Марсель Гафуров - Территория памяти

• Название: Территория памяти
• Автор: Марсель Гафуров
• Издательство: Издательство "КИТАП" имени Зайнаб Биишевой
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-295-04375-8

Биография известного в нашей республике журналиста, писателя, переводчика Марселя Гафурова насыщена впечатляющими событиями и встречами. В этой книге представлены воспоминания о наиболее ярких эпизодах его журналистской деятельности и художественный цикл «Дудкинские рассказы», в котором отображена напряженная, подчас полная трагизма жизнь рядовых тружеников в нелегкие 90-е годы минувшего века.

---

Осталась Васена с Костей, вдвоем потянули хозяйство. А хозяйство немалое: соток десять под картошкой на огороде, три коровы с приплодом, два непременных на каждый год поросенка на откорме, да сверх всего — охрана садов. Костя — паренек старательный, но помощник пока слабосильный. Ждать помощи больше не от кого: Юля — за сто с лишним километров, Сергею все некогда, у него свои дела и заботы. Позвала его Васена летом помочь на сенокосе, а ему махать косой неохота, договорился с трактористом из лесничества, тот за пару бутылок тракторной косилкой уложил траву на Васенином лугу. Через день-другой надо было собрать сено, но Сергей из города не пришел и тракторист с согребалкой в обещанный срок не появился. Пока то да се, испортилась погода, зарядили дожди. Почернело сено, пропало. И до самой осени Васена с Костей урывками выкашивали огрубевшую траву на лесных опушках, ставили копешки. И уже по снегу, выпросив у многодетного дудкинца Михея лошадь, единственную на всю деревню, Васена подвозила сено в розвальнях к своему двору.

Надо сказать, что помимо коров, телят и свиней была у нее еще и вовсе не обязательная живность, постоянно требовавшая пищи, — свора собак и три или четыре кошки. При одном из первых наших с ней чаепитий зашел разговор о бессердечных садоводах — приводят они из города на лето собак, приносят кошек, а на зиму уходят, бросив их на произвол судьбы. Поводом для разговора послужила история нашего Афоньки.

Заполз к нам осенью в предбанник невесть откуда взявшийся щенок — полуживой, несчастный. Жена моя его пожалела, поставила перед ним миску с супом. Он не сразу решился поесть, не доверял людям, но голод не тетка — тихонечко, с остановками подобрался-таки к миске. Потом, поверив в наше добросердечие, перебрался под крыльцо дома, да так и остался при нас. Дали мы ему первую пришедшую в голову кличку — Афонька. Сколотил я конуру у крыльца, и пережил в ней Афонька зиму, вырос главным образом на размоченных сухарях — баловать-то его особо было нечем. Милый, пушистый получился из него песик, страшный подлизуха с веселыми, умными, говорящими глазами. Мы к нему привязались, стал он для нас близким существом. Но весной случилось несчастье. Решил, видно, Афонька ознакомиться с окрестностями и нарвался на бродячего пса. Загрыз его пес насмерть.

Мы погоревали и твердо решили больше с собаками дела не иметь — слишком тяжело их терять. Приютили кошку, но и ее, Маруську нашу, умницу, постигла та же судьба — угодила в собачью пасть…

Вот об этом и зашла речь, когда Васена заглянула навестить нас, а с нею прибежал ее неизменный спутник — белый пудель Пушок.

— Не люди это, а крокодилы! — возмущенно говорила Васена, имея в виду тех, кто бросает своих собак и кошек. — Я бы с ними, заразами, не знай что сделала!.. В саду «Рассвет», это в верхнем конце деревни, живет, вроде вас, круглый год мужик, татарин ли, башкир ли — Мидхатом звать. Прошлой зимой к его дому сбежалась целая орава брошенных кошек, семнадцать штук насчитал. Голодные, тощие, у многих уши помороженные отпали… Они же к людям привыкли, к теплому жилью тянутся. Ор-визг. Мидхату ночью спать не дают. Он терпел, терпел, потом переловил их, посадил в мешок, отвез на санках на реку, спустил в полынью. Представляете? У меня сердце перевернулось, когда услышала об этом. Не по злобе он их утопил, от безвыходности, чтоб не мучились, а все же… Я бы так не смогла…

Может быть, Васена даже не слышала о писателе Антуане де Сент-Экзюпери и его Маленьком принце, убежденном в том, что люди ответственны за тех, кого они приручили. Но эта ответственность была у нее в крови, и все больше брошенных хозяевами бедолаг приживалось у нее. В Васенином дворе перед домом бегал вдоль натянутой меж столбов проволоки желтый пес Барон. На задворках у бани сидела на цепи пятнистая сука Изольда. Они зарабатывали свой корм, неся охранную службу. Еще одна сука, Альма, возвещала о себе хриплым лаем у садовой сторожки, дабы воры знали: сторожка обитаема, охрана сада всегда начеку. О пуделе Пушке было упомянуто выше. Этих собак можно было назвать официально признанными иждивенцами Васены. Три-четыре собаки сами сочли ее двор местом своей приписки. Как вольноопределяющиеся, они могли бегать где угодно и сколько угодно, но ночевали, как правило, в этом дворе, где им перепадала кое-какая пища. Здесь же, возле Изольдиной конуры, устраивались собачьи свадьбы.

Васена ежедневно варила в огромном чугуне картошку для поросят. Она же, эта картошка, поддерживала жизнь собак. Меню их иногда разнообразилось черствым хлебом, размоченным в снятом молоке. Васена понимала, что ее питомцы страдают от недоедания. Барон отощал так, что даже издали можно было пересчитать его ребра. Сердце Васены изболелось, и она без лишней огласки — дабы не дошло это до председателя сада и не вызвало у него недовольство — нанялась ночной охранницей наверху, в каком-то городском диспансере. Дежурить там надо было через две ночи на третью. Не ради заработка туда пошла, какой уж в больнице заработок, а ради кухонных отходов, точней — остатков с больничных столов. И стала возвращаться с дежурства с тяжелым рюкзаком, в котором несла полиэтиленовый мешок с этими остатками. И поросятам корму прибавилось, и собаки повеселели…

Тащила Васена воз забот, даже для иного мужика непосильный. Она огрузнела, подурнела лицом — сказывалась постоянная усталость, да и старость уже надвигалась. Спала она мало, в обычные дни, когда не дежурила в больнице, вечерний обход садов завершался летом где-то в двенадцатом часу, а в пять утра она была уже на ногах, доила коров, выгоняла в стадо.

Как-то я высказал ей сомнение в разумности ее образа жизни.

— Зачем ты так надрываешься, жилы из себя тянешь? Так ведь и ноги недолго протянуть. Скота, что ли, меньше бы оставила. Старшие дети у тебя уже сами могут о себе позаботиться, а вам с Костей на двоих много ли надо? — сказал я. — У Сергея твоего, уж извини за откровенность, совести ни на грош, только осенью к тебе за мясом и картошкой заявляется, а чтобы помочь — нет его.

— Ну так что ж, — возразила Васена. — Я — мать, и все равно душа за него болит. Да и зачем мне жить, если о них не заботиться? Жизнь-то нынче какая!.. Вот позавчера мужик из города у нас тут утопился…

— Как то есть утопился?

— Да как сказать… По собственному желанию… Пришел на катер, посидел на скамейке, с людьми разговаривал, пока рейса ждали, на жизнь жаловался. Андреевна там как раз была, по льду не решилась перейти. С мужиком-то что приключилось? Язвой желудка он маялся, долго его обследовали, потом положили-таки в больницу и полжелудка вырезали. Пока лечили, жена его, стерва, с кем-то другим сошлась, пришла к нему в больницу, известила, что жить с ним больше не будет. Ну, перемог он это. Когда выписали из больницы, отправился к себе на работу, а там их участок ликвидировали, всех рабочих сократили — кругом кризис… Встретились ему два приятеля, товарищи по работе, тоже сокращенные, айда, говорят, выпьем с горя. А ему пить с половиной-то желудка нельзя, зашел с ними в кафе просто так, посидеть рядом. Те двое выпили, и, видать, крепко. На улице увидели их из милицейской машины, всех троих загребли. Этот стал доказывать, что он трезвый, а его за сопротивление — резиновой дубинкой по спине. В общем, переночевал в вытрезвителе и утром прямиком — сюда. Посидел, значит, поговорил, потом встал, снял полушубок, положил на скамейку, сверху — паспорт и шапку. Сказал: «Простите, люди добрые!» — и пошел на лед. Никто ничего сообразить не успел — подошел он к открытой воде и сиганул в нее солдатиком… Так вот я и говорю: тяжко стало людям жить, как же я детям не помогу?..

Рассказ Васены подтвердился неожиданным образом. Об утопшем сообщили в милицию, та разыскала его родню, известила о случившемся. Неизвестно, как восприняла это его жена, пришел на реку только племянник, положил на лед хвойную гирлянду, почтил память дяди. Поздно вечером прибежал в сад сын моего недальнего соседа Сашка — накормить кроликов и переночевать. Сашка — парень лихой, не стал дожидаться катера, перешел через реку по льду, по пути, увидев хвою, подхватил, обрадовался: кроликам витамины. В сумерках не разглядел, что в хвою вплетены бумажные цветы, уже в сарае при электрическом свете увидел их. Утром заглянул ко мне спросить, что бы это значило.

А Васена тащила свой воз, тащила и в конце концов надорвалась. По весне, в мае, случилась с ней беда. Стаскивала с берега лодку, хотела поймать проплывавшее мимо бревно, и вдруг упала в воду, хорошо еще — головой на песок. Лежит, еле шевелится. Заметили это люди с катера, прибежали несколько человек, вытащили ее на сушу. Лицо у Васены было перекошено, силилась она что-то выговорить, но лишь мычала — язык отнялся. Потом уж врач установит, что случился у нее инсульт, а по-просторечному — хватил паралич. Попытались унести Васену домой, да была она сама грузна и одежда намокла, отяжелела. Сходили за Костей, он притащил корыто с веревкой, уволокли ее, уложив в это корыто.