Ван Вэй - Река Ванчуань

• Название: Река Ванчуань
• Автор: Ван Вэй
• Издательство: Крисалл
• Жанр: Поэзия
• Год: 2001
• ISBN: 5-306-00081-9

Настоящее издание наиболее полно представляет творчество великого китайского поэта и художника Ван Вэя (701–761 гг). В издание вошли практически все существующие на сегодняшний день переводы его произведений, выполненные такими мастерами как акад. В. М. Алексеев, Ю. К. Щуцкий, акад. Н. И. Конрад, В. Н. Маркова, А. И. Гитович, А. А. Штейнберг, В. Т. Сухоруков, Л. Н. Меньшиков, Б. Б. Вахтин, В. В. Мазепус, А. Г. Сторожук, А. В. Матвеев.

В приложениях представлены: циклы Ван Вэя и Пэй Ди «Река Ванчуань» в антологии переводов; приписываемый Ван Вэю катехизис живописи в переводе акад. В. М. Алексеева; творчество поэтов из круга Ван Вэя в антологии переводов; исследование и переводы буддийских текстов Ван Вэя, выполненные Г. Б. Дагдановым.

Целый ряд переводов публикуются впервые.

Издание рассчитано на самый широкий круг читателей.

---

Посылаю губернатору Вэй Чжи{138}

Лежит старинный городок
В развалинах, в пыли.

Вокруг него пустынно все
На много тысяч ли.

Бледна осенняя заря, —
И слышу я, старик,

Лишь бормотанье ветерка
Да лебединый крик.

И возле хижины моей
Осыпалась листва,

И отражается в пруду
Увядшая трава.

Так день за днем влачу в глуши
Скупую жизнь мою,

И о «Печальном старике»{139}
Я песенку пою.

И даже ты, мой старый друг,
Представить бы не смог,

Как я теперь, на склоне лет,
Печально-одинок.

Крестьяне на реке Вэйчуань{140}

Глухую деревню
Закат озарил, неподвижен.

Бараны и овцы
Бредут мимо нищенских хижин.

Старик, беспокоясь,
Стоит, опершись на ограду:

Где внук его малый,
Что пас проходящее стадо?

Поют петухи,
И желтеют колосья пшеницы,

И черви на тутах
Не в силах уже шевелиться.

Крестьяне с работ
Возвращаются к отчему крову,

Друг друга приветствуют —
Ласково доброе слово.

Вот так бы и мне
Отдыхать и работать беспечно,

И я напеваю:
«Сюда бы вернуться навечно…»

Проездом у дома Ли И{141}

Ворота закрыты
Немало, наверное, дней —

Здесь, вижу, давно
Не ступали копыта коней.

Я гостем случайным
Иду в переулке глухом,

Собаки залаяли
Где-то за ближним леском.

Но вот и хозяин,
Без шпилек в седых волосах{142};

Даосскую книгу
Он в старческих держит руках.

Мы с ним уж давно
От волнений мирских далеки.

Нам славы не нужно,
И бедность для нас — пустяки.

В отшельничью хижину
Я возвращусь все равно,

Как только допьем мы
Ичэнское наше вино{143}.

Хижина в горах Чжуннань

На середине жизни оценил я
Путь Истины и Совершенства{144} путь.

Теперь, на склоне лет, я поселился
В горах Чжуннань — прожить бы как-нибудь…

Когда ко мне приходит вдохновенье,
Один я в горы ухожу всегда.

Дела житейские, давно я понял,
Перед природой — прах и суета:

Гуляю долго, прихожу к долине
И слышу бормотанье ручейка,

Сажусь, смотрю на горы и на небо,
Где тихо проплывают облака.

И если где-нибудь в горах случайно
Я встречу дровосека-старика,

Болтаю с ним, смеюсь — и забываю,
Что до дому дорога далека.

Прохожу мимо храма «Собравшихся благовоний»{145}

Храм «Собравшихся благовоний»…
Он стоит от людей вдали,

И взбираюсь по кручам вновь я
Вот уж несколько трудных ли.

Нет тропы меж старых деревьев,
Нет тропы среди горных скал,

Но откуда-то гулкий, древний,
Дальний колокол прозвучал.

Камни грозные — скал превыше —
Ручейка поглотили стон.

Зной полуденный, словно крышей,
Тенью лиственной охлажден.

Но ты видишь воды мерцанье,
Пруд, заросший со всех сторон.

Укрощен твоим созерцаньем
Источающий яд Дракон{146}.

Изнываю от жары

Багровое солнце
Сжигает и небо и землю,

И огненных туч
Громоздятся высокие горы.

И травы и листья
Сгорают, свернувшись и дремля,

И высохли реки,
И быстро мелеют озера.

Одежды из шелка
Сейчас тяжелее железных.

И в лес не пойдешь —
Нету тени, — от зноя сгоришь ты.

Оконные шторы
Уж несколько дней бесполезны,

И за день одежду
Стираю и дважды и трижды.

Но мысли мои
Ничему не подвластны на свете —

Они устремляются
В дальнюю даль по вселенной:

На тысячу ли
Там несется стремительный ветер,

И волны морские
Покрыты кипящею пеной.

И понял я вдруг,
Что страдает лишь бренное тело,

Слабеет оно,
Но душа остается крылатой.

«Ворота Сладчайшей Росы»{147}
Открываю несмело —

И дух наслаждается
Их чистотой и прохладой.

ВАН ВЭЙ В ПЕРЕВОДАХ А. А. ШТЕЙНБЕРГА{148}

ПОЭТ И ВРЕМЯ{149}

Более полувека минуло от той поры, как в 1923 году мне, шестнадцатилетнему тогда подростку, довелось прочесть в третьей книге журнала «Восток» удивительное произведение, называвшееся «Тайны живописи», — древний китайский кодекс, с гениальной убедительностью переведенный ныне покойным академиком В. М. Алексеевым.

Я и сейчас не в силах спокойно его перечитывать, неведомо в который раз, а тогда он просто ошеломил меня и околдовал — на всю жизнь. В нем открылись мне не только тайны живописи, но и тайны поэзии, и вообще — тайны всякого искусства. И Ван Вэй, предполагаемый автор кодекса, живший на другом конце света, 1200 лет тому назад, и его переводчик В. М. Алексеев, мой современник, стали для меня учительными и родными; они доказали мне, что для искусства, связующего людей, нет преград — ни в пространстве, ни во времени, что самые глубокие различия языков, культур и мировоззрений — преодолимы.

Уже очень давно я задумал: в будущем, пусть — отдаленном, попытаться переложить русскими стихами и издать поэтический сборник Ван Вэя. Но как это осуществить, не зная китайского языка, не умея читать и понимать иероглифы?

Исподволь начал я торить окольную дорогу к танскому художнику и поэту; обнаружилось, что для этого есть немало возможностей.

Живопись не нуждается в словах и понятна без знания языка, а китайская пейзажная живопись, проникнутая пафосом бесконечного пространства и этим странно родственная зрелой европейской пейзажной живописи XVI–XVII–XVIII столетий, открывает надежный путь к Ван Вэю. На этом пути моими водителями были: все тот же трактат «Тайны живописи», позже — трактат «Слово о живописи из сада с горчичное зерно», переведенный, прокомментированный и изданный Е.

В. Завадской, и ее же прекрасная книга «Эстетические проблемы живописи старого Китая» и многие другие.

Я пристально вчитывался в переводы Л. 3. Эйдлина, впервые доказавшие на деле реальную, полноценную возможность русских переложений древних китайских стихов. Я постепенно прочел и посильно усвоил многое из того, что можно прочесть в переводах о Китае — его истории, философских и религиозно-философских системах, мифологии, фольклоре; познакомился с классической прозой, историческими сочинениями и некоторыми философскими и эстетическими трактатами и т. д.

Все это позволило мне, до известной степени, приблизиться к пониманию мира высококультурного, утонченного танского чиновника-ученого и подготовиться к осуществлению заветного замысла.

И, наконец, мне исключительно повезло: судьба свела меня с В. Т.

Сухоруковым, много лет изучавшим творчество Ван Вэя и согласившимся сотрудничать со мной. Благодаря его глубоко понятым прозаическим переводам стихов Ван Вэя, обширным комментариям к ним и безотказным устным советам я смог приступить к работе и закончить ее.

***

Китайская иероглифическая письменность коренным образом и принципиально отличается от европейской, основанной на буквах алфавита, слагающихся в слова. Иероглиф «многослоен», он заключает в себе понятие, которое может быть словесно обозначено и произнесено на любом языке; например, японцы, пользующиеся иероглифами, могут их прочесть по-японски, не зная китайского языка. Кроме того, сложные иероглифы составлены из более простых элементов, имеющих каждый свое значение и определенным образом влияющих на восприятие читающего. И, наконец, сама внешняя форма иероглифа несет эстетическую нагрузку, бесконечно много говорящую образованному китайцу.