Мигель Сихуко - Просвещенные

• Название: Просвещенные
• Автор: Мигель Сихуко
• Издательство: Азбука
• Жанр: Современная проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-389-03396-2

Впервые на русском — дебютный роман, получивший (по рукописи) «Азиатского Букера», премию Паланки (высшая литературная награда Филиппин) и премию Хью Макленнана (высшая литературная награда Квебека), вышедший в финалисты премий Grand Prix du Livre de Montreal (Канада), Prix Jan Michalski (Швейцария), Prix Courrier International (Франция) и Премии стран Британского содружества, а также попавший в список лучших книг года, по версии «Нью-Йорк таймс».

В ясный зимний день из Гудзона вылавливают тело Криспина Сальвадора — некогда знаменитого филиппинского писателя, давно переселившегося в Нью-Йорк, постоянного фигуранта любовных, политических и литературных скандалов. Что это — несчастный случай, убийство или самоубийство? Известно, что он долгие годы работал над романом «Сожженные мосты», призванным вернуть ему былую славу, разоблачить коррумпированных политиков и беспринципных олигархов, свести счеты с его многочисленными недругами. Но рукопись — пропала. А Мигель — студент Криспина и его последний друг — решает во что бы то ни стало отыскать ее, собирая жизнь Криспина, как головоломку, из его книг, интервью и воспоминаний. И постепенно возникает ощущение, что биография автора, с неизбежными скелетами в шкафах, это метафора жизни целой страны, где выборы могут украсть, а народные протесты — слить, где президент ради сохранения власти готов инсценировать террористическую угрозу, а религиозные лидеры слабо отличимы от уголовных авторитетов…

---

Ночью под одеялом она всегда закидывала на меня ногу. Нам всегда хотелось лежать на боку, прижавшись друг к другу, но из-за моих проблем с шейным отделом позвоночника и ортопедической подушки, я должен был лежать на спине, иначе весь следующий день у меня болела шея. Поэтому ночью наши ноги переплетались — это означало, что и в кромешной тьме мы держимся вместе.

— Я люблю тебя, — говорил я.

— Я тоже тебя люблю.

— Даже больше, чем я тебя?

— Ну да.

— Отлично, — говорил я, проваливаясь в сон, — увидимся через минутку.

— Споки-нок, — отвечала она, — до встречи во сне.

Я никогда не говорил ей, что сны мне не снятся, ну или я их просто не запоминаю.

* * *

Из блога Марселя Авельянеды «Дело на одну трубку»,

14 февраля 2002 г.

Всех с Днем св. Валентина! И сразу к делу: ох уж этот Сальвадор — ну не наглость?! Нет для филиппинца греха страшнее, чем надменность. Да, дорогие читатели, вы, возможно, уже слышали свежайшие сплетни из мира литературы о недавнем визите нашего бывшего товарища и соотечественника Криспина Сальвадора в родные пенаты. Состоявшаяся в прошлую пятницу в Филиппинском культурном центре церемония вручения была омрачена его лауреатской речью, которая обернулась резким выпадом в адрес нашей литературы и угрозами опубликовать такое, от чего «у вас глаза полопаются». Как мы надеялись, что он наконец угомонится! Как я надеялся, что мой старый друг вернется усмиренный чередой неудач! «Автоплагиатор»? (Уж лучше б он списал с другого автора.) Всему свое время и место, дорогой старина Криспи. Неужели ты до сих пор этому не научился? Для интересующихся литературный блогер Plaridel3000 выложил фрагмент видеозаписи его выступления здесь.

Из комментариев к посту:

— Ну и мудила же етот Сальвадор! Посмотрим чё там у него в этих «Пылающих мостах». Я слышал он там катит бочку на семейства Лупас, Чжанко, Арройо, Сихуко, Эстреган и др. ([email protected])

— Оооочень жаль что такой человек как Сальвадор погряз в гордыне. Неужели литература должна только критиковать? Значит нет у него ответов вот что. ([email protected])

— Ржунимагу! Сил вам побольше, Марсель! Чтоб у этого коммуняки глаза лопнули. ИМХО, уж он-то точно с муслимами. ([email protected])

— Привет, kts@ateneo, ты, пожалуй прав. Но, по правде сказать, у кого они есть — эти ответы? ([email protected])

— Крутанское видео. Ржака. Зацените желтые подмышки на его баронге! ([email protected])

— А как такие пятна вывести? У моего парня такие же. ([email protected])

— Чайную ложку уксуса на стакан воды. Акуратно нанести кисточкой. И как новай! Пжста! ([email protected])

— Halabria — вот как надо ршать прблемы в стране: бей буржуйев, перегрузи сстему. ([email protected])

— Gundamlover, это уже проходили. См: en.wikipedia. org/Khmer_Rouge. ([email protected])

* * *

Я снова кошусь на соседа. Он клюет носом и заваливает голову набок. Из его нагрудного кармана торчит моя бутылочка алкогеля. Рука уже тянется вытащить ее, но в последний момент я решаю, что не стоит. Лучше постараться заснуть. Постараться не думать о Мэдисон.

За месяц до смерти Криспина общение с Мэдисон стало напоминать пробежку с завязанными глазами по зарослям кактусов. Дошло до того, что Мэдисон стала интересоваться, чего это я так долго делаю у Криспина на квартире. Она перемежала гомоэротические намеки с прямыми обвинениями в расчетливости. «Мигель, почему ты не хочешь общаться со сверстниками?» — спрашивала она в своей вкрадчивой, самоуверенной манере красивой женщины, не одаренной пышной грудью. Когда я начинал рассказывать ей про интерес к его творчеству и о своей мечте сделать из очерков о нем полноценную биографию, она говорила, что я похож на Чарли Ситрина из романа Беллоу, только еще моложе и наивнее. Это была одна из наших с Мэдисон любовных игр, этакая интеллигентская куртуазность: мы представляли литературных персонажей реальными людьми, у которых можно чему-то научиться. Реальный же человек был для нас существом неясным, частным случаем, слишком сложным для понимания. Мы тешили себя мыслью, что существует другой, лучший мир, населенный исключительно персонажами, созданными страстями рода человеческого, где они ведут вдохновенную жизнь в соответствии со всей ясностью и логичностью, которой мы наделили их образы. Мы постановили, что в мир этот после смерти попадают мужчины и женщины, знаменитые своим монументальным величием и неоднозначной ролью в истории, потому как Юлий Цезарь для нас настолько же реален, как Холден Колфилд[50], а Пол Пот не мертвее Иуды Искариота. Мэдисон только что дочитала «Подарок от Гумбольдта»[51] и говорила, что, подобно Ситрину, я буду искать все новые рациональные объяснения своим отношениям с почившим другом-писателем, пока не признаю наконец, что «мертвец нас прокормит». Я не помню, как там у Беллоу, но в случае с Крислином полагаю, что сам в долгу у мертвеца. Долг — он внутри, как говорят у нас на Филиппинах. Моя биография Криспина станет обвинительным заключением моей стране, времени, нашему беспамятству и эгоцентризму. Я прямо слышу, как Мэдисон говорит: «О, как это романтично. Воистину, романтики любят только самих себя».

* * *

Окрещенный в честь святого покровителя сапожников Криспина, младенец весом восемь фунтов две унции через три дня был с большой помпой доставлен из больницы домой — в фамильное поместье. Над воротами развесили вручную расписанные стяги. Десятки крестьян выстроились вдоль гравийной дорожки, торжественно прижимая к груди соломенные шляпы, вытягивая шею, чтобы взглянуть на ребенка сквозь окна серебристого «паккарда». Некоторые развязали шейные платки и махали ими, как флажками. По мере приближения экипажа крестьяне приветствовали его громкими приветствиями и подбрасывали в воздух шляпы. Машина подъехала к двухэтажной усадьбе, челядь в кремовой форме, выстроившаяся по ранжиру от мажордома до конюха, разразилась аплодисментами. Леонора выставила ногу из машины, потянулась, чтобы принять Сальвадора от Урси, и гордо представила его на всеобщее обозрение. Его трепали за розовые щечки, снова и снова пощипывали переносицу и восхищенно гладили по уже поросшей густыми светлыми волосами головке. Они восторгались его карими глазами. Среди прислуги Сальвадора прозвали Золотым, и прозвище это продержалось до начала войны, когда ему было четыре года и волосы его потемнели уже два года как. Потом одни бежали к своим семьям, другие погибли в ходе военных действий, и прозвище было забыто. Сальвадор узнал о нем, уже когда был совсем взрослый.

Из готовящейся биографии «Криспин Сальвадор: восемь жизней» (Мигель Сихуко) * * *

На столе Криспина стояла в рамке единственная фотография, я взял ее себе на память. Старая карточка четыре на пять в сепии: перед родовым гнездом Сальвадора в имении Свани в предместьях Баколода. Слева направо (все щурятся на солнце): Урси, приземистая и коренастая; похожая на тростинку Лена в школьной форме; взъерошенный Нарцисито, с игрушечным планером в руках; Криспин, почти выросший из своей коляски; одетый с иголочки Мортимер Джей Глэдстоун, их гувернер из Бостона; на заднем плане вдоль розовых кустов идет Ятаро, японский садовник, его лицо наполовину скрыто тенью соломенной шляпы.

* * *

— Ты уверен, что запомнишь все, о чем мы говорили? Кристобаль, ты меня слышишь?

Он не отвечает. Берет со стола часы. Смотрит на них.

— Поезд на Барселону отходит через три четверти часа, — произносит он.

Он подзаводит часы до упора. Пытается пристегнуть цепочку, долго возится. Через некоторое время у него наконец получается, и он сует часы в жилетный кармашек.

Исьяр встает с кровати, поднимает с полу шелковый халат, укутывается в него. Кристо смотрит, как ее силуэт прорезают тонкие, похожие на раны, лучи пробивающего ставни света.

Она идет по комнате босиком и становится ему на носки. Обнимает его за талию. Они делают несколько движений вальса.

— Уверен, — говорит он.

— Вспоминай обо мне, когда сядешь на корабль.

— Я отошлю письма, когда мы причалим в Порт-Саиде. Потом, когда я буду пересаживаться в Гонконге. Ну и конечно, сразу, как сойду на берег в Маниле.

— Твое место здесь, а не там.

— Я знаю, — говорит он.

Она смотрит ему в лицо, кажется, она чувствует себя виноватой. Она опускает глаза. А когда поднимает, то уже улыбается снова. Поправляет ему галстук.

— Нет. Я понимаю. Ты должен спешить домой, в больницу, чтобы позаботиться о матери и сестре. Теперь это твоя обязанность. — Она тянется, чтобы поцеловать его в подбородок. — Ты приедешь как раз к новому, тысяча восемьсот девяносто пятому году. Обещай, что не забудешь меня. Только этого и можно просить у последней любви. Я буду помнить тебя, дон Кристобаль Нарцисо Патрисио Сальвадор. — И она смеется над его длинным именем. — Кристо, ты совсем не похож на главу семьи. — Она щиплет его за нос. — Даже на новоиспеченного.