Эрика Джонг - Как спасти свою жизнь

• Название: Как спасти свою жизнь
• Автор: Эрика Джонг
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-85585-140-0

Российский читатель впервые получает возможность познакомиться с самым известным романом американской писательницы Эрики Джонг. Книги Джонг огромными тиражами расходились на ее родине, переводились на языки многих стран. И по сей день книги Джонг, пришедшие на гребне сексуальной революции, вызывают неоднозначную оценку.

Мужчины и женщины, женщины и мужчины. Им никогда не понять друг друга. Давным-давно, когда мужчины были охотниками и драчунами, их женщины проводили всю жизнь, беспокоясь о детях и умирая от родов, мужчины жаловались, что женщины холодны, безответны, фригидны... Они хотели, чтобы их жены были развратны. Они хотели, чтобы они были дикими. Теперь женщины, наконец, научились быть развратными и дикими — и что же? Мужчины ослабели.

---

А тогда я влюбилась в его письма. Он так хорошо писал, что казался мне красавцем, — ведь иногда и дикторы радио кажутся нам красивыми только потому, что нам нравятся их голоса. Конечно же, перед его отъездом в Бразилию я видела его, видела его веснушки, его голубые бусинки-глаза под короткими белобрысыми ресницами. Но письма его были так хороши, что я забыла его лицо. Два года длился наш заочный роман в письмах. Романтическая история в духе Ричардсона, почти восемнадцатый век. А потом он вернулся. Увидев вновь его свиное рыльце, я не смогла его полюбить. О, мне было так неудобно. И очень стыдно. С моей стороны это было крайне недемократично. Но разве бывает демократичная любовь? К сожалению, в нашем несовершенном мире существует полное несовпадение взглядов. И невозможно предсказать, что станет причиной любви: чуть-чуть кривая улыбка, слегка удлиненные передние зубы или то чувство, которое лавиной нарастает в тебе, когда щеку твою нежно щекочут волосы на его широкой груди. Мне очень жаль. Это придумано не мной. Я обязательно исправлюсь — в следующий раз.

И все-таки я старалась. «Индустриальные рабочие мира» не уступают человека без борьбы. Год за годом я боролась с собой, заставляя себя полюбить то, что просто невозможно полюбить. Я знаю, все несовершенство мира — это моя вина. Но мне так хотелось бы, чтобы мир был справедлив. Я решила сделать его хоть чуточку справедливее для Джеффри. Каждое утро в одиннадцать он мне звонил. И мы долго беседовали о литературе. Мы оба были так одиноки: у него не было никаких точек соприкосновения с женой, а я не могла поделиться с мужем своими переживаниями. Возможно, что мы спасли друг другу жизнь, висевшую на ниточке этих телефонных бесед. Они связывали нас с внешним миром. Я — дома — писала романы и стихи. Он — в конторе — байку о креме для рук и сонеты о лосьоне для загара. Как минимум раз в неделю мы вместе обедали, напиваясь допьяна и от души веселясь, объедаясь лакомствами и обмениваясь книгами, рукописями, открытками, сувенирами и тайными намеками. Иногда на горизонте возникало уродливое изголовье кровати. Проходило полгода (я подозреваю, что в глубине души Джеффри боялся меня), и тогда оно возникало вновь. Мы встречались у меня, обедали, а потом угощались друг другом на десерт — в моем кабинете, на старой обитой велюром лежанке, принадлежавшей еще моим деду с бабкой. После этого Джеффри так довольно урчал, будто я была кружкой пива. И мне требовалось еще полгода, чтобы снова собраться с силами.

Так развивался наш «роман». Шесть месяцев писем, телефонных звонков и совместных обедов за каждый половой акт или обед с «обнаженной натурой». И каждый раз после близости с ним я клялась себе: «Никогда!» В нем не было даже элементарной физической привлекательности. Но проходили месяцы, и я забывала, как он безобразен в постели, а через полгода уже готова была попробовать вновь. И тогда снова все вспоминала.

— Мы толком-то ничего так и не успели, — говорил Джеффри в такие дни. Он обдумывал разные приемы, верил в радости секса, возбуждающие ласки и прочую ерунду.

Я тоже размышляла, но совсем о другом. «Больше никогда!» — в очередной раз повторяла я. Но я любила его. Это был мой друг.

Я считала его страшно забавным и талантливым, любящим и остроумным, очаровательным, образованным, умеющим замечательно анализировать мои стихи. Поэтому я каждый раз убеждала себя, что нужно попробовать еще — в самый последний раз, — и этот самый последний раз был так же ужасен, как и предыдущий. Вот как обстояли дела с моим двойным Джеффри: одну его половину я любила от всей души, но физическая близость с ней была мне противна; я обожала заниматься любовью с другой половиной, но так и не смогла ее полюбить. Душевный разлад, думала я. Деление людей на любовников и друзей. Как всегда, я проклинала себя за неспособность свести их воедино.

Восемь вечера. Я застаю Джеффри за наброском сценария телерекламы жидкости для загара.

— Загар, загар, — говорю я со смехом, появляясь в дверях, — загорев, ты чувствуешь себя негром. Будьте не просто загорелыми — будьте Черными! Пользуйтесь преимуществами равных возможностей, нанимаясь на службу, чтобы вам не перебежали дорогу равные вам. Или не помешала ваша молодость.

— Ты явно хочешь, чтобы меня уволили, — говорит Джеффри и добавляет: — Привет, красотка! Ты неотразима, как всегда.

Может быть, Джеффри и некрасив, но он знает, как заставить женщину почувствовать себя красивой. А что еще нужно женщине: ощущение собственной неотразимости, немного напускной раскрепощенности — и через мгновение любой мужчина у твоих ног.

— Как дела? — спрашиваю я.

— Чтобы такое рассказать тебе про жидкость для загара, чего ты еще не знаешь о ней?

— Действительно ли для загара помогает куриный жир?

— Только еврейкам, — отвечает он.

Я сажусь в кресле и чувствую себя как дома — я у Джеффри в кабинете. Кабинеты друзей, разбросанные по Манхаттану, — это мои уголки Эдема, дом вдали от дома, места, где я могу укрыться от Беннета, от своего творчества, от самой себя.

— Как Ребекка? — спрашиваю я.

Ребекка — это жена Джеффри, урожденная баптистка, а ныне адвентистка седьмого дня и законченная шизофреничка.

— Совсем взбесилась. Она заставила меня снять картину Флэннери О'Коннор, висевшую у меня над письменным столом, потому что — ты только вообрази! — О'Коннор — это ирландское имя, а ирландцы — враги англичан, а она происходит из английской семьи. И такая логика доминирует в нашем доме. Если так и дальше пойдет, то я, наверное, скоро съеду.

— Вот здорово! И я!

Лицо Джеффри светлеет.

— Если тебе вдруг понадобится сосед…

Я чувствую внезапный укол совести за то, что в этом смысле его не люблю.

— О, Джеффри! Если бы это на самом деле могло произойти…

— Ерунда. Мы просто никогда не пробовали как следует… Я просто уверен, что только это может нас спасти. Ты все время говоришь, что уходишь от Беннета, но при этом не хочешь жить одна. А мы бы могли заботиться друг о друге — я не говорю, пожениться и все такое, — а просто посмотреть, что из этого получится. Я потрясающе готовлю, милая ты моя.

— Я знаю, — на мгновение я представляю себе нашу с Джеффри жизнь. Книжные полки, уставленные работами о творчестве Флэннери О'Коннор, ласкающий ухо стук двух пишущих машинок — на фоне Скрябина, — рыба в белом вине, закипающая на плите в огромной эмалированной кастрюле (Джеффри — большой мастер по части рыбы в белом вине), кошки с дурацкими литературными кличками: Перси Биши, Чайльд Гарольд, Франкенштейн… Но тогда мне придется заниматься с Джеффри любовью. Хотя бы иногда, просто из вежливости. Если бы меня не так волновала эта сторона жизни, я бы, наверное, и отважилась. Да, наверняка отважилась бы. С кем еще мне было бы так интересно читать вслух, возиться на кухне, бродить по книжным лавкам, путешествовать и смотреть на открывающийся из окна пейзаж, вместе смеяться, вместе пить вино? Да ни с кем, кроме Джеффри. Проклятый секс. Если бы можно было изгнать его из организма! Без секса было бы так легко найти человека, с которым приятно жить. Секс — это джокер, хитростью проникший в высоконравственную и добропорядочную со всех сторон карточную колоду.

— Ты же знаешь, ведь я люблю тебя, — говорит Джеффри.

Я киваю:

— Я тоже тебя люблю.

— Ты любишь совсем по-другому, не так, как я тебя.

— Чепуха.

— Конечно, для тебя чепуха. Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Мы слишком давно знаем друг друга, и я достаточно хорошо тебя изучил. Мисс Прозрачность. Я читаю твои мысли. Если бы я хоть отдаленно напоминал Роберта Редфорда, мы бы уже четыре года как и готовили вместе, и просыпались бы в одной постели.

Я сижу, уставившись в пол. Господи, чем это я только что занималась с Джеффри Раднером? Ведь я совершенно не люблю его. Может быть, стоит еще раз попробовать с Джеффри Робертсом? Его-то я люблю. Действительно люблю.

— Любовь, — изрекает Джеффри, — это общность ощущений двух людей. Но факт остается фактом: общность ощущений не означает, что это одинаковые ощущения. В каждой паре есть влюбленный и есть любимый, и живут они на разных полюсах. Любимый — это часто лишь стимул…

— Карсон Мак-Кьюллерз?

— Ты прочитала эту книгу?! Ты действительно прочитала одну из книг, которые я тебе дал! А я уже почти перестал надеяться.

— Послушай, — говорю я, — мне бы так хотелось, чтобы мы с тобой жили на одном полюсе.

— Мне тоже.

— Я провела ужасный уик-энд с Беннетом, и теперь мне кажется, что я действительно готова уйти от него.

— Я это уже слышал.

— Нет, я серьезно.

— И это я тоже слышал. Не понимаю, чем он тебя так к себе привязал. Ты никак не хочешь поверить, что сможешь прожить одна. Но ты не будешь одна!