Кнут Гамсун - Новая земля (Новь)

• Название: Новая земля (Новь)
• Автор: Кнут Гамсун
• Жанр: Классическая проза

Кнут Гамсун (настоящая фамилия — Педерсен) родился 4 августа 1859 года, на севере Норвегии, в местечке Лом в Гюдсбранндале, в семье сельского портного. В юности учился на сапожника, с 14 лет вел скитальческую жизнь. лауреат Нобелевской премии (1920).

---

Онъ перебилъ ее съ отчаяніемъ.

"Нѣтъ, Ханка, неужели ты не можешь… Ты постоянно возвращаешься къ деньгамъ? Къ чему ты копишь деньги для меня. Я не понимаю, какъ это можетъ тебѣ доставлять удовольствіе; у меня достаточно денегъ, дѣла идутъ хорошо, очень хорошо, мнѣ ничего не нужно".

"Но эти деньги, это совсѣмъ другое дѣло, сказала она сдавленнымъ голосомъ, я даю ихъ тебѣ ради самой себя. Я ихъ получила отъ тебя, ты мнѣ помогалъ, ты всегда мнѣ посылалъ черезчуръ много и я могла откладывать часть. Если бы у меня не было этой маленькой радости, о которой я могла бы думать, я бы не выдержала; я пересчитывала кредитки каждый вечеръ, и все думала, когда ихъ будутъ достаточно. Осталась не половина, я высчитала; осталась еще четверть. Ты получишь это позже. Сдѣлай мнѣ удовольствіе, возьми это! Ты не знаешь, какъ мнѣ стыдно".

И вдругъ Тидеману стало ясно, почему она именно эти деньги хотѣла ему отдать; онъ взялъ ихъ и поблагодарилъ. Онъ ничего другого не могъ вывести какъ только то, что здѣсь много денегъ, дѣйствительно много денегъ. Но не вредитъ ли она себѣ этимъ? Можно ли ей вѣритъ? Онъ возьметъ эти деньги отъ нея въ долгъ очень охотно и съ благодарностью; она всегда можетъ. получить ихъ обратно, а пока пусть онѣ останутся у него. Во всякомъ случаѣ это настоящее благодѣяніе, что она помогла ему именно теперь, потому что ему дѣйствительно могутъ понадобиться деньги, немного денегъ, если сказать по правдѣ…

Онъ не показалъ и виду, что понялъ, онъ слѣдилъ за нею и увидалъ, что она вздрогнула отъ радости; глаза ея блестѣли черезъ вуаль, она сказала: "Нѣтъ, это правда? Богъ мой, ты дѣлаешь меня просто… Спасибо, что ты берешь ихъ".

Этотъ голосъ, этотъ голосъ, такимъ онъ слышалъ его въ тѣ счастливые дни, когда она желала его поблагодарить за что-нибудь! Онъ дошелъ до своего бюро и снова повернулъ назадъ, смущенный ея близостью, ея фигурой, ея блестящимъ взглядомъ. Онъ посмотрѣлъ въ землю.

"Какъ ты поживаешь?" сказала она, "а дѣти?"

"О, очень хорошо, дѣти выросли изъ своихъ платьевъ, намъ всѣмъ очень хорошо. А ты?"

"Я абсолютно про васъ ничего не слыхала. Я все ждала когда кончу съ деньгами, съ послѣдней четвертью; я могла это переносить, пока Олэ былъ въ живыхъ, Олэ разсказывалъ мнѣ про васъ всѣхъ, я не разъ мучила его, но послѣднее время я не имѣла даже его, мнѣ не къ кому было обращаться, и я потеряла всякое терпѣніе. Еще вчера я была здѣсь передъ домомъ; но я не вошла, я вернулась обратно"…

Долженъ ли онъ попросить ее подняться къ дѣтямъ?

"Ты вѣдь на минутку поднимешься наверхъ, Ханка?" сказалъ онъ. "Ты этимъ доставишь всѣмъ намъ удовольствіе. Я не знаю, все ли тамъ въ порядкѣ наверху, но"…

"Ахъ да, благодарю тебя, если можно. Я хотѣла просить тебя объ этомъ, узнаютъ ли они меня? Я слышу ихъ; они все бѣгаютъ… да, да, еще разъ тысячу спасибо за сегодня!" Она протянула ему руку.

Онъ взялъ ее и сказалъ:

"Я сейчасъ приду туда, мнѣ здѣсь нечего дѣлать! Ты, можетъ быть, побудешь немного, но я только не знаю, все ли тамъ наверху… Вотъ ключъ отъ входной двери, тебѣ не надо будетъ звонить. Но берегись дѣтскихъ башмаковъ, когда ты ихъ возьмешь на руки. Да, не смѣйся этому; кто знаетъ, надѣты ли на нихъ новые башмаки сегодня?"

Ханка ушла. Онъ отворилъ дверь, проводилъ ее на лѣстницу и потомъ снова вернулся въ контору. Боже мой, она мучилась недѣли и мѣсяцы изъ-за этихъ денегъ. Ей доставляло удовольствіе пересчитывать ихъ каждый день, и она ждала, ждала, когда ихъ будетъ достаточно. Могъ ли онъ это подумать! Но онъ ничего и не подозрѣвалъ, такъ онъ былъ глупъ. Она носила старое платье, она продала кольцо, а онъ ничего не думалъ. Какъ тяготѣли надъ ней эти деньги. Она не хотѣла прійти раньше, чѣмъ у нея будетъ для этого предлогъ, и ни разу, ни разу до сихъ поръ у нея не было достаточно денегъ…

Тидеманъ снова подошелъ къ своему столу, но онъ не могъ работать. Вотъ здѣсь она стояла, на ней сегодня было бархатное черное платье; но лица ея онъ не видѣлъ, а только немножко шею, маленькую полоску шеи. Теперь она была наверху. Кто знаетъ, можетъ ли онъ теперь подняться. Дѣтей больше не было слышно, они больше не бѣгали, вѣроятно они сидѣли съ ней. Вотъ было бы хорошо, если бъ на нихъ были надѣты красныя платья?

Странно взволнованный онъ поднялся по лѣстницѣ и у двери прихожей онъ постучался, какъ будто онъ не у себя дома. Его жена встала, какъ только увидѣла его.

Она сняла вуаль и сильно покраснѣла. Теперь онъ понялъ. почему она носила вуаль; она не напрасно тосковала и молча страдала тамъ, внизу, въ ея комнатѣ около крѣпости; ея лицо носило рѣзкіе слѣды ея одиночества, и это все сдѣлалось въ этотъ короткій промежутокъ, съ тѣхъ поръ, какъ умеръ Олэ. Іоханна и Ида стояли около нея и держались за ея платье, онѣ не совсѣмъ узнали ее, онѣ смотрѣли удивленно другъ на друга и молчали.

"Онѣ не узнаютъ меня", сказала фру Ханка и сѣла, "я спросила ихъ".

"Нѣтъ, я тебя знаю", сказала Іоханна… И съ этими словами она взобралась къ матери на руки; Ида сдѣлала тоже самое.

Тидеманъ, тронутый, посмотрѣлъ на нихъ.

"Вы не должны лазить, дѣти", сказалъ онъ, "дайте покой вашей мамѣ".

Нѣтъ, этого онѣ не хотѣли, онѣ не хотѣли дать мамѣ покоя. У нея такія красивыя кольца на рукахъ, и такія замѣчательныя пуговицы на платьѣ, за которыя можно дергать. Онѣ начали болтать; имъ бросилась въ глаза также булавка на груди у матери и это также было поводомъ къ разговорамъ. Вотъ онѣ обѣ лежали на колѣняхъ у матери и положили ручки на ея грудь.

"Ты должна ихъ пустить на полъ, когда устанешь", сказалъ Тидеманъ.

"Нѣтъ, нѣтъ, оставь ихъ", сказала она.

Они начали говоритъ объ Олэ, они вспоминали Агату: Тидеманъ ообирался ее отыскать; Олэ просилъ его объ этомъ; ея судьба интересовала его, онъ не забылъ ее.

Въ это время вошла няня, чтобы увести дѣтей; имъ пора была кушать и потомъ ложиться спать.

Но этого дѣти совсѣмъ не хотѣли, они не давались и капризничали; мать должна была идти вмѣстѣ съ ними, въ ихъ спальню, чтобы ихъ успокоитъ. Она посмотрѣла вокругъ; тамъ все была по прежнему; вотъ обѣ маленькія постельки, вотъ одѣяла и крошечныя бѣлыя подушечки, вотъ книги съ картинами, игрушки. Когда она уложила дѣтей въ постельку, она должна была пѣть имъ пѣсенку, иначе онѣ не хотѣли спать, каждая держала по рукѣ и все хотѣли выскочить изъ постели и опять болтать.

Тидеманъ посмотрѣлъ на нихъ нѣкоторое время, потомъ быстро повернулся и вышелъ. Черезъ полчаса Ханка вышла въ гостиную,

"Теперь они заснули", сказала она.

"Я хотѣлъ тебя просить… У насъ здѣсь довольно своеобразно", сказалъ Тидеманъ, "мы сами ведемъ своего рода хозяйство; если бы ты захотѣла здѣсь пообѣдать… Я не знаю, что они тамъ приготовили въ кухнѣ; но мнѣ кажется"…

Она посмотрѣла на него, смутившись, какъ дѣвочка и сказала: "Благодарю, да".

Послѣ обѣда они опять пошли въ гостиную, и Ханка вдругъ сказала:

"Андрей, я пришла сегодня не для того, чтобы все уладить; ты не долженъ этого думать. Я просто не могла дольше выдержать, пока я не увижу кого-либо изъ васъ".

"Я этого и не думалъ!" сказалъ онъ; "я только радовался, что ты пришла. Вѣдь и дѣти не хотѣли тебя отпускать".

"Я ни одной минутки не собиралась проситъ тебя о томъ, о чемъ я просила тебя раньше; нѣтъ, все это миновало, я сама это знаю. И я бы не могла даже вернуться, каждый разъ, когда ты смотришь на меня… когда ты только кланяешься мнѣ, я вся вздрагиваю. Я знаю, для насъ обоихъ это было бы невыносимо. Но, можетъ быть, я могла бы въ среднюю комнату приходитъ, въ среднюю комнату"…

Тидеманъ опустилъ голову, его тайная надежда исчезла. Она не хотѣла больше возвращаться, все исчезло. Эти мѣсяцы сдѣлали то, что она смотрѣла теперь на вещи другими глазами, она тогда любила его; но цѣлая вѣчность прошла съ тѣхъ поръ, какъ она сама это сказала, — въ тотъ вечеръ, когда она уходила.

"Проходи, Ханка, приходи часто, каждый день", сказалъ онъ. "Ты вѣдь приходишь не ко мнѣ, а"…

Она смотрѣла въ землю.

"Нѣтъ, къ тебѣ. Къ сожалѣнію къ тебѣ. Я до сихъ поръ никогда не знала, что это значить быть кѣмъ-нибудь всецѣло увлеченной. Я не двигаюсь безъ того, чтобы не думать о тебѣ; я вижу тебя вездѣ, гдѣ бы я ни ѣхала или стояла. Съ той лѣтней поѣздки на катерѣ я какъ бы ослѣплена тобой, да, я не должна была бы все это говоритъ, но какъ часто, когда я сидѣла одна тамъ, внизу, въ своей комнатѣ, и… я прижимала руки къ себѣ, когда я думала о тебѣ. Правда, я ничего подобнаго никогда еще не испытывала, нѣтъ, все время шло очень плохо, пока ты не потерялъ своихъ денегъ; но вотъ тогда ты какъ-то сразу сдѣлался совсѣмъ другимъ человѣкомъ, ты высоко поднялся надъ всѣми другими, я никогда не забуду, какъ ты стоялъ у руля и управлялъ имъ, я забывала тебя прежде, я забывала самое себя; это было такъ давно, мнѣ кажется, что это было много лѣтъ тому назадъ, но тогда ты не былъ такой, какъ теперь, Андрей, теперь я не могла бы тебя забыть. Я была счастлива, когда встрѣчала тебя хотъ на улицѣ, и я чаще видѣла тебя, нежели это ты думаешь. Какъ-то разъ мы встрѣтились съ тобой въ магазинѣ, ты, можетъ быть, не помнишь этого, но я хорошо помню, ты поднялъ мнѣ свертокъ; я такъ смутилась, что я даже не знаю, какъ я добралась до дому, а ты вѣдь мнѣ не сказалъ ни слова. Ахъ да, тяжело наказана, но"…