» и беспредельно манипулируемы. Их не нужно даже обманывать: по-настоящему серьезными вопросами они в принципе не интересуются, а мнения по текущему положению вещей можно вкладывать им в голову, даже не заботясь о выстраивании какой бы то ни было непротиворечивой картины. Идиот не помнит, что ему говорили вчера, а завтра забудет то, что ему скажут сегодня. При этом скрывать ничего не надо. Оруэлл напрасно заставлял сотрудников «Министерства Правды» заниматься сложными подчистками истории, а своего героя – прятать обрывок газеты с крамольной фотографией. Обычный идиот, посмотрев на самый разоблачающий документ, сказал бы «ну и че?» – после чего повернулся к «телескрину», в надежде увидеть куда более захватывающую тайну – обнаженную молочную железу.

Достойные люди, в свою очередь, способны на реальную солидарность, охотно делают добро «своим» и всегда стараются отплатить добром за добро, а злом за зло. Второе даже важнее, так как предполагает еще и готовность к риску и потерям. Способность и желание мстить врагам – необходимый (хотя и недостаточный) признак достоинства [22] .

Связано это с тем, что временной горизонт достойного человека шире: он думает об отдаленных последствиях своих действий (в том числе и о тех, которые наступят уже после его смерти). Как правило, «люди длинной воли» способны строить далеко идущие планы и достигать отдаленных целей. Далеко не всегда эти цели бывают хорошими – как с точки зрения «низких людей», так и с любой другой. Тем не менее, одно моральное правило достойный человек обычно соблюдает: он должен быть полезен для своих и опасен для врагов. Разумеется, подобные люди могут предать «свое» и плениться «чужим». Однако даже сознательное предательство – это осознанный и продуманный поступок, далеко отстоящий от той «ежеминутной измены», которая является для низких людей нормальным образом жизни. Достойные люди живут так, как если бы им предстояло умереть завтра, а их делам – пережить века.

Вместо заключения

Современные идиотии, населенные низкими людишками, могли бы поставить в тупик политика древности. Он уверенно сказал бы, что такого рода общество может управляться только насилием. Демократическая идиотия должна капитулировать перед первой же бандой головорезов-отморозков.

Примерно теми же соображениями вдохновлялись все те, кто – в разное время – надеялся на скорый закат западной демократии. К началу XX века всем сколько-нибудь здравомыслящим людям представлялось, что демократия себя изжила. Вопрос был только в том, что именно придет ей на смену – какой-нибудь вариант социализма (как то думало большинство «прогрессивно мыслящих интеллектуалов») или же откат в архаику (как надеялись их противники). Тем не менее, к началу XXI века «либеральная демократия» (реальная, или хотя бы признаваемая как ценность на государственном уровне) победила в мировом масштабе.

Отчасти это было связано с подавляющим техническим превосходством западных стран. Фактически, серьезная угроза Западу извне, со стороны каких-нибудь «диких кочевых племен», была ликвидирована еще в XIX веке, а для купирования внутренних угроз хватало полицейской рутины. Удачный итог двух мировых войн, когда две величайшие недемократические державы дважды перегрызли друг другу глотки, закрепил успех. Тем не менее нельзя не заметить, что события типа тех, которые произошли в Париже в 1968 году, – по традиционным меркам, малозначительные беспорядки, ликвидируемые несколькими выстрелами в толпу, – оказались серьезным испытанием для общества. Причем проблему составляли не сами бунтовщики (их было мало, и ничего опасного они не могли сделать при всем желании), а массовое восхищение, которое охватило идиотизирующие массы. Вместо того чтобы «по-охотнорядски» встать на защиту родных буржуазных ценностей, европейские буржуа аплодировали тому, что казалось им красивым спектаклем, причем все симпатии были на стороне «восставших студентов».

В этом смысле, если на Западе что и изменилось после 11 сентября, так это одно: уровень отторжения идиотических масс от власти. Грубо говоря, в Америке (и, в некоторой степени, на Западе в целом) массы вновь полюбили свое правительство. Эта любовь, однако, имеет истерический и компенсаторный характер: уровень отчуждения масс от власти не изменился. То, что мы видим, – скорее иллюзия «национального единения», чем оно само.

Общество спектакля изобразило свое «преодоление» – что, однако же, является продолжением того же спектакля: show must goon.

Впрочем, эта иллюзия была, по всей видимости, полезна – поскольку позволила в короткий срок ликвидировать ряд важных демократических институтов и создать ряд других, более напоминающих идеократические.

Скорее всего, западным ответом на террористическую угрозу будет «ужесточение режима», его трансформация в скрытый, но вполне работоспособный деспотизм – возможно, «технологичный», использующий все то же техническое превосходство, на этот раз с целью разработки новых способов контроля и управления всем и вся. Более того, возможно, что это самый эффективный ответ из всех возможных. Проблема состоит в том, можем ли нечто подобное позволить себе мы.

Как уже было сказано, Россия девяностых представляла собой химически чистый тип идиотии, где отторжение масс населения от всего того, что когда-то называлось res publica, достигло чудовищных, монструозных масштабов. Через какое-то время выяснилось, что с подобным обществом можно делать все, что угодно, имея сотню заряженных автоматов, три ящика взрывчатки и готовность убивать, не глядя: Буденновск продемонстрировал это со всей очевидностью.

Сейчас многие, комментируя те события, любят вспоминать поведение Черномырдина и ему подобных. Но не следует недооценивать того обстоятельства, что в то время и в той ситуации никакое иное поведение было невозможно: настроение подавляющего большинства населения были таковы, что другого решения проблемы просто не существовало. «Ельцинская» власть не вызывала ничего, кроме отвращения – а потому сознание того, что из-за каких-то там ихних раскладов погибнут «настоящие живые люди», было невыносимым. Чеченцев же отчаянно боялись – а следовательно, уважали. Всеобщее мнение было таково, что с этими серьезными людьми лучше не связываться, а сразу отдавать им все, чего они хотят, в том числе «независимость» («на кой черт нам сдалась ихняя земля?») и «контрибуцию» («пусть-ка богатеи заплатят) [23] . Что касается какой-то там «национальной гордости», то в ту пору никто даже и не вспоминал, что это такое.