Владимир Губарев - Секретные академики

• Название: Секретные академики
• Автор: Владимир Губарев
• Издательство: Алгоритм
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9265-0599-0

Сейчас Россия переживает не лучшие времена. После развала Союза в кризисе экономика и сельское хозяйство, здравоохранение, наука, образование… Разве что рапортуются успехи в добыче и продаже нефти. А еще лет двадцать назад с Россией считались. Но отблески той ее мощи и прежде всего достижения в науке и технике до сих пор сдерживают горячие головы Запада от агрессивных намерений.

Книга известного журналиста, писателя Владимира Губарева — о выдающихся ученых советской эпохи, чьи имена были связаны с ядерными исследованиями, освоением космоса, применением лазерных технологий… Это уникальный материал о «секретных академиках», укрепивших могущество нашего государства.

---

— В 1950 году мы переехали в Москву. Мама закончила войну в чине майора медицинской службы, а папа — сержантом. Всю войну он прошел в пехоте. Он был тяжело контужен, у него было восемь процентов зрения, сильно заикался. В деревне Гуляево он стал председателем колхоза. Мужики почти все погибли. Три года он был во главе хозяйства, и поднял его!.. Я видел фотографию того времени. Восемь баб тянут борону, а сзади идет мужик — у него одна рука. После войны было очень трудно. Чтобы прокормиться, с отцом занимались рыбалкой. И с тех пор у меня дикое отвращение к рыбалке.

— Почему же?

— Днем копаю червей, а потом всю ночь насаживаю их на крючки. А это шнур в полтора километра длиной, на нем через полтора метра крючки висят. В пять утра выезжаем и ставим снасть вдоль реки. Я на веслах, а отец бросает этот «продольник». В час дня выезжаем за рыбой. Ее много. Отец, конечно же, сам продавать не мог — председатель все же, а потому отдавали рыбу попадье. Она и реализовывала ее. Это был один из способов выживания. За три года колхоз поднялся. У отца восстановилось зрение и речь. Его пригласили в Москву. При Маленкове у него был «пик» карьеры, он был начальником отдела совхозов в Министерстве финансов. Сейчас вы его фамилию можете увидеть на здании этого министерства. Там золотыми буквами выписаны фамилии тех, кто внес значительный вклад в развитии финансов в стране. Когда было объявлено об освоении целинных земель, мой отец выступил против этой кампании. Он считал, что осваивать целинные земли нерационально, невыгодно и неправильно. И стоял на своем! Позже оказалось, что он прав. Однако при Хрущеве ему предложили уйти на пенсию, что он вынужден был сделать…

— Но вернемся в 1950 год. Из глухой деревни — в Москву. Тяжело было в школе?

— 9-й и 10-й класс я заканчивал в Люберецкой школе № 8. В Гуляеве я был круглым отличником. Ну, думаю, в Москве все будет иначе. Прихожу и девятый класс, зачинаются занятия. И вдруг я вижу, что у нас в Гуляеве уровень преподавания намного выше. Мне было легко учиться, ни одной четверки я не получил ни разу!

— Теперь понятно, почему потянуло в науку…

— Вовсе нет — я хотел стать журналистом! В Люберцах был замечательный учитель литературы. На уроках он читал замечательные стихи. Тех поэтов Серебряного века, о которых тогда молчали. Цитировал такие строки, которые мы нигде прочитать не могли: «Я ее, дуру, лопатой / Нежно огрел по спине. / «Тише ты, черт полосатый», — / Люська ответила мне». Многие из нас хотели заниматься литературным трудом. Я понимал, что великого писателя из меня не получится, но хорошим журналистом я мог стать, а потому и отправился с приятелем поступать в МГУ на факультет журналистики.

— Любовь к поэзии сохранилась на всю жизнь?

— Конечно.

— И что же помешало поступить в МГУ?

— Это было в июне. Решили поступать в МГУ с приятелем. Я принес на творческий конкурс свои стихи, а также прозу. Это был роман, который я написал к тому времени. Однако аттестата еще не было, только справку нам выдали в школе. Из-за этого документы в МГУ не принимали. В общем, надо было ждать недели две. А там рядом в то время располагалась приемная комиссия физтеха. Оттуда к нам подходит второкурсник, говорит, что в их институте экзамены начинаются сейчас. Если не сдадим, то есть возможность поступать на журналистику через месяц, мол, ничем мы не рискуем. Он сильно нахваливал свой институт, да и нарисовал весьма мрачную перспективу, если мы поступим в МГУ: больших писателей из нас не получится, а будем работать в какой-нибудь захудалой газетенке в провинции. В физтехе же приобщают к большой науке, к настоящей профессии, которая сейчас везде необходима. Физиков окружал ореол романтики, популярности.

— Ведь только что атомную бомбу сделали!

— Физики и физика были в почете, а потому на уговоры мы поддались. Экзамены сдали легко, и уже 10 июля были зачислены на первый курс. Отец поддержал мой выбор, мол, физика — это модно. Так совершенно случайно я оказался в физтехе.

— А стихи?

— Продолжал писать, но теперь уже «хулиганские», которые публично читать не могу — ортодоксы могут осудить. У меня огромное количество стихов — в общем, рифмовать я могу, но это вовсе не значит, что это поэзия. Своим друзьям, близким людям я их читать могу, но не для всех. Как говорит моя жена Ирина: «Графоманство — это великий грех, не предавайся ему!» Я следую ее совету.

Из официальной справки: «В Институте радиотехники и электронике РАН работает около двух тысяч человек. В его составе Специальное конструкторское бюро, филиалы в Саратове и Ульяновске, два инженерных центра: биомедицинской радиоэлектроники и автоматизации научных исследований. Основная задача Института — фундаментальные исследования в области радиофизики, радиотехники, физической и квантовой электроники».

— Что больше всего запомнилось в годы учебы?

— Со мной происходило нечто странное. Рост у меня был маленький. Еще в десятом классе я старался как-то это компенсировать. Это характерная черта для маленьких людей — Ленина, Сталина, Наполеона, Путина. Наверное, из-за этого я старался быть круглым отличником, занимался спортом — бегом, плаванием и так далее. Однако после поступления на физтех я вдруг начал расти. В конце первого семестра во мне было уже 178 см!.. Это, конечно, сказалось на характере. Я получил первый разряд по плаванию, второй — по штанге и второй — по боксу. Комплекс маленького человека ушел, и из физтехе я уже вышел другим человеком.

— Научная работа началась ведь еще в студенчестве?

— Конечно. После первого курса там уже куда-то распределяли. Я попал в Институт радиолокации и локации, и там у своего шефа и учителя С. Г. Калашникова я сделал свое первое исследование — разработал метод определения удельного сопротивления полупроводниковых структур.

— Думаю, не следует углубляться в данном направлении, так как, ожидая академика Гуляева, я перелистал 12 томов, где собраны его научные труды. Признаюсь честно: ничего не понял! Убежден, в таком же положении окажутся и читатели…

— Мой учитель послал меня к В. Л. Бонч-Бруевичу. Он работал в МГУ, был бесспорным авторитетом в науке. Он предложил мне стать физиком-теоретиком, но сначала дал решить три задачки. Я справился с ними легко. Тогда он сказал, что я должен сдать минимум академику Ландау.

— Насколько я знаю, сделать это практически невозможно! Лев Давидович был своеобразным «барьером» в теоретическую физику, преодолеть который могли только немногие.

— Но если ты сдавал «минимум Ландау», то к тебе относились уже с уважением.

— И как же это происходило?. Если можно, расскажите подробнее, так как «минимум Ландау» — это одна из легенд в физике.

— «Минимум Ландау» — это девять экзаменов. Позвонил Ландау, назвал свою фамилию и сказал, что хочу ему сдать первый экзамен. Он сказал, что моя фамилия его совершенно не интересует, так как он ее не запомнит, но я могу приехать к нему домой в такой-то день. Я приехал. Открывает дверь Кора, усадила меня в холле. Ландау зашел, дал задачки и ушел. Я выполнил задание. Он посмотрел, а потом вдруг спрашивает: «Кем был Паниковской до революции?» — «Слепым, Лев Давидович!» — отвечаю. Было известно, что Ландау экзаменует и по «Двенадцати стульям». Он улыбнулся, потом говорит: «Назовите свою фамилию.» Записал ее, и второй экзамен направил сдавать Лифшицу. Я сдал шесть экзаменов из «минимума Ландау», и мне Бонч-Бруевич сказал, что этого вполне достаточно, чтобы быть теоретиком в области физики твердого тела. В 1958 году я окончил физтех. Ну а первая настоящая научная работа была опубликована в 1959 году.

— А сколько сейчас?

— Всего? Иногда даже стыдно говорить — более пятисот. Свыше сотни, где один автор.

— А те, которыми по-настоящему гордитесь?

— Пять.

— Это те, которые Гуляев сделал «впервые в мире», так?

— Первая работа, которой я очень горжусь, сделана в 1964 году — «Гуляев — Пустовойт». Впервые предсказано, что взаимодействие акустических поверхностных волн и электронов приведет к созданию новых приборов. Это область теперь называется «акустоэлектроника», и ее цена сегодня 10 миллиардов долларов. В каждом телевизоре стоит один фильтр, которые определяет качество цвета, звука, изображения. В каждом автомобильном приемнике три изделия, в каждом сотовом телефоне — семь. Конечно, сейчас во всем мире работают большие группы исследователей, но та первая наша работа распахнула двери в это направление. Второе исследование, которым я горжусь, это — «волны Гуляева — Блюкштейна». Мы работали параллельно с американским ученым. Это абсолютно новый тип поверхностных волн, на основе которых строятся новые поколения приборов.