Герман Романов - «Засланные казачки». Самозванцы из будущего

• Название: «Засланные казачки». Самозванцы из будущего
• Автор: Герман Романов
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-699-64764-4

НОВЫЙ фантастический боевик от автора бестселлеров «Спасти Колчака» и «Попаданец» на троне»! Что будет с нынешними «ряжеными» казаками, окажись они в прошлом, в кровавом аду Гражданской войны? Сегодня они величают себя «хорунжими» и «атаманами», щеголяют в казачьей форме, с тупыми шашками и самодельными ногайками, но в народе их окрестили «асфальтовыми» казаками, а настоящие станичники считают самозванцами, которые не умеют ни ездить верхом, ни толком стрелять, не говоря уж о владении клинком. И вот пара таких «ряженых» проваливается в Даурию 1920 года, в самое пекло Гражданской войны, – сначала к красным, прямиком в пыточную ЧК, потом к белым, которые сразу распознают в «попаданцах» «ЗАСЛАННЫХ КАЗАЧКОВ» и норовят поставить к стенке, а затем и к легендарному барону Унгерну, за беспощадность получившему прозвище «Даурский ворон», – он любит слушать по ночам крики пленников, закопанных в степи по шею на съедение псам-людоедам…

---

Со штыком наперевес Родион бросился в дверь, сумев представить себя со стороны в самом героическом свете – израненный коварными супостатами казак идет в последнюю атаку, как легендарные каппелевцы, искренне надеясь своим решительным видом обратить здешних коммунистов в бегство. А если что не так пойдет, то Артемов был твердо уверен, что Пасюк его выручит.

Но, выскочив во двор, он тут же наступил на тело в серой шинели. И взвизгнул – вокруг разливалась кровавая лужа, яркая даже на загаженном сером снегу. Потом Родион увидел Пасюка, совершенно озверелого и громко матерящегося – тот втыкал бебут, словно штырь, в бедро лежащего под ним второго солдата, который в свою очередь истошно кричал, сотрясая вечерний морозный воздух.

Такой вопль Артемов однажды слышал в деревне, в своем раннем детстве, как раз перед школой, когда гостил у бабушки – дед тогда резал во дворе свинью!

Заполошный, леденящий сердце холодными тисками, полный смертного ужаса крик!

И тут он увидел, как из всех строений, окружавших просторный двор, посыпались все такие же ряженые люди, как вошедшие в недавнее узилище – в серых шинелях и грязных полушубках, в папахах, многие сжимали винтовки в руках. Были среди них и другие, хотя и немного, наподобие тех, кто их пленил – но разноцветные красные и синие «разговоры» на форме ввели его в ступор на добрую секунду.

«Да откуда вас столько взялось, как тараканов?!»

Ненормальность происходящего настолько поразила его сознание, что Родион заполошно закричал во все горло, всем инстинктом ощутив, что сейчас их будут просто убивать, шкурой своей понял, что заледенела по хребту нестерпимым ужасом.

– В очередь, сукины дети, в очередь!

– Саныч! Да их тут как грязи!

Артемов стрелял один раз из ружья, там тоже нужно было передернуть затвор, как на этой винтовке. Однако, к его великому изумлению, рукоять затвора так и осталась недвижимой, хотя он рвал ее всеми пальцами. А между тем народа в просторном дворе все прибывало, лица людей, искаженные злой яростью, оптимизма не прибавляли.

Родион огляделся загнанным зайцем и увидел, как на Пасюка набегает красноармеец в буденовке, с обнаженным клинком в руке. Он его узнал сразу же, именно этот хмырь ударил подъесаула прикладом по лицу, а потом скрутил и его самого.

– А, сука! Зарублю сволоту!

Судя по дикому реву Александра, тот тоже опознал своего недавнего обидчика. И с хриплым матом кинулся на него, высоко подняв сверкающую сталь бебута для удара.

Звяк!

Клинок был вырван из рук Пасюка сильным ударом и улетел куда-то в снег. Но приятель, с тем же диким звериным воплем, в единый миг преодолел расстояние до врага, и впился тому зубами в лицо, рыча голодным псом. Теперь истошно взвыл ряженый, пытаясь отодрать от себя озверелого казака, громкими воплями призывая на помощь.

– Ну, мля, офицерик!

Так и держа винтовку как весло на высоте груди, Родионов растерянно посмотрел в сторону свирепого до ужаса голоса, что раздался почти рядом. На него бежал человек в солдатской шинели, направив прямо в живот ствол винтовки с острым жалом штыка.

– Живьем брать офицеров! Живьем!!! Убьете, всех под трибунал отправлю! Под расстрел пойдете!

Резкий голос с высокого крыльца, принадлежащий неизвестному в черной кожаной куртке, будто сошедшего с кинолент, посвященных ЧК, словно остановил солдата, и острое жало штыка, вместо того чтобы проткнуть Родиона, вильнуло в сторону.

Подхорунжий вышел из ступора и лягнул солдата что было сил, не желая оказаться куском мяса на остром шампуре. Удар пришелся тому в коленку, однако напор оказался настолько велик, что ряженый буквально отшвырнул своим плечом Артемова назад.

За спиной кто-то вскрикнул, штык винтовки, которую Родион не выронил из рук, уткнулся в какое-то препятствие. Он повернулся и волосы встали дыбом – острое граненое жало торчало из разинутого рта, из которого буквально хлынула потоком алая дымящаяся кровь.

– Эй-х…

От осознания того, что он собственноручно нечаянно пригвоздил солдата к стенке, и убил того – чтобы такое понять, ему оказалось достаточным взглянуть в бездонные глаза умирающего, Родион в жуткой панике, вложив все силы, отчаянно рванул винтовку обратно. Словно это движение могло бы спасти жизнь заколотого им молодого солдата.

Хрясь!

– Ось-хра!

Словно по стене ударил. Приклад пришелся точно в лицо того солдата, что подбежал к нему первым. Нос моментально брызнул кровавыми соплями, тот навзничь рухнул на снег, зажав окровавленными ладонями лицо. Родион в ужасе выронил винтовку из рук.

– Я нечаянно…

Еле слышно проблеял парень, и тут же был свален на снег подбежавшей толпою. Удары посыпались суматошным градом со всех сторон, вначале было очень больно, а потом в голове Артемова словно взорвалась яркая электрическая лампочка в тысячу ватт…

Помощник командира комендантского взвода 269-го полка 90-й бригады 30-й стрелковой дивизии Пахом Ермолаев

– Что же ты так с охраной опростоволосился, товарищ Ермолаев?! Ведь трех бойцов офицеры насмерть таки вбили. Еще двух изувечили – одному челюсть прикладом разнесли, шепелявит теперь едва-едва. Другого ножом истыкали…

– Бебутом, товарищ Либерман!

Машинально поправил Пахом, пребывая в самом тоскливом состоянии. Сейчас на него чекист, а уполномоченных Особых отделов именно так в армии называли, всех собак на него свешает, и хана – за меньшие проступки трибунал в «расход» направлял.

– Ага, кинжалом, – с нехорошей улыбкой согласился Либерман, задумчиво потерев свой выдающийся вперед нос. – Хорошо, что доктор из Тунки здесь к роженице приехал, успел зашить ногу, иначе бы боец кровью истек. И по твоей вине, товарищ Ермолаев, все случилось.

– Виноват, товарищ Либерман, – совсем убитым голосом произнес Пахом, только сейчас осознав насколько коварным был недавний сон. И вожделенным орденом поманил, и новым званием. Все же или два «треугольника» на рукаве носить, или командирский «кубарь» – есть большая разница. А тут, если даже трибунал смилостивится над ним, во что поверить трудно, то опять в рядовые переведут. И спорет он свои алые нашивки как миленький, да еще с радостью, что к стенке не поставили.

– Скажи, что думаешь об этих офицерах? Ты у нас опытный боец, шестой год воюешь, глаз наметан!

Чекист резко задал ему вопрос, который Пахом сейчас никак не ожидал, да еще внимательно посмотрел на Ермолаева блестящими глазами. И тот почувствовал облегчение, поняв, что уполномоченному Особого отдела его соображения действительно очень важны. А потому начал отвечать медленно, тщательно подбирая слова.

– Подъесаул опытен, матерый, но чин выслужил из простых казаков. У него на правом плече кожа более плотная, видно, что приклад часто приставлял. Шашкой владеет мастерски…

– Ты же ее первым ударом вышиб!

– Это была не шашка, а бебут – тут у меня уже большое превосходство было, клинок ведь на две ладони длиннее. Он сверху махнул – а так удар наносит либо самоуверенный глупец, либо очень умелый и опытный рубака. И каким считать этого есаула, если до того он двоих наших бойцов на дворе как курей этим бебутом зарубил?

Ермолаев скривил губы, пожав плечами. С матерыми казаками он сейчас не хотел бы в рубке один на один сходиться, хотя гусаром был не из последних, как-никак без малого почти десять лет в седле провел.

– Мне жутко повезло, товарищ Либерман, что у него не шашка в руках была. Просто подъесаул с похмелья жуткого страдал да по морде утром от меня прикладом до того получил, не евши всю ночь, вот силенок ему на добрую схватку и не хватило.

– А прапорщик?

– Вражина лютый, но не казак, в лампасы ряженый. Да и офицером стал недавно, командных словечек совсем не применял, ругался как горожанин балованный, студенты и то забористей иногда выражаются. Но заковыристо, нас сусликами жеваными обозвал.

– Сусликами?!

Либерман хохотнул, но глаза продолжали оставаться цепкими и холодными.

– А с чего ты решил, что он не казак, а переодетый лишь в форму?

– Шашка у него очень худая и тупая, такую настоящий казак никогда в руки не возьмет.

– А если он ее нашел?

– Так заточил бы, а то она лезвие колуна имеет, чуть ли не три спички. И владеть ею совершенно не умеет. Меня утром ткнул так, что обхохочешься – любая баба пестом ловчее управляется. Нет, не казак он, кто ж так на шашках бьется, будто в первый раз в жизни клинок в руки взяв. А вот винтовкой здорово орудует, двоих наших запросто завалил, сам видел. И еще двух в карцере убил – у одного висок проломан, у другого шея перебита. Видимо, напали неожиданно, наши и оплошали. А он винтовку вырвал и прикладом их добил. Умелец, ничего не скажешь, мать его в душу офицерскую, в три загиба колесом, да по Тверской!

Ермолаев насупился.

Как бы ни зачерствело его сердце, но сегодня он бойца потерял, да пятеро караульных стрелков полегло с ним, хорошо, что двоих только ранили. И все из-за его промашки, нужно было внутренний наряд проверить, а не спать завалиться. Но терзать себя было бессмысленно, что случилось, то случилось.